Как ваше имя?
Смотрит он
И отвечает: Агафон.
А.С. Пушкин. Евгений Онегин
Было туманно и беспокойно. Неясность будущей жизни не давала счастливо валяться в привратницкой. Томило и крутило, как перед наступающей весной. Это удивляло, лист отпадал и был сыр и осклизл, как в октябре, а хрустящ так и не сделался, чтоб покрыться снегом, а там и исчезнуть навовсе. Нарушился ход времён, оттого и томление духа случилось с Каштаном.
Постыдная история... до сих пор краснеет от негодования и начинает ворчать, когда хозяйка иногда трепля его за ухо начинает припевать - Каштаночка моя! - приняли в детстве за девчонку! Был рыж, кудряв и выдан за мальтийскую болонку уникального окраса. Альбиноса vice versa, или наоборот.
Всё построено на неожиданных контрастах и когда он стал стремительно расти, вылупляясь из всех атласных домиков, попонок, пелеринок и во время прогулок присаживаться у столбиков не по-девичьи, тогда-то, наконец, семейство и ужаснулось. Но вовсе не от количества потребляемых кормов. Да и не семейство, а Хозяин. Страшный деспот, между нами, совершенно не мог потерпеть соперника в собственном доме.
Одолевал Каштана мелкими придирками о грязных лапах, громком чесании, чавканье, отказал бедному животному от общего стола, лишив права участвовать в интеллектуальных беседах и пользоваться столовыми приборами. Теперь есть ему приходилось без салфетки, прямо из супницы, где половник, сообщник Хозяина, норовил впиться своей ручкой в глаз.
Спать приказали на жёстком щетинистом коврике, ближе к входной двери, а видения о тёплых хозяйкиных коленях, куда можно было преклонить свою кудлатую голову и вздыхать от полноты чувств, приходили только во снах. Тогда он просыпался и начинал бегать по квартире, стуча изрядными лапами по паркету, сметая хвостом всё, попавшееся ненароком на своём пути. И даже выл.
Долго так продолжаться не могло, все стали нервны, по ночам жгли свет и нарушали заведённый порядок, устраивая преждевременный день со злыми тенями, бороздившими лицо вздыбленного Хозяина и зажатым в кулаке жгучим поводком, начинающим свой полёт с разбойным посвистом...
Ехал потрясённый несправедливостью бытия и незнанием, куда везут, запихнувши вместе с ковриком в твердь ковчега. Мрачнее места нет, ибо был изгнан из привычного рая, попав в поток летящих навстречу громад, кривляющихся столбов, мельтешащих огней, внезапных остановок, гудков и обезумевший неоновый серп месяца, пляшущий то справа, то слева, заставлял взвизгивать от ужаса.
Пусть бы всё кончилось скорее, хоть как!
- Ну, ну, ну... милый Каштанчик! Не плачь, не волнуйся, скоро уже приедем... будет у тебя свой домик, где никто не будет тебе мешать, да добрый товарищ, с кем сможешь поговорить всегда, будешь ходить на прогулки по просторам, а не по асфальтам, узнаешь запахи зверей и научишься разбираться в стрекотаньях птиц, мышиных шорохах, петушьих криках, а вечером сядем с тобой у камина и я расскажу тебе всякие истории, а тебе останется только слушать и вздыхать, всё понимать и прощать всякие глупости, которые часто срываются с языка легкомысленных, оттого и курносых, особ...
такая чепуха утешала и завораживала своей абсурдностью, и верно... нелепо разговаривать с собаками, но ровное течение голоса усыпляло тревоги и превращало увязшие дождями глинистые мысли в совершенные кристаллы долгожданного снежного покрова...
Встретил Страж, не о трёх главах, а о трёх ногах. Кудлат, с костылём и с виду камуфляжно-неприветлив от тягот прошлых жизней Воина. Претерпев немало, нашёл кров и стал позабывать кровь горячей точки, больше не ворочалась она в сердце жгучестью тромба. Нового товарища встретил по-отечески строго, поняв животной своей сущностью, как с ним надобно поступать, чтоб вырос из него настоящий пёс, а не плюшевый карнавальный костюм, который натянет на себя любой подлец и не поморщится.
Так и полилось время, ровно, перетекая журчащими клепсидрами из дня в ночь, из весны в лето, то пламенея языками усмирённого печного огня, то тревожа восходящей из туманного горизонта прохладностью луны.
В Дом приезжали много, часто Хозяйка. Это было восхитительно. Страж отпускался на свободу по своим трёхногим инвалидским делам и дни проходили в разных затеях, разукрашенных лакомыми кусочками. Можно было совершать дальние вылазки и открывать неожиданные запахи и вкусы сладости диких ягод и кислоту муравейников, случалась отведать и горечь осиного жала... То было летом, а зимой всё замирало и вольно гуляли метели с ветрами под надзором выпуклых звёзд, карауливших день, который становился от этого надзора совсем робок и едва появившись, сразу же поспешал спрятаться...
Всё было бы неплохо. Каштан возмужал, стал тонок в талии, но крепок в груди, лапы окрепли, юношеская нежная курчавость утеряла искру позолоты и завилась гордым платиновым завитком, хвост вёл себя достойно, а язык вываливался от прилива чувств всё реже, больше был держан за зубами.
Чувства, впрочем, были. А без них жизнь была бы пресноватой, да и кто сказал, что лишь двуногие должны обладать ими? по весне трёхногий Страж завёл себе подругу по-соседству, туда они и захаживали иногда. И нашлась там симпатичная особа дворянских кровей, хвост колечком, резвая Чернушка. Отношения завязались не на шутку, дошло до свадьбы. Но непостоянство и капризы молодой жены, державшей открытый дом и принимавшей господ кобелей всевозможных, не всегда порядочных репутаций, отвратило Каштана от прелестей этой ветреницы. Хоть пошли и детки, но столь пестры и беспокойны, что разбежались сами по себе, рассыпавшись по соседским дворам, как горох, пойди найди...
Приближались зимние праздники. Они бывали отмечены всегда подарками, ёлочными огнями, треском фейерверков, ватагами гостей, катанием на санях и прочими вкусными запахами и сахарными косточками. Каштану всегда дарили подарки. Это мог быть красивый ошейник, средство от блох, иной раз вкусный мячик, а то и самобегающая игрушка.
На этот раз, встречая прибывших, припрыгивая в нетерпении вокруг машины, Каштан насторожился, учуяв какое-то странное движение и увидев загадочное лицо Хозяйки. Уж очень было оно хитро. Что-то должно, что-то должно, что-то должно.... стучало сердце и вправду - повалил снег
- Вот, держи, милый, коробку! тащи аккуратно, отдай Стражу. Это триммер будет делать тебе красивую стрижку...
А в Большой Дом не пустила. Настроение было испорчено. Слоняясь вечером под окнами, холодея подстриженной головой, вдруг увидел в хорошо изученных тенях, лежащих на снегу, какой-то непривычный фрагмент.
Задрав голову увидел Хозяйку, манившую в дом...
Левретка, пепельноглазая, стройная, застенчивая, с тонкой нежной кожей, через которую просвечивали стыдливо бившиеся пульсы, сидела на кресле и нервно облизывала губы острым алым язычком. Она явственно волновалась.
Каштан застыл словно Лотова жена от такого чудного видения, слеза умиления, не сдержавшись, скатилась из левого ока. Насладившись по-гоголевски мощной драматургией немой сцены восхищения, Хозяйка засмеялась захлопала в ладоши и сказала -
- Вот, Каштанка! изволь любить и жаловать нового члена нашей семьи, будет тебе славным другом! Знакомься - Феликс!