1943г.
- Давай, шагай, немец! – солдат в потрепанной, застиранной гимнастёрке наставил автомат на молодого бойца вражеской армии.
- Не убивать меня! Найн! – молодой немецкий паренёк в серой, кое-где порванной форме с характерным фашистским знаком на плече, постоянно поворачивался и пытался остановиться, не обращая внимания на болезненные тычки дулом под рёбра.
- Шагай, тебе говорят! Сейчас я тебе покажу и «найн» и «майн»! Товарищ сержант, - солдат повысил голос, пытаясь перекричать грохот взрывающихся снарядов. – Я тут немца поймал! Шпионил, мелкий жук!
Очередной немецкий снаряд взорвался ближе, заглушая окончание предложения.
Из окопа высунулся мужчина в советской зелёной форме и нашивками сержанта на погонах.
- Веди сюда! – прокричал он и спрыгнул обратно – только сапоги гулко стукнули по земле.
Мужика этого в их маленьком отряде очень уважали. Михаил Иванович нередко вытаскивал из смертельной опасности весь взвод, никогда в помощи не отказывал. Кроме того – чутьё у него какое-то на мины было: по минному полю пройдёт – ни одну не заденет, так еще и за остальными вернётся.
Солдат толкнул немца так, что тот не спрыгнул в окоп, а просто свалился как мешок с картошкой, неловко приземлившись на бок.
- Шпионил, фашист?! Говори немедля! – Сержант поднял лазутчика за ворот формы, и, оттолкнув к стенке окопа, наставил на него дуло автомата.
- Нихт! Нихт шпионить! – запаниковал немец. Из его глаз крупными каплями покатились слёзы, смешиваясь с грязью на щеках, и еще больше пачкая бледную кожу.
«Мальчишка совсем» - вдруг подумал солдат, нашедший шпиона. – «Вон как глазищи-то таращит испуганно. Куда его на войну-то? Наверное, года на два меня самого младше. Ребёнок совсем».
Солдату вспомнилась вдруг родная деревня. Как провожали его на фронт его пожилые уже родители, как плакала маленькая сестрёнка, понимая, куда уводят ее старшего брата. Этот немец так на нее похож. На маленькую Сашу…
- Тьфу, - раздражённо сплюнул сержант, так и не добившийся от напуганного паренька ничего вразумительного, - возиться с тобой! Увести и расстрелять!
- Есть! – кивнул солдат, и не давая себе времени передумать, схватил немца за жёсткий ворот фашистской формы. – Иди, жук!
Немного подпихивая трясущегося от страха немца, молодой мужчина выволок упирающегося вражеского шпиона за пределы окопа и поудобнее перехватил автомат. Всхлипывающий парень опустился на колени, не переставая что-то тихо лопотать по-немецки.
«То ли молитва какая, то ли колыбельная… И как он это выговаривает? Майн либ… Тьфу ты, язык свернёшь!»
Мужчина медленно выдохнул и обернулся на «свой» окоп. На них никто не обращал внимания. Ребята, с которыми он бок-о-бок воюет вот уже третий год суетились, судорожно перезаряжая оружие, отчищали ветошью налипшие комья земли… Решительно сжав кулаки, солдат опустил оружие.
- Эй, немец! Тебя как зовут-то? – нарочно медленно и чётко проговаривая слова, солдат обратился к пленнику. Мальчишка осторожно поднял голову, боясь взглянуть на своего убийцу.
- Г-ганс… - тихо, почти неслышно пробормотал он, и вновь уткнулся лицом в измученную боями землю.
- Ганс, значит? – мужчина задумчиво кивнул, - Я Семён.
- С-симьон? Симон? Сай-мон?
- Се-мён. Эх, горе ты моё. Всё, иди отсюда!
Немец неверяще поднял взгляд, в глазах заблестела надежда.
- Иди, тебе говорят! Вот же напасть!
Ганс неуклюже поднялся на трясущихся ногах и неуверенно, не сводя взгляда с Семёна, сделал шаг назад. Семён не пошевелился. Немец медленно, шаг за шагом стал отступать.
Среди наскоро вырытых окопов в половину человеческого роста, среди разбитых многочисленными снарядами камней стоял молодой мужчина, опустив вниз дуло старенького автомата. Он смотрел вслед другому человеку, убегающему немецкому солдату и ни секунды не жалел о том, что позволил ему уйти.
Ещё раз глубоко вздохнув, Семён поднял автомат к небу и нажал на курок. Автоматная очередь ушла в воздух. Солдат Красной Армии еще немного постоял , глядя туда, где скрылась спина немца в серой фашистской форме, и ушёл докладывать Михаилу Ивановичу о выполненном приказе.
В конце - концов, кто знает, может быть, немец и правда умрёт от пули. Но не здесь и не сейчас.
1983
(40 лет спустя)
Шумный город полностью оправился от войны довольно скоро. О былых кошмарах наяву сейчас напоминает только праздничный плакат 9 мая, да сухое, равнодушное «спасибо» ветеранам раз в год.
На одной из многочисленных станциях метро, той, что ближе к вокзалу, можно встретить пожилого мужчину в грубой заношенной куртке. Он стоит на одном и том же месте каждый день с самого утра, опираясь на кривую, некрасивую клюку, и вытянув в просящем жесте вперёд руку. Изредка можно заметить, как он достаёт из кармана небольшой золотистый орден размером чуть больше монеты, зачем-то потирает его и со вздохом откладывает его обратно в карман, осторожно и бережно.
Одним тихим осенним вечером внимание пенсионера привлёк тихий, неуверенный оклик. Мужчина повернулся. Рядом с ним стоял высокий пожилой человек с короткими седыми волосами, тщетно пытаясь удержать в одной руке два чемодана. Одет он был в тёмные джинсы и дорогое тёплое пальто.
«Иностранец, - понял пенсионер, - чего ему надо?»
Почему-то очень легко было отличить приезжего от человека, живущего или когда-либо жившего в этой стране. Они отличаются. Иностранцы как-то более спокойные, не то что наши – живут, словно в постоянной готовности к чему-то невероятному.
Иностранец поставил ярко – красный чемодан рядом со своей ногой и достав из кармана десятидолларовую купюру, протянул ее пенсионеру. Серые глаза старика-иностранца немного виновато глянули на героя войны.
- Упрут чемодан-то! Возьми в руки, - посоветовал пенсионер, благодарно принимая странную валюту. – Тут такие ушлые жуки есть, даже не заметишь.
Иностранец грустно улыбнулся.
- Привет, Симон. Не ждайль я тебя видеть. Тебе спасибо. Найн мне.
Пенсионер посмотрел в глаза старому знакомому и как-то облегчённо вздохнул.
- И тебе привет, Ганс. Выжил-таки, жук немецкий? – грубость слов смягчила искренняя улыбка старика, которая дошла до глаз.
Дождевые капли со стуком падали на полупрозрачный пластиковый козырёк остановки, люди спешили по своим делам, не обращая внимания на двух стариков на остановке метро, прислонившихся спинами к холодной кафельной стене. Они говорили мало. Больше смотрели на суетящихся людей, спешащих в этот холодный вечер в теплые квартиры, и просто молчали.
31.12.2013