Итак, наш роман развивался по всем законам жанра. Восхищение Джея вкупе с его замком и карьерой завораживали меня, а близость мечты подпитывала надежду на добрые перемены и внушала уважение к собственной, очень проблемной до этого, практичности. Как и все влюбленные мы иногда ссорились. Например, мое лучшее фото - черно-белое, строгое, где я загадочна и романтична словно героиня латиноамериканского подполья – Джей расценил как издевательство. С его точки зрения черно-белое – это 19 век и соответствует парикам и кринолинам. Представьте себе, что я бы пришла на свидание в таком наряде! Но наша любовь преодолела эту разность культур. Точнее сказать, я ей просто не придала значения, как и его скромной но настойчивой просьбе прислать свое изображение в купальнике.
Первый звонок Джея поверг меня в ужас. Мой преподаватель английского говорил не раз: чему учишься, то и умеешь. Так вот, я уже умела худо-бедно излагать свои соображения на бумаге, но к разговорному инглишу это не имело ни малейшего отношения. Я не понимала ни слова, а стрессовое состояние делало меня и вовсе полной дурой. Единственно, что я сумела заметить в этот первый раз – очень приятный мягкий голос с четкой лекторской артикуляцией. И огромное терпение, с которым он отнесся к моим лингвистическим пробелам. Мало-помалу я успокоилась настолько, что с десятого примерно звонка сумела понять его намерения: Джей планировал навестить меня в Днепропетровске! На радостях я сообщила ему, что в нашем центральном банке появился настоящий банкомат. Джей моей радости не разделил – он сказал что банкоматы водятся даже в джунглях, а уж тем более в городе с полуторамиллионным населением. Он вообще был педантом и каждый аспект своей жизни прорабатывал до нюансов. О Днепропетровске он знал уже довольно много – но не все. Например, для него так и осталось загадкой, почему называют роскошной мою квартиру окнами на центральный проспект. Пыльно, шумно – нет, в его стране так не живут даже безработные! Кстати, и этот знаменитый банкомат так и не сумел выдать денег ни по одной из множества джеевых кредиток – наши гривни ему вручали сотрудники банка, проявляя при этом огромное уважение, чтоб не сказать подобострастие.
А еще как бывшего израильтянина Джея возмущало до глубины души наше отношение к воде.
По этому поводу я даже написала вот такой рассказик, переименовав Джея в Цвику
Особенности национальной помывки
Иностранец был израильтянином, звали его Цвика и Днепропетровск ему, в общем. нравился. Хотя многое оставалось непонятным - например, почему называют хорошей квартиру, окнами на центральный проспект? Шумно, пыльно - нет, на его родине так не живут даже безработные.
Но самое странное это, конечно, вода. У себя в Израиле Цвика считался далеко не бедным, однако воду ему всегда приходилось беречь. А в этой нищей, разоренной катаклизмами стране, жители принимали ванну каждый день - будто миллионеры. Мало того, они включали кран и забывали о нем, увлекшись беседой. Вода, драгоценная вода утекала целыми реками никому не нужная. Безумие, мотовство, расточительство! Цвика не мог этого вынести. Он вскакивал со стула с криком "Ноу, ноу!" и бросался к раковине, чтобы остановить безобразие. Хозяева успокаивали его и объясняли на своем ломаном английском, что вода здесь бесплатна и можно поэтому расслабиться.
Но Цвика не хотел расслабляться. Пусть она бесплатна для вас, убеждал он хозяев, но государству стоит больших трудов добыть воду, очистить ее, подвести к дому. Вы разоряете свою страну и потому живете в бедности. Если каждый гражданин станет думать о национальном благе, то жизнь очень скоро наладится. Он это точно знает - в Израиле все именно так и происходило!
В ответ хозяева улыбались и снисходительно похлопывали его по плечу: "Take it eazy, dear, don't worry!"
Ладно, подумал Цвика, других не изменишь, но то, что зависит от него, будет сделано наилучшим образом. И он мылся по-солдатски споро, а помывшись, тут же крепко завертывал кран - как и следовало рачительному налогоплательщику.
Через три дня случилось несчастье. Старая колонка не вынесла перегрева - она зашипела, стала плеваться черным кипятком и умерла. Вызыванный наутро газовщик установил, что это Цвикина работа. Он сказал, что колонку придется увозить на завод, и стоить это будет... ну, в общем, много.
Когда хозяева узнали, в какую копеечку влетит им гражданская позиция гостя, их лица помрачнели, а гостеприимство дало трещину. Они высказали все, что наболело, причем не обременяя себя английским. Но Цвика, как ни странно, понял все - и русский литературный, и русский слэнг, и особенности национальноый экономики тоже. Консенсус, таким образом, был достигнут.
Правда, мыться им теперь приходилось из кастрюльки.
.