Истинный герой произведения. Евангелие от Орлова (Татьяна Лестева) / Проза.ру

      К читателю: Приводимые ниже текст – это не критическая статья в классическом понимании этого термина и не пародия, это некий «средний» жанр, некогда появлявшийся в литературе, но почти забытый сейчас.
В своих последних книгах и критических статьях петербургская писательница Людмила Бубнова, исследовательница творчества ленинградских «шестидесятников», восхищаясь появлением авторского индивидуалистического «Я» вместо коллективного «мы»в их творчестве, упорно проводит одну и ту же мысль: истинным героем любого произведения является её автор. Мысль, конечно, не бесспорная, но заслуживает внимания. Действительно, это «я» запестрело в прозе и в стихах тех лет. Например, Г. Горбовский :
«Сижу на нарах, как король на именинах»;
«Всё, что я хотел на свете, - /Это делать строчки эти»;
«Ликуя, не скорбя, / с любовью, не с клюкой/ иду искать себя, как песню над рекой!»;
«Я тоскую негромко по всем, не достигшим меня: / (…)
Я сегодня прощаюсь с неведомой мне стороной, /(…)
Я смотрю пред собой: на тропу, на кустарник рябой, (…)»
«… Таким я сам себе казался –/ тогда, единожды… с тобой».
В. Соснора:
«Незаметно для всех опадают мои фонари./ Но они опадают —/ я-то знаю,/ я — вижу»;
«Не я вошел в ваш дом,/ не я,/ ваш дом/ вошел/ в меня!/ Я — / нет!»;
"Дай мне сиять на высоте, / не превращаясь в солнце";
" В этом мире слишком "много" миров, предпочитаю "Я", да и то по правилу крови...";
" Я самый элитарный изгнанник русской литературы..."».
Разумеется, в классической литературе до эпохи соцреализма «я» присутствовало всегда от «Я памятник воздвиг себе нерукотворный…», «Я духом пасть, увы! я плакать был готов,/Среди неравного изнемогая боя…»;
«Я гений, Игорь Северянин» до: «Я/ достаю/ из широких штанин/ дубликатом/ бесценного груза./ Читайте,/ завидуйте,/я –/             гражданин/ Советского Союза». Но это «Я» обычно относилось к лирическому герою литературного произведения.
А уж в бесцензурное (якобы – Т.Л.) постперестроечное время авторское Я взмыло океанской волной, смывавшей остатки «мы» коллективистского миросозерцания классиков соц. реалистического направления. Вслед за «я» шли факты биографии автора, так сказать для истории, облегчая жизнь будущих историков литературы.
«Вчера я не узнал тебя во сне,/ Я так давно тебя уже не видел…» (Виктор Ширали);
«Я телефоны не записываю,/ Я про себя их повторяю./ Я по карманам их распихиваю,/ Запоминаю и вновь теряю» (Олег Юрков);
«Я настолько горбат, что меня не исправит могила,/ Я тот чёрный кобель, что вовек не отмыть добела,» (Анатолий Аврутин);
«”Не догорай моя лучина” –/ Я Бога дни и ночи молю» (Николай Зиновьев);
«Не еврейской фамилией! – русским стихом/ Я запомнюсь. Я русский поэт!» ( Борис Орлов)
«Я не состоял в КПСС,/ Не таскал в кармане партбилета,/ В высшие начальники не лез,/ На друзей не сочинял навета.» (Андрей Родосский).
И так до бесконечности. Что же и кто же может быть ближе современному автору, чем его собственное эго?
Но в любом произведении, даже написанном от третьего лица, авторское я всегда присутствует. И читая его произведения, всегда ощущаешь мысли и чувства автора, если они, конечно, есть. А иногда, если повезёт, можно нарисовать целую картину или даже создать большой скульптурный портрет автора, соединив в единое целое наиболее характерные цитаты из произведений.
У меня в руках книга стихов петербургского поэта Бориса Орлова, председателя Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России «И с верой жить» (СПб, 2005). Конечно, к шестидесятникам его можно отнести только условно – он из другого поколения, помоложе – 60 ему стукнет только через год. Надо сказать, что творчество этого поэта порой вдохновляло на написание пародий, а иногда его стихи вообще можно считать автопародией.
         И ничто я, и никто я, /
         В электричке еду стоя./
         На удачу не в обиде,/
         Ведь она меня не видит.
         И она меня не слышит, /Потому что ровно дышит.

            (Из книги «Звёздный свет».)

         А вот моё видение авторского я в этом стихотворении:

Что-то сердце нынче ноет,
Как отстукивает: кто я?
Нечто я или ничто?
Капитан, поэт иль кто?
Председателем союза
Ты меня считаешь, Муза?
Но она меня не слышит.
Умерла? Нет, ровно дышит.
Очень я на муз в обиде –
Ни одна меня не видит.
А без музы жизнь…- не то!
Я поэт? Или никто?
Всё ж, наверное, ничто я:
В электричке еду стоя!
Ну, а если бы был Пушкин,
Ехать было бы не скучно:
Моряки и их невесты
Мне бы уступали место.
Конечно, и великий Пушкин отнюдь не всегда был восхищён собой:
            А я, повеса вечно праздный,
            Потомок негров безобразный,
            Взращенный в дикой простоте,
но поэт всё же бывал и победителем:
            Любви не ведая страданий,
            Я нравлюсь юной красоте
            Бесстыдным бешенством желаний;
            С невольным пламенем ланит
            Украдкой нимфа молодая,
            Сама себя не понимая,
            На фавна иногда глядит.
Но, как говорится, то что дозволено кесарю...

Вернёмся, однако, к вере (не спутайте с Верой), с которой предначертано жить Борису Орлову. В этой книге поэт называет свои стихи «Евангелием от Орлова». Ну, что же, и евангелия писал не бог, а только его апостолы, так что появление очередного «евангелия» не должно вызвать отторжения у читателя. Что же несёт читателям и, особенно почитателям, Борис Орлов? Каким он предстаёт перед ними? Удастся ли мне создать его скульптурный портрет во весь рост, вроде памятника В.В. Маяковскому в Москве? Судить читателю.
Попурри на темы «Евангелия от Орлова» / « И с верой жить…» (СПб, 2005 )/
            I
«Нас загнали в шкуры диких стран,
Разделив на племена и касты». (с.47)
Каперанг, а ныне – ветеран.
Было хобби – служба. Хватит! Баста!
«Когда из грязи в князи – грязь на троне», (с.50)
«Твердим, что от работы дохнут кони». (с. 50)
«Коммерческие тайны, да секреты.
Не люди, а пещерные божки». (с.52)
Нарушил я присягу . Сил уж нету.
Стреляют лишь одни мои стишки.
«При этом …изме всех приятней клизма,
В проходе заднем замаячил свет». (с.54)
В «Морской газете» я писал о коммунизме.
Теперь же – православия поэт.
«О, флотские сыны! Романтика морей!» (с.59)
«Нас, как баранов, смерть клеймом пометит». (с.155)
Я в СПР запел, как соловей:
«Я вечностью заполнен на две трети». (с. 155)
На треть… «под сенью Божьего покрова» (с. 177)
«Евангелие»: «… с верой жить». От Б. Орлова. (с. 166)

            II
«Я время от себя освободил,
разбив его на “до меня”… и “после”». (с.238) Истратил тонну на стихи чернил, Я пел с четырёх лет – Я, Я, Иа,– как ослик.
«Лысина на темени, Не взбодриться дракою. Я обглодан временем, Словно кость собакою.» (с. 133)
«Всё больше лет – всё меньше интереса». (с.187) А был когда-то. О-хо-хо! Повеса!
«Мы стареем. Не прошли ухабы /Мимо.
На себя смотреть – тоска!» (с. 109)
Но и я когда-то «был любимым», (с. 128)
Ныне – «Я стоптался в старика». (с.143)
«Плюну в телевизор, пусть он треснет.
В клуб схожу. Послушаю старух». ( с. 114)
Жизнь была греховна, интересна.
Ангел плоть унёс, оставил дух.
«У меня ни сына нет, ни дочки», (с. 157)
Лишь «…солёный грибочек под спирт». (с. 157)
Я «Ругаюсь грубее, чем пьяный извозчик», (с. 112)
Жизнь в прорехах, по швам вся трещит.
«Хмельная смерть, как шлюха подзаборная,
Цепляется к приличным мужикам». (с. 155)
«Я не спешу» к тебе уйти в придворные. (с.113)
Пока я – в СПР, а ты – ты с ними Там.
«Белое – чёрное. Не кинохроника.
Жизнь… Сквозняки как в избе без дверей.
Бродит придурок в погонах полковника
Тёмною улицей без фонарей». (с.73)
   Достоверность созданного скульптурно-поэтического портрета не вызывает сомнений за счёт многочисленных «Я», полагаю, что не лирического героя, а автора цитируемой книги.
01.10.2013             Санкт-Петербург