1
Стукнуло в окно - дважды, глухо. Конечно, это ветка калины. Облюбовала себе место для жизни около самого дома. Но Фрося все же вздрогнула, испуганно обернулась, вглядываясь в скрывающие ночь занавески. Замерли и руки ее, сжимающие тряпичный сверток с несколькими бледными свечками.
Ветрено сегодня. Подумала так, глубоко вздохнула, чувствуя, как страх потихоньку уходит из трепетного тела. Маленькие ручки продолжили перекладывать вещи со скамейки в мешок, изредка отвлекаясь, чтобы поправить края платка, обрамляющие нежные девичьи щеки, да русую косу, спадающую вниз, отбросить на спину.
Присела на дорожку. Страшно-то как… В тишине гулко забилось сердечко , приподнимая льняное платье на груди. Прижала сюда Фрося ладошку, мысли впустила, да такие, что заныло , загрустило под рукой.
Как солнца луч он был для нее. Вот и сейчас перед глазами стоит картина, как идет он по дороге. Ни у кого в деревне не было такой походки. Широко ступал, но размеренно. Как будто никуда никогда не спешил. Оторвет у обочины травинку, да обнимает ее губами – жар в щеках почувствовала сейчас Фрося, прогнала стыдные воспоминания.
Как во сне жила тогда. Отворачивалась, замирала, видя вдалеке его фигуру. Подойдет он, оперевшись о калитку, выбросит травинку и ласковости говорит, не сводит глаз. И руки не слушаются, дрожат , непослушные, роняют стручки не вылущенного гороха, жаром наполняется лицо, стучит, выпрыгивает из груди сердечко.« Ой, Петро,»- говорила смущенно. « Что же не обернешься, Фросенька, взглядом ласковым не одаришь?»- слышалось позади, и еще сильнее стучало сердечко.
Все, пора. Почти полночь. Подскочила Фрося, набросила тулуп, замотала быстро платок шерстяной на голове, и бросилась к двери с мешком. Шагнула в зимнюю ночь, да тихонько затвор за собой опустила, чтоб не разбудить матушку. Чувствительно та спит в последнее время, часто и ночью бродит по хате. Устала матушка, извелась от горькой доли. Вырастила ее одна, так и не знает Фрося, где же на самом деле отец ее. Ласковы мамины руки, да сдержан и серьезен говор. Остановила веретено, сказала, как отрезала: « Погиб он. Помни добром.» Вот и отчима похоронили минувшей зимой, хозяйство легло снова на тонкие женские плечи. А здесь еще она, Фрося, такое натворила…
Горечью застучало сердечко под тулупом. Сделала глубокий вдох Фрося, обжигаясь морозным воздухом, да заскрипела по сереющей в ночи тропе. Вот впереди увеличивается густая тень бани, вырисовываются углы крыши, швы бревен, совсем близко покосившаяся дверь. Здесь и остановилась Фрося, перевела дыхание, перенесла мешок в другую руку, вгляделась в темноту.
Там вот она тогда жала жито. Падали колоски в руку, подкошенные серпом, шумело спелое поле , прохладой звала тень орешника. Когда подняла голову, обомлела. Петро шел, широко шагая, прямо к ней, сжимая губами колосок. Отвернулась, взгляд попыталась спрятать в сереющих вдали хатах. Да только не видели ничего глаза, блестели ярко, и только спина , плечи ощущали, что стоит он позади, взглядом обнимает. « Фросенька, что же ты даже не взглянешь.» Уши внимали ,и замирало все внутри от счастья.
И видеть с тех пор эту улыбку ей было просто жизненно важно каждый день. Минута без этих глаз казалась теперь пустой и невыносимой. Заходили в дом сваты, да только убегала тут же Фрося в поле, в объятия крепкие попадала, слушая слова сладкие о жизни их после свадьбы на краю деревни, чувствуя сводящие с ума поцелуи, которые становились все горячее с каждым разом, все смелее.
Вскорости весть принесла в дом соседка, что уехал Петро , да причина на это есть темноволосая, городская. Сказала так старуха, да по улице припустила на больных ногах, оставляя за собой скрип калиток, лай собак и громкий говор в соседних дворах. Матушка запричитала, сминая в руках передник...
Фрося сжала крепче мешок в руках, дернула дверь . Теплом окутал предбанник ,сегодня днем топили, и дух горячий ароматный еще не выветрился, блуждал здесь, потихоньку просачиваясь в мельчайшие щели.
Сбросили руки дрожащие тулуп , платок теплый и, схватив мешок, открыли дверь в парилку. Здесь даже жарко, сильно пахнет дубовым веником, на полу лежат потрепанные куски листьев, стоит железная кружка, кадка с остатками воды. Убрала это все Фрося в сторону, из мешка достала зеркало большое в узорчатой оправе… еще одно, но поменьше, свечи, подсвечники. Задрожали руки, но все равно бережно поставили зеркала напротив друг друга, свечи по сторонам.
Встала Фрося, провела ослабевшей рукой по влажному лбу, чуть помедлив, сняла платье, рубашку сбросила. Обнаженная, косу на грудь перенесла, медленно освободила свитые пряди, села подле зеркал, поспешила зажечь свечи. Пока не передумала, чувствуя, как внутри снова все обволакивает страх.
Вспыхнул воск, потрескивая. Поволновались огоньки недолго, да успокоились, по бревенчатым стенам распласталось от них желтое пятно. Здесь замерла тень Фроси. Вглядываясь в большое зеркало, теперь девушка задышала спокойно, твердо молвила: « Суженый- ряженый, покажись в зеркале.»
Тишина окутала, проникла в сердце - кажется, оно забилось еще медленнее, в мысли- они почти остановились, в глаза- не хотелось моргать. Но страха уже не было. Даже когда дымчатая пелена белесыми языками обняла оправу, сгущаясь, поползла по зеркалу, проникла внутрь его и заструилась по бесконечному коридору, в котором блуждал взгляд Фроси, даже тогда не вздрогнула девушка. Постепенно дымка превратилась в отдельные клубы облаков, проносящихся все быстрее, быстрее в глубине отражения. От этого движения почувствовала легкий ветерок Фрося на лице. Но страха снова не было. И стал рассеиваться туман , обнажая новое видение. Сначала не ясное, но вот постепенно оно приобретает яркость, начинает двигаться. В расширенных зрачках Фроси теперь увеличивается чье-то отражение… мужское лицо. Нависающие космы над глубокими морщинами, покрывающими лоб, маленькие глаза и тонкие потрескавшиеся губы, шрам от пореза на впалой щеке. Обожгла мысль : « Дядька Евхим!» Услышала тотчас Фрося дыхание прерывистое у плеча, вскрикнула, успев тихо прошептать: «Чур меня.» , потеряла сознание.
2
Целый день ветками калина негромко царапает по стеклу. Выросла, раздалась она, еще ближе к дому подобралась, заглядывает в окно который год то гроздью красных ягод, то инея белоснежного хлопьями, то листочками молодыми, нежно- зелеными.
Ветрено сегодня. Подумала так Ефросинья, убрала прядь седую , упавшую на лицо, под платок, по привычке, как и в юности, косу легким движением забросила на спину. Руки, привычные к работе, продолжили перекладывать грибы из корзины на скамью. А в голове блуждают мысли – грустные, тяжелые , и захотелось ладонь положить на сердце…
Нужно к матушке на могилу сходить, давно не была. Там, верно, уже заросло все. И сегодня сходила бы, да темнеет рано. Евхим одну не отпустит. Банда, говорят, завелась в лесу. А завтра вместе с ним … Ты уж потерпи, матушка…
Скрипнула дверь, переступил порог кирзовый сапог, рука в рукавице щелкнула затвором, прохладу осеннюю отсекая, шапку сбросила , темную шевелюру освобождая.
- Евхим...- тихо сказала Ефросинья.
- Что, Фрося? – ласково услышала в ответ, чувствуя, как нежно обнимает этот взгляд.
- Хочу завтра к матушке сходить.
- Конечно, сходим вместе, Фросечка моя.
Не позволяла раньше себя так называть. А сейчас… Да, уж давно… Стало все равно. Петро встретила именно тогда, случайно. Когда равнодушием запорошило поле страдальное. Говорили, говорили снова сладко губы его, перекатывая травинку, потом уронили ее, снова говорили… А Фрося смотрела, смотрела прямо , не отворачиваясь, и думала… как тяжело ему, наверное, зимой. Нет ни травы, ни колосьев. Так и ушла тогда, задумавшись, даже не попрощалась.
Война началась скоро. Опустела деревня, проводила защитников. Дрожала молчаливо, объятая тревогой, страхом, пламенем. Гремели взрывы за лесом, говорили, что совсем близко враги. Лютуют. Забирают молодых на работы. Одна слабая надежда- если женат. Вышла тогда Фрося во двор , вдохнула тревожного воздуха, увидела соседа за изгородью. Дядька Евхим. Лошадь запрягал, мозолистыми руками поправлял хомут, что-то там шептал тонкими губами, напрягая лоб в глубоких морщинах. Плохо помнит Фрося, как уговаривала ее матушка. Плохо помнит, как в скромную свадьбу плакала она у бани, вытирая опухшие глаза льняной фатой…
- Что с тобой, Евхим?- вскрикнула Ефросинья, выронила грибы, бросилась к нему, прислонившемуся к косяку.
- Ничего, ничего… все хорошо,- тихо сказал, улыбнуться попытался ослабевшими губами, сжал рубашку на груди слева.
Ладошкой трепетной накрыла Фрося жилистую мужскую руку, зрачки расширенные приковала к взгляду его туманному, желая запечатлить только одно: что смотрит он на нее, что жив, что лучше ему.
- Хорошо, все хорошо, Фросенька моя…
- Сейчас… я позову кого-нибудь,- вскочила, дернула дверь, видя, что падает он, не держат ноги, снова бросилась назад.
И даже здесь, лежа на полу, туманом объятый, он все же попытался улыбнуться. Чтобы улыбнулась в ответ Фрося, чтобы не были ее глаза так испуганны и полны слез. Когда закрыл он глаза, она еще долго своей трепетной рукой водила по этим темным прядям, прикасалась к родным губам, гладила шрам на щеке.
3
- Да, нормальный еще дом, что там торговаться,- парень поправил русые локоны прически маллет, убрал выехавшие из папки листы бумаги, поднял глаза на молодоженов. Те переглянулись, снова взглянули на стоящую рядом хату.
-Смотрите, - бросился парень к самой стене, рукой по черным выпуклостям бревен провел. – Вот, пропитано все смолой. Крепкий дом, ухоженный. Золотые руки были у отца.
Молодая пара снова переглянулась, но сомнений в глазах их становилось все меньше. Парень это с удовольствием заметил, затараторил с улыбкой, какую славную дачу здесь можно устроить, как много грибов вокруг и как тихо здесь - в деревне не так много дворов осталось.
Вошли в дом, парень положил на скамью папку, энергично начал показывать предметы мебели, утвари, запорошенные пылью.
Молодая пара остановилась у окна.
- Что это за дерево?- спросил молодой муж, указывая на стекло.
- А, да это калина, - ответил парень, прервавшись от рассказа о славной печи.
- Надо будет ее вырубить, заслоняет свет ветками,- нахмурился молодой муж с видом хозяина.
- Конечно, конечно, обязательно,- засиял парень, понимая, что это явное согласие на покупку.
Легкий ветерок налетел, зашептал в листве. Ветка калины заволновалась, чуть слышно зашуршала по стеклу.