Таточка
"Блюди форму-
содержание притянется."
(Бертольд Брехт "Добрый человек из Сезуана")
Зеркала не лгут. Разве только в комнате смеха? Так то для ребячьего веселья.
Зеркала жалеют. Но лишь в вечернем сумраке и исключительно бывших красавиц. В обычных обстоятельствах зеркала правдивы.
Призывная вывеска кафе навела Таточку на мысль.
Дамская комната пугала яркой белизной и металлическим блеском. Огромное трюмо бесстрастно отразило немолодую сутулую женщину в уродливых черных очках - ничего приличнее в киоске не нашлось. Серое лицо, нависшее над высоким воротом свитера. Страшную фиолетово-багровую опухоль, медленно и неизбежно сползавшую из под очков к распухшему носу.
Всхлипнув в последний раз, она сняла очки, наклонилась над раковиной и начала осторожно остуживать щеки мокрыми ладонями. Шум воды гасил сторонние звуки. Потому, подняв глаза, Таточка вздрогнула: в зеркале плавало уже два отражения. Причем второе - вполне симпатичное и смутно знакомое.
- Ну да. Как нарочно. Именно в этот неподходящий момент, - обе женщины, узнав друг друга, замерли.
Мгновенно оценив пикантность ситуации, Маруся молча развернулась. Каблучки тактично процокали к выходу. Дверь захлопнулась. Таточка, благодарно вздохнув, раскрыла косметичку.
Минут через двадцать упорного труда в загадочной зеркальной глубине возникла худенькая, миловидная женщина средних лет. Узкое смуглое лицо в темном шлёмике густых волос. Над пушистым воротником свитера - высокая стройная шея. Вот только уголки губ печально опущены да глаза скрыты странными для декабря солнечными очками.
***
В детстве разница в семь лет кажется огромной , в юности — значительной, в зрелости — почти незаметной. Лет с пяти Маруся обожала старшую соседскую девочку.
И не только она, ведь такие премилые создания, как Таточка, встречаются, пожалуй, одна на тысячу. Всегда исключительно скромна, старательна, приветлива и абсолютно всем довольна. Подобный ангельский характер можно получить лишь от Всевышнего. А если плюсом еще целенаправленное родительское воспитание! Потому что папа с мамой всегда внушали дочке:
- Нужно просто любить людей и быть очень доброй. Тогда в ответ получишь любовь и добро.
Девочка была послушной, да, и прогнозы старших с точностью сбывались.
Родители с удовольствием слушали дифирамбы в адрес единственного чада от родственников, учителей обычной и музыкальной школы, соседей и с годами к хору похвал очень даже привыкли. В обстановке всеобщей любви Таточка закончила школу, поступила в университет, а после третьего курса победила в модном тогда конкурсе бардовской песни.
В тот день она казалась Марусе диковиной бабочкой, чудом залетевшей на летнюю эстраду городского парка. Тоненькая. Легкая. Яркий сарафан на узких бретелях. Открытые покатые плечи и нежные руки. Над пестро-оранжевым шёлком - высокая шея. Узкое смугловатое лицо в пушистом шлёмике темных волос. Синие глаза, полные радости и счастья. И поднимающийся в высь нежный голосок:
- Виноградную косточку в теплую землю зарою
И лозу поцелую и спелые гроздья сорву,
И друзей созову, на любовь свое сердце настрою.
А иначе зачем на земле этой вечной живу.
Она всё время улыбалась стоящему рядом гитаристу Вадику, и уже осенью Маруся с завистью смотрела, как он вёл Таточку к свадебной машине. Проказник - ветерок обнимал белоснежно-нежную невесту и, балуясь, все время набрасывал краешек фаты на плечо жениха
Как же давно это было...
***
В приятном полумраке кафе загадочно мерцала украшенная елка. Негромкая музыка медленно кружилась по залу, окутывая столики туманной печалью. Колебалось пламя свечей.
Знакомая мелодия напомнила Таточке первого мужа. Всё у них вышло как-то само собой. В ощущении полного созвучия и непроходящей радости.
Вадик учился в музыкальном училище и играл в молодежном ансамбле. Таточка, всегда милая и улыбчивая, старалась всё успевать. Перешла на заочное, нянчила сыночка Олежку, денно и нощно заботилась о любимом супруге, свято соблюдая мамин наказ:
- Теперь, доча, главное в твоей жизни — Муж. Чтобы ему было хорошо, в спокойном доме всегда должно пахнуть котлетами, чистотой и крахмальным бельем.
Всё так и было. Сытый и спокойный Вадик на каждом концерте выходил на сцену в белоснежной накрахмаленной рубашке, а жена с сыном ждали его дома.
В тот злополучный вечер она уже готова была положить в стиральную машину рубашки, привезенные мужем с очередной халтурки, как вдруг заметила заглаженные на рукавах продольные складки. Откуда они? При глажке таких складок допускать нельзя — рукав должен мягко и кругло облегать мужскую руку. На резонный вопрос получила ответ о солистке Валечке, что погладила рубашку перед концертом.
Помолчав, снова спросила:
- Но почему рубашка помялась, если ехала в машине на специальной вешалке?
И вдруг любимый муж заорал:
- Да что ты привязалась ко мне со своей дурацкой рубахой! Не гладь её больше. И не крахмаль — у меня от твоего крахмала шею щиплет. Подозревает ещё! Курица безмозглая!
Непонятная озлобленность вызвала шок. Как он может быть таким грубым и неблагодарным? Ведь за любовь и заботу нужно платить такой же любовью и добром. Это же ясно и обязательно. Это незыблемый закон жизни.
Она попыталась донести до Вадика изумление случившейся несправедливостью. Но все её слова были восприняты, как банальные упреки сидящей с ребенком ревнивой дуры-жены. Он перестал её понимать или никогда не понимал?
Семейная жизнь пошла наперекосяк. Таточке стало очень трудно оставаться всегда милой и любящей. Защищаясь, она начала обличать. Обвинения по поводу равнодушия, задержек, внезапных отлучек, запаха чужих духов, телефонных шепотов в прихожей всё чаще лились на неповинного или все-таки повинного мужа.
Кончилось всё закономерно. Вадик просто не вернулся с недельной поездки по сельским клубам. Позвонил, что будет жить один, с Валечкой, с Галечкой, с чертом лысым — с кем угодно, только бы не слышать и не видеть жену и её малахольных родителей.
Гордая Таточка подала на развод. Она с Олежкой осталась в квартире, написав обязательство не требовать с мужа алименты. Он забрал машину. Вместе с мамой и папой они решили, что зять — негодяй и подлец. Не сомневались, что он обязательно раскается и вернется. Но Вадик не возвратился. Никогда. Их брак длился всего три года один месяц и четыре дня
Олежек пошел в ясли, а Таточка - на работу. Ей так хотелось вновь вернуться в беспечальную юность, стать прежней, и она выбрала школу, впервые не посоветовавшись с родителями. Потеряв Вадика, она почему-то начала от них отдаляться.
***
Музыка смолкла. Вернувшись в настоящее, она вздохнула:
- И далась тогда мне эта рубашка. Зачем?
Сейчас Вадик работает в хорошем оркестре. Женат. Двое детей. Олежке помог поступить в столичный университет.
Таточка поискала взглядом Марусю. Нашла. Отвернулась. Опять посмотрела. Наконец решилась и подошла:
- Это Вы, Машенька? Здравствуйте. Сколько же мы не виделись? Как Ваши дела?
- Да все хорошо, Наташа. Присаживайтесь, пожалуйста. Работаю юристом. Дочка — студентка. А как Вы?
Помедлив, Маруся добавила:
- У нас была встреча класса. Мы Вас вспоминали. И Митю. А он почему-то не пришел.
- Про «вспоминали», она, конечно, слукавила из-за вежливости, - усмехнулась Таточка, спрятавшись за толстой книжкой меню. Теперь за словами ей почти всегда чудился их скрытый неблаговидный смысл. Или придумывался?
В Марусин десятый она пришла, не сомневаясь, что справится. Но старшеклассники почему-то не приняли ни мягкости, ни доброжелательности, ни предложенного новой классной образа старшей подружки. Честно промучившись четверть,Таточка уволилась. Неблагодарные детки, кажется, и не заметили её ухода. Все. Кроме Мити.
Она невольно выговорила вслух:
-Митя — Митрий.
Маруся тут же подхватила:
-Дмитрий хитрый.
Поделили пополам Митину дразнилку, и над столиком снова повисла пауза.
Маруся Мите нравилась, но она согласилась только на дружбу. Зато дружба была крепкой и верной. Высокий, спортивный, победитель математических олимпиад Митя носил на уроки физкультуры её тяжелые лыжи. Учил плавать в летнем лагере. Объяснял трудные задачки по математике.
Она подсовывала ему всякие интересные книжки, проверяла ошибки в сочинениях и диктантах, подкармливала на переменках вкусными котлетками. На скучных уроках они сочиняли весёлые стихи. Один писал первую строчку, второй - следующую. Дразнилка про Митю — оттуда. Маруся тогда не просто так написала вторую строчку — была в друге какая-то, почти незаметная хитринка. И скрытность.
Она испугалась заметив, что творится с ним при виде Таточки. Глаза его вдруг круглеют и распахиваются на пол-лица светло-серыми чистыми окнами. Щеки покрываются красными пятнами. Губы начинают нервно подрагивать. Он застывает и напряженно молчит. Не зная, чем помочь, сказала, что знает Наталью Сергеевну давно, что та развелась, и у неё есть маленький сын.
Митя темнел и скрипел зубами, когда одноклассники беззлобно (как всем казалось) издевались над беззащитной Таточкой. Глупыми двусмысленными вопросами. Весёлым неподчинением. Идиотскими общими смешками.
Однажды не выдержал и, вскочив с места, он закричал страдальчески:
- Ну, хватит уже, уроды!
Сразу наступила мёртвая тишина, а Таточка выбежала в коридор. Потом она ушла совсем.
После выпускного Митя из Марусиной жизни внезапно пропал. Они встретились только раз. В новогодние праздники возле дома Таточкиных родителей. Все смущенно поздоровались, пряча глаза. А ехавший на руках у Мити Олежка радостно крикнул:
- Посмотли! Мой папа — самый лучший!
...Таточка даже представить себе не могла, что Митя станет её вторым мужем. Она и подумать об этом как-то не успела. Всё случилось будто помимо её воли. Конечно, заметила его неестественное ученическое внимание. Поэтому не очень удивилась, сталкиваясь с ним у своего подъезда. Просто попросила уйти.
Он ушел, чтобы вернуться через два месяца, в день своего восемнадцатилетия, и обрушить на Таточку лавину чистой и упорной мальчиковой любви.
Каждый день опускал в её почтовый ящик листочки со смешными рисунками и веселыми стихами. Вешал на ручку двери пакеты с разноцветными рыночными фруктами, звонил и убегал. Шел следом, когда она с Олежкой возвращалась из садика. И всё время молчал. Даже не пытался начать разговор.
В новогодний вечер Митя вошел к Таточке в костюме Деда Мороза, чтобы поздравить Олежку. И она разрешила остаться. От него пахло солнечным теплом и летом. Его нежность была стыдливой и бережной.
Узнав о Таточкином романе с мальчиком, да ещё с бывшим учеником, папа заболел. Маме долго было неловко выходить на улицу. Но ей снова казалось, что всё идет прекрасно.
Митя учился и работал. Она, всегда милая и улыбчивая, старалась всё успевать. Должность ассистентки на университетской кафедре особо не напрягала, позволяя денно и нощно заботиться о любимом супруге и сыночке. Только рубашки мужу Таточка больше не крахмалила. Никогда.
Перемены начались лет через пять. Они всё реже стали выходить вместе. В гости. В кино или театр. Муж был очень занят научной работой, преподаванием в университете. Таточка стала ловить на себе его критически оценивающие взгляды. Он впервые забыл поздравить её с годовщиной свадьбы.
Она не обвиняла Митю в равнодушии, задержках, внезапных отлучках. Не подавала виду, что чувствует запах чужих духов от его одежды и слышит телефонные шепоты в прихожей. Всё взвесив, постаралась остаться милой и любящей. И на седьмом году брака родила дочку.
Но ещё через несколько лет объяснение всё-таки состоялось - "добрые коллеги" доложили, что у мужа молодая любовница - первокурсница Светочка, и даже показали длинноногую юную красотку.
Вечером на резонный вопрос Таточка получила ответ о зависти и злобе университетских сплетников.
Помолчав, не выдержала и снова спросила:
- Но почему тогда сегодня, возвращаясь домой, я видела Светочку в твоей машине в нашем дворе? А когда мы встретились на лестнице, ты сказал, что спешишь на заседание кафедры?
И вдруг всегда сдержанный муж заорал:
- Да что ты привязалась ко мне со своей Светочкой? Не смей мне больше говорить про это! Подозревает ещё! Курица безмозглая!
Озлобленность была обидной. Хотя, пожалуй, понятной. Митя прекрасно мог быть грубым и неблагодарным. Вернее, уже давно был. Ведь за любовь и заботу совсем необязательно платить такой же любовью и добром. Это предельно ясно. Это незыблемый закон жизни. И Таточка вовсе не изумилась несправедливостью происходящего, ей просто больше не захотелось оставаться милой и любящей. Она собрала свои и дочкины вещи, пока Митя был на работе, и вызвала такси. По дороге к родителям решила забрать из школы дочку.
Но Митя пришел чуть раньше. Молча вытащил из машины чемодан и сумку, втолкнул жену в квартиру. А когда она попыталась не подчиниться, несколько раз по-хозяйски ударил её своими железными кулаками. Она упала. Поднял. Посадил на стул в прихожей, повелительно поднес к избитому лицу указательный палец и, медленно выговаривая слова, заорал:
- Ты будешь жить здесь. Понятно? Я спрашиваю, понятно?
Таточка с ужасом кивнула.
Его голос продолжал ударять в уши:
- Я сегодня тебя из университета уволил. Нечего за мной следить. Работать с понедельника будешь в детской библиотеке. Там ждут. Понятно?
Она снова кивнула.
- И чтоб дочь ничего не знала. Дочь я тебе не отдам. Скажешь, что грохнулась где-нибудь на улице. Или пусть на тебя маньяк нападет. Хотя кому ты нужна!
Снова ударил словами:
- Знаешь, моя Светулька кличет тебя старой вешалкой.
Задыхаясь от ненависти, зашипел:
- Как же ты опротивела мне со своими малахольными предками.
Таточка уже почти потеряла сознание от страха и боли. Выручила соседка. Позвонила в дверь узнать, что у них за шум. Не ворвался ли кто в квартиру, пока хозяйка дома одна? Время-то страшное.
Таточка проскользнула в открытую мужем дверь и, чуть не сбив с ног пораженную соседку, бросилась в лифт.
Сперва она хотела рассказать обо всём Марусе. Но вовремя опомнилась, и, тряхнув головой, спокойно ответила:
- Да хорошо всё у нас с Митей. Он уже докторскую защитил. Дочка школу заканчивает. Только я вот... Смущенно улыбаясь, поднесла руку к лицу:
- Ехала сейчас в троллейбусе, на задней площадке. Вдруг как тряхнёт. Я и ударилась переносицей о поручень.
Маруся посмотрела на неё внимательно и негромко согласилась:
- Бывает.
Таточке стало стыдно - ещё не очень привыкла лгать. Она заторопилась и начала прощаться.
Уже уходя, наклонилась и почти прошептала горько:
- Знаете, Машенька. Не бывает счастья на всю жизнь. Лишь на время. Но мне повезло: лет до двадцати трех я была абсолютно счастливым человеком, хотя не подозревала об этом. Это очень долго... А потом. Да что потом!
Улыбнулась устало:
- У Мити теперь любимый афоризм: "Блюди форму — содержание притянется." Стараюсь жить по нему. Правда, не очень получается. Прощайте, милая. Счастья Вам! Я обязательно передам Мите привет.
В городе медленно шел снег. Таточка шла по светящейся новогодней рекламой площади. На секунду приостановилась и подняла воротник — берегла качественный макияж.
Это очередная история из сборника "Маруся"
фото из интернета
© Copyright:
Людмила Лунина, 2014
Свидетельство о публикации №214010700535