Причащение. Воспоминание о Семёне Гейченко

               
        Все люди разные.
        Каждый человек уникален и неповторим.
        Но есть люди особенные. Это - яркие личности. Они как центры галактики объединяют вокруг себя созвездия, вселенные, миры... Светят особенным светом. Притягивают особенной неповторимой силой. Живут особенной жизнью.
        И смерть для них не является той смертью, какой она есть для простых людей. Они продолжают жить в памяти, в строчках, в звуках...
        О таких людях у меня написаны стихи:

        Есть имена, дошедшие до нас
        Певучим звоном древних колоколен.
        Мы рождены, и век наш - только час,
        Их век земным забвением не болен.

        Не болен потому, что не молчат
        Ни Пушкин, ни Чайковский, ни Есенин...
        Их имена во времени звучат
        Легендами для новых поколений...

        Любимые усопшие мои,
        Мне часто-часто снятся ваши тени.
        И в ясные, и в пасмурные дни
        Пред вами преклоняю я колени...

        Имя Семена Гейченко легко вписывается в один ряд с теми, кому посвящены эти строчки, потому что имя его и есть легенда.

        Его имя было легендой для меня уже тогда, когда в 1954 году мы с моей матерью приехали в Пушкинские Горы. Она - по направлению - работать диспетчером в Пушкиногорскую МТС, а я - учиться в шестой класс Пушкиногорской средней школы.

        Три года, прожитые в Пушкинских Горах, были овеяны ощущением того, что земля эта - Святые Горы, Михайловское, Тригорское, Петровское - дорога мне не только потому, что здесь жил и творил Пушкин. 
        Она дорога еще и потому, что на ней живет и творит человек, который до самозабвения любит Пушкина, любит и хранит эту священную землю, хранит память о Пушкине, о прошлом русского народа.
       
        И, наверное, ярче и значительней личности Семена Степановича для меня в это время, пожалуй, и не было.
        Он был живой легендой.
        Я много раз встречал его, то на выступлениях в школе, то на клубной сцене, то на пионерских сборах, то на праздничных субботниках, то в селе Михайловском, то просто на улице поселка.
        Он очень любил ребят и мы, школьники, (да и учителя) - любили его, как увлекательного рассказчика, который всегда мог зажечь в глазах ребят искры любопытства и неравнодушия к собственной истории, к собственным корням.

          Он был очень общительным, весёлым человеком, часто приходил в школу и рассказывал о Пушкине, Михайловском, Тригорском и Петровском. Читал стихи Пушкина, написанные в период ссылки в Михайловском, рассказывал о заповеднике, его восстановлении после войны.
         
         Помню, на одном из выступлений, в нашем классе, учительница поставила на стол, перед выступавшим Гейченко, цветок цветущей герани в горшке, чтобы украсить стол.
          А Семён Степанович, выступая, так размахался своей единственной рукой, что задел цветок, который покатился и с шумом грохнулся со стола.
          В классе никто не рассмеялся, как будто падение цветка входило в сценарий выступления. Учительница встала, молча, подняла цветок и вынесла из класса, а Семён Степанович, как ни в чём не бывало, не моргнув глазом, продолжал свой рассказ.

          Как-то, после прошедшего урагана, в заповеднике было много поваленных деревьев, и Гейченко обратился за помощью в школу.
          Школа организовала вылазку доброхотов и мы, ребята, ходили в Михайловское расчищать завалы и аллеи. А после работы Семён Степанович пригласил нас на небольшую экскурсию к себе домой.
          Здесь он потчевал нас горячим чаем и показывал свою коллекцию самоваров, коих у него было в необычайно большом количестве.
         
         Через три года мы с матерью переехали жить в Псков. Мне нужно было учиться в индустриальном техникуме, а потом в институте.
         Жизнь, казалось бы, пошла по другому руслу, потекла дальше. Но в ней уже произошло причащение Русью, Пушкиногорьем, Пушкиным, Гейченко. Тем, что навсегда вошло в истоки моей собственной реки, которая однажды вынесла меня на берега чудесной страны под названием Поэзия.   
         Много всего было на пути к ней, но речь сейчас не об этом.
         Я хочу рассказать о том, что куда бы меня ни заносило течение жизни, если разговор заходил о местах, где я жил, и упоминались Пушкинские Горы, то почти сразу же мои собеседники называли имя Семена Гейченко.
 
         Его знали все - знаменитого на всю страну хранителя заповедника, неутомимого и страстного врачевателя старины, собирателя самоваров и другого антиквариата, уникального знатока пушкинского наследия, который о Пушкине мог говорить часами.
         Познакомились мы в феврале 1990 года, когда я с группой псковских писателей приехал выступать на днях памяти А.С. Пушкина.

         Торжественный вечер в Доме культуры открыл и вел сам Семен Степанович. В то время на аудитории мне приходилось выступать не часто, и поэтому я очень волновался. Выступающих было много - из разных уголков страны: Москвы, Украины, Белоруссии, Прибалтики...
         Это были, как правило, поэты и писатели с известными фамилиями.
         Вечер затянулся, и все очень устали.
         Устал и Гейченко.

         В то время он был уже болен и иногда страдал забывчивостью.
Февраль месяц не жаркий, а в зале (мы сидели на сцене в президиуме) было холодновато. Но не для меня. Мне было жарко от волнения, перед выступлением.

         Как вдруг Семен Степанович благодарит всех за внимание и бойко объявляет закрытие торжественного собрания, но, повернувшись, видит наши недоуменные физиономии.
         Глаза у него полезли навыкат, но мы (а не выступили только псковские писатели) жестами пытались быстро успокоить его, так что зрители, наверно, ничего и не поняли.
         Подойдя к Гейченко, я с нескрываемым чувством благодарности, почти радости, расцеловал его, и он был тронут, но не скоро успокоился. Он почему-то решил, что мы, псковичи, на него обиделись.

         Но этот случай Семен Степанович запомнил до конца своей жизни. 
         А жить ему оставалось менее четырех лет.
         При встречах и на собраниях в писательской организации каждый раз он вспоминал этот случай и винился, говоря: «Повинную голову меч не сечет...».  Но виноватым его, как раз, никто и не считал.
         Кроме его самого.
         И в этом, на мой взгляд, одно из проявлений черты особенных людей, ярких личностей, каким и был Семен Гейченко.
         

     Михайловский ведун

                Семёну Гейченко

Был в тихом крае заповедном,
В объятьях псковской тишины,
Хранитель пушкинского следа
И покровитель старины.

Преданий страстный собиратель,
Музея путевод живой,
Он - заповедника создатель,
Усадьбы добрый домовой.

Он – живописец русской Леты,
Большой рассказчик и мудрец,
Он – голос памяти Поэта
И покоритель всех сердец.

Его, конечно, вы узнали…
Да, в Псковском крае славен он.
И нужно говорить едва ли,
Что это – Гейченко Семён.

Вдали от суетной столицы,
В сени михайловских лесов,
Его приветствовали птицы
Весёлым звоном голосов.

Сияла Сороть жемчугово,
Медвяный запах шёл с полян.
Берёг он Пушкинское слово,
Как драгоценность россиян.

Храня старинную обитель
И святость мирную могил,
Он, как влюблённый и мыслитель,
Молитву Пушкину творил.

И, тронув Пушкинскую лиру,
Внимая звуку вещих струн,
О Нём рассказывал он миру,
Как летописец и ведун.

Не зря его любили дети
И уважал простой народ…
Он вместе с нами на планете,
В народной памяти живёт.