Поезд остановился. Снежинки все падали и падали, ударяясь в плотное стекло вагона. Я сидел у окна и ничего не делал. Мои соседи по купе тоже ничего не делали. Одного соседа звали Александр, ему было, как оказывается, 46 лет. Александр являлся учителем математики, снаружи достаточно интересный. От нечего делать, я наблюдал за ним. Достаточно строг, в меру дружелюбен и немного скрытен. Все время пишет что-то то карандашом, то ручкой, старательно закрывая свои записи левой рукой. Вторым соседом был Ярослав. Ему было 25 лет, он был молод и бодр. Я заметил за ним способность говорить без разбору всякую бессмыслицу и очень часто обращать на себя внимание. Что уж тут говорить, мне повезло с соседями.
По какой причине остановился поезд - не известно. Но запланированной остановка тоже не была, пассажирский поезд стоял посреди леса. За окном все застыло и не двигалось, разве что снег продолжал сыпаться с неба. Привыкший к размытому пейзажу за окном, к мерцанию деревьев, я вглядывался в каждую деталь нового зимнего пейзажа. Ярослав лежал на втором ярусе, прямо надо мной и беззаботно разгадывал кроссворд. Александр тоже лежал, только напротив меня. Все ждали возобновления движения, и, когда этого не произошло, наше молчание нарушили слова Ярослава: "А ты ведь совсем не сказал своего имени!". Наверное, они были обращены ко мне. Ярик высунулся из глубины навесной кровати. "Я не люблю свое имя, я не называюсь им " - ответил я. С этих слов завязался наш разговор.
- А почему тебе не нравится твое имя? Что в нем такого?
- Я просто его не люблю, вот и все. Я планирую поменять его, но это совершенно бессмысленно.
- Хм, ну ты даешь. Вот у меня был друг, ему тоже не нравилось его имя. Но он веселый и смешной, с ним можно было поржать. Он теперь работает на лесопилке, очень доволен своей жизнью и имя свое наверное полюбил. Мы с ним давно не общаемся. Его зовут Клавдий.
"Ну надо же, Клавдий! Такого быть не может!".
- Очень интересно. - сказал я, и отвернулся от окна. У меня почему - то и энтузиазма и интереса говорить с Яриком не было.
- Ты тогда какую музыку слушаешь?
- Почти никакую. Так, очень редко.
Потом наконец-то наступила тишина. Поезд все еще стоял, и люди начали ходить по вагону. Я сильно устал от дороги - уже ехал ровно сутки. Изредка мы разговаривали с Яриком, изредка с Александром. Но вскоре тишина опять прервалась, эти двое стали о чем-то разговаривать между собой. Я снова уставился в окно. Снег перестал осыпать деревья и железную крышу вагонов. И зимнее солнце пустило свет по свежему снегу, по хвойным веткам, стало еще красивее и интереснее. Мне порой надоедает общение с людьми, но природа не надоест мне никогда. Как хорошо оказаться сейчас в центре тайги хоть на пятнадцать минут, хоть немного побыть наедине. Из поезда никуда не деться, от людей не убежать. У меня очень сложный характер, мои убеждения не очень поддаются логике, но все же. Я живу, как будто я недоволен жизнью, как будто я нахожусь за ее пределами, за границей человеческого понимания. Иногда меня спрашивают - и мне не интересно, просто не интересно. На меня смотрят - и мне не очень комфортно. Мне что-то приказывают, а я хочу приказать в ответ. Может поэтому я и одинок?
- Эй, у окна, будешь есть? - призвал меня Александр.
- Нет спасибо, я не голоден.
- Ну как знаешь.
Учитель встал с кровати и полез в свою большую дорожную сумку, там он достал всякой еды и разложил её на маленьком столике напротив меня. Это были бутерброды, вареные яйца и два пирожка. У Ярослава в свою очередь загорелись глаза. Он тут же слез сверху, тоже пошарился в своей дорожной сумке и достал себе еды. Мне пришлось отодвинуться, чтобы пустить голодного Ярослава к столу. У него были пирожки, копченая рыба, ломоть сыра и пачка чипсов. Два моих соседа ритмично начали есть, я сидел на краю кровати и смотрел на них, частично освещаемых солнцем. Александр ел спокойно и, видимо, задумавшись. Ярослав ел быстро и оглядываясь то на меня, то на окно. Вскоре я вышел из купе. Ко мне даже подошли и спросили: "Когда поедем?". Я только лишь непринужденно пожал плечами.
После того, как я вернулся, эти двое сидели друг напротив друга молча. Я сел на кровать и чувствовал, что сейчас начнется болтовня. Александр начал:
- Как тебе едется с нами?
- Ну, нормально... - ответил я, не понимая смысл вопроса.
- Александр Евгеньевич, вы верите в бога? - спросил Ярик.
- Ну это... очень сложный вопрос. Да, я верю. Но не в такого, каким его принято изображать.
- То есть, не в Иисуса? - спросил Ярик, сильно удивившись.
- Нет.
- А в кого тогда?
- Понимаешь, я не могу тебе сказать все сразу. Ты не сможешь понять, наверное, так скажем.
Ярослав скорчил обиженное лицо. Но потом снова приняло нормальный дружелюбный вид и он спросил меня:
- А ты веришь в бога?
- Ну так, частично. - ответил я.
- Да что ж такое сегодня. Мне всегда говорили, что бог это идеал, что он превыше всех людей и всего на земле. Он создал мир и он управляет им. Если вы не верите в бога, то кто же создал мир тогда? Кто управляет нами?
- Мы же не сказали тебе, что не верим, мы верим, только каждый по-своему.
- Ну как знаете. - Ярослав отвернулся к окну.
Пейзаж так и оставался застывшим. Если бы я сел поближе к окну, то солнечный луч ударил бы мне прямо в глаза. Наше купе отчасти было освещено солнечным светом, и мы, все втроем, смотрели в окно и думали о своем. Но Александр начал рассказывать нам одну историю, и мы оба начали его слушать:
- Когда я работал в одной школе, мне достался совершенно тупой класс. Я впервые стал классным руководителем, и пришел в ужас. Человека три из всех двадцати шести были способны работать на уроке, а с остальными дела были очень плохи. Я начал объяснять им математику очень усердно, старательно - каждый урок превращался в спектакль с их участием. Однако, я знал, что по другим предметам они тоже не очень хорошо успевают. Это был седьмой "В" - очень сложный и легкомысленный сброд. Тогда я начал следить за ними везде, подталкивать их к учебе, заниматься после уроков. Но занимался я только по математике, и обязал всех слабых приходить и тренироваться. И вот, после очередного факультатива все ушли, кроме одного мальчика. Его звали Коля. Он стоял нерешительно, опустил голову вниз. Я спросил его: "Ты что-то хотел, Коля?". Он долго думал и потом решил ответить: "Да, я хотел вам сказать кое-что." Я нутром всем своим чувствовал, что он мне сейчас скажет что-то не по предмету. И наконец он мне сказал: "Знаете, Александр Евгеньевич, а я Настю сильно люблю!" Вот тут то я и провалился. Никогда мне ничего подобного не говорили. Я сказал сразу же: "Ну молодец!". И потом понял, что не надо было говорить эти слова, что это глупо и пошло. Подумав, я сказал, что все нормально, что я попытаюсь что-нибудь сделать и отправил его домой. Я всю ночь думал. Классному руководителю открыться в своей "сильной" любви было очень смело. Мне было очень тяжело осознавать свою ответственность, и я решил кое-что попробовать. На контрольной работе я решил всех пересадить. Мне мешали своими разговорами, списываниями и так далее. Так вот, я посадил Колю с Настей за одну парту, да еще подсунул им одинаковые варианты. Коля смотрел на меня очень преданными глазами в тот день. Я сделал, все что мог.
После рассказа учителя у меня остался приятный осадок на душе. Александр казался мне немного суховатым, но сейчас, наоборот. Ярик же с важным лицом тихо похлопал в ладоши. Я спросил Александра, что было дальше, и он ответил, что потом уволился и о судьбе никого из учеников не знает.
- Учитель - профессия сложная, нужно иметь большую силу воли, чтобы работать в школе. Это действительно ответственно. - сказал я, как бы подведя итог. Но внутри захотел угодить математику, похвалить его. Вдруг Ярик радостно вскрикнул:
- Ребята, мы едем!
На самом деле, я даже не заметил, что мы снова едем. Все встало на свои места. Поезд снова продолжил свое движение, и пейзаж за окном вновь стал интересен. Но зачем же учитель рассказал эту историю? Неужели он хотел добиться уважения, признания? Мне показалось это очень странным.
Вечер. Ярослав что-то жевал, лежа на кровати сверху. Александр же писал что-то, сидя за столиком. Учитель сначала думал, потом снова писал, потом снова глубоко думал, а потом снова писал. Я ненароком заглянул в его записи и увидел там не буквы, а цифры. Много цифр, соединяющихся в примеры, алгоритмы, выражения, формулы. "Ну на то он и математик" - подумал я и лег на кровать. После мы вместе с Яриком разгадывали кроссворд - он говорил вопрос и мы вместе думали над ним. Потом я долго смотрел в окно. Мерцания силуэтов деревьев, маленькие звезды, рассеянные фонари - все это увлекло меня. Все это время Александр что писал и думал, не говоря ни слова. Мы въехали в туннель. Необычное ощущение - словно нас всех затягивает куда-то во тьму, в самую дальнюю.
- Александр Евгеньевич, а что вы пишите? - стеснительно спросил я.
- Я пытаюсь решить кое - что.
- Я тоже хорошо соображаю в математике, - сказал Ярик, - я могу даже помочь вам.
- Нет, спасибо, обойдусь как-нибудь без вашей помощи.
Через два часа все мы легли спать. Ярослав заснул сразу, после он начал храпеть, как и предполагалось мною. Александр спал на спине, при этом опустив свою правую руку на пол. Я лежал и все время думал. Ритмично качался медленный поезд. В поезде, как правило, делать нечего. Только ехать и ехать, общаться и снова ехать. Ах, если бы мы проезжали мимо заснеженных гор, мимо древних красивых скал! Если бы мы ехали под водой, на самом дне... Если бы мы парили по воздуху - то было бы совершенно изумительно. Тогда бы поездка могла стать незабываемой. И о чем же я думаю? Иногда мое воображение уж слишком расширяется, и мне приходиться ограничивать его мысленными рамками. Безнадежно полежав еще минут пятнадцать, я наконец понял, чем заняться. И не скажу, что бы это было хорошо.
Я аккуратно встал и начал искать мою небольшую дорожную сумку. Потом вспомнил, что она положена в кровать. Мне понадобилось минут десять, чтобы извлечь ее оттуда без шума, дабы никого не разбудить. Я начал искать свой миниатюрный фонарик, найденный мной еще два года назад. Я нашел его и запихнул сумку под стол. Посмотрел на часы на правой руке: было двадцать минут первого. Я постоял в нерешительности. Стоит ли мне рисковать своей репутацией в их глазах? Я все не решался, но потом отчаянно решился действовать. Я знал, где учитель хранит свои записи с цифрами. Мне хотелось изучить их поподробнее. Это подло, но интересно, ничего не скажешь. Я очень тихо порылся в его большом чемодане и нашел непрозрачную объемную папку зеленого цвета. Потом положил чемодан наверх, где он и был. Мне было очень неловко стоять прямо у математика и держать в руках его ценные записи. Мне стало стыдно. Совесть моментально сработала. Но все же я вскоре снова решился на этот поступок, и пошел искать место, где бы мне посмотреть. Место было лишь только одно - туалет.
Я зашел в туалет и закрыл за собой железную дверь. Между вагонами еще кто-то курил. Только сейчас я осознал, что фонарик мне не понадобится. В туалете прекрасно горел свет, как будто бы сама лампочка помогала мне своим светом: "Ну давай, смелее, посмотрим что там у него!". Мне стало неловко. Я все же открыл папку и увидел цифры. Много цифр. На белом листе красовались написанные вручную цифры и разные математические символы. Я плохо понимаю в математике, поэтому я убрал лист и начал осматривать второй. То же самое, только цифры мельче и всяческих скобок и знаков больше. На третьем листе к тому же появляются какие-то линии и полосы, в верхнем углу нарисован маленький квадрат, к нему же подрисована указательная стрелка. "Как все странно и интересно, только жалко использована вся эта математическая галиматья." Я уже собирался разглядывать четвертый лист, как вдруг в дверь туалета настойчиво постучались. И вот тут душа ушла в пятки. "Черт" - тут же скользнуло в мыслях несколько раз. Я очень быстро собрал все листы, с трудом запихал их обратно, закрыл папку и уж готов был открывать, но вдруг подумал: "А вдруг это он..." Вдруг сообразив, засунул папку к себе под футболку. Было заметно, но все же лучше, чем просто в руках. Постояв две секунды, я любезно открыл дверь. Слава богу, передо мной стоял нетерпеливый посторонний мужчина, небритый и с крупными глазами. Он смотрел на меня очень строго и осуждающе. "Извините" - едва слышно пробубнил я и освободил важное место. Я хотел было идти обратно в купе, но любопытство снова захватило меня, я потонул в нем целиком и полностью. И я решил подождать.
Мне пришлось ждать целых пятнадцать минут. Настал тот момент, когда я снова сидел на закрытом общественном унитазе. Аналогично я стал осматривать четвертый лист, потом пятый, потом шестой и у меня почти что пропал интерес. Все листы были исписаны цифрами и прочими похожими атрибутами. Листов таких было около двенадцати, может даже чуть больше. Но под листами лежал двойной тетрадный лист, было похоже, что на нем написаны слова. В верхней строчке разборчивым почерком написано: "Все есть число". Обведено в овал и на полях написано имя: "Пифагор". Вот это уже действительно интересно. Ниже черной пастой написано: "Дорогой друг, ты совершенно прав насчет своей теории, я ее полностью ее поддерживаю. (Следующее предложение зачеркнуто) Рад, что ты понял меня и тоже разделяешь мои убеждения. Пока что никому не стоит говорить об этом. Лучше держись подальше от того, кто ежедневно заходит к вам в дом. Надеюсь, скоро он не будет беспокоить и раздражать тебя. Что насчет твоих просьб, то я рассмотрю их в обязательном порядке. Прими эти слова, как должное, и не бойся меня."
После последнего прочтенного слова я почувствовал себя Шерлоком. Во что я ввязался? Кому он пишет это? Мне стало очень интересно. Но я понес эти бумаги обратно, чтобы "циферник"(теперь я буду называть его именно так) не догадался о моем поступке. И вот, когда я открыл дверь купе, Александр Евгеньевич страстно смотрел на меня.Он сильно разозлился и впал в ярость. Он швырял несчастную папку и матерился на меня, чуть не ревел. Я сначала извинялся, а потом пошел в ответную атаку. Меня раскрыли, и это было очень обидно. Проснулся Ярик, начал говорить что-то, таращить на нас глаза, но мне больше хотелось исчезнуть из этого старого вагона. Мы поссорились с циферником. Он сильно обиделся, якобы я наплевал ему в душу. А ведь это правда. Моя репутация рассыпалась на глазах, из человека я мигом превратился в грязную свинью. Но я нисколько не жалею, что узнал обо всем этом, потому что чужые дела и тайны подогревают мое любопытство больше всего.