Шторм

Сергей Михайлов 10
Это самое первое воспоминание  о смерти в моей жизни. Мне было всего пять лет. Жизнь была такой, когда не задумываешься о  смысле своего существования и о самой жизни, а просто живешь и дышишь.  Вот это море, вот это солнце, вот эта улица и сосновый лес на горе. Это все всегда было, есть и будет.  Большой и красивый отец. Добрая мама и ее горячие завтраки по утрам. Только спустя десятилетия,  ты назовешь это своим самым светлым временем жизни,  детством, своим прошлым.
    Мы жили на самом верху горы в Феодосии. Тут находилась ракетная  часть. Была ракетная позиция с расчетом ракет, несколько низеньких четырехквартирных одноэтажных домов,  где жили семьи офицеров и   казарма для солдат.
     Первый фильм моего детства,  который я запомнил: «Сорок первый». Фильм я смотрел в  солдатской казарме,  ведь тогда еще не было телевизоров и смотрели то кино, которое привозили к нам в  воинскую часть.  Солдаты приносили табуретки из своих спальных отделений, и рассаживались. Приходили и жены с офицерами. В импровизированном кинотеатре густо пахло солдатским кремом и портянками.
    Один солдат после фильма как-то весело на меня посмотрел и сказал: « Ну, готовь  пацан,  ножик, скоро во Вьетнам поедешь». Зачем надо было готовить ножик,  я понял очень много лет спустя- отца хотели направить во Вьетнам, в то время там шла война с Америкой. Но отцу повезло - его отправили на Кубу, и это уже было после  известного Карибского кризиса, и поэтому мне «нож» не пригодился.
    Смерть главного героя в фильме «Сорок первый» меня,  конечно, меня, пятилетнего,  тронула, когда он упал возле кромки моря на песке. Раньше я думал, что на море только купаются и ловят крабов. Эта вообще была первая смерть в моей жизни,  которую я увидел,  хоть и с экрана.
     Но что такое смерть настоящая,  я понял месяца через три после этого фильма. Я понял, что смерть, это когда человек, которого ты еще вчера видел, слышал, с которым  еще вчера здоровался,  сегодня уже  не вернется,  и ни завтра, ни послезавтра… и никогда   в своей жизни больше ты его не увидишь. Этот было жутко, это было страшно,  и это было непонятно.
     Так произошло с Сергеем.  Это был сын начальника штаба. Красивый, загорелый парень в тельняшке. Такие,   как в кино  про Одессу.  Наши домики были напротив. Перед входом в их дом, возле крыльца, летом и весной всегда стояли птичьи клетки. Сергей ловил птичек. Часто сидел во дворе, в тельняшке, что-то строгал ножиком  из дерева. О чем мне было разговаривать с ним? Ведь я для него, парнишки, только что закончившего школу,  был просто мелюзгой, незаметным муравьем. Поэтому я, голоногое существо в шортах,  обычно издалека и молча,   наблюдал за ним  и его птичками,  сидя тихо в смиренной детской позе  на своем крылечке.
     А потом  пришел день, как его не стало. Птички в  клетках  остались, а Сергея в тельняшке уже не было.  За ужином мама рассказала, что Сергей погиб, что его больше нет и  что тетя Лиза, его мама,    целыми днями теперь будет плакать. 
     Летом, школьником, Сергей подрабатывал в морском порту. Был шторм, он перепрыгивал с одного катера на другой, и  упал   в воду. 
      Ему раздавило  голову.  Мама так и сказала: «В воду между  кораблями упал,  и    ему раздавило голову…».
    Помню, я много раз прокручивал этот последний кадр его жизни в своей маленькой голове  пятилетнего мальчишки. Я все это видел, как наяву.
    Возле крыльца дома, где он жил, в тени отцветающих  акаций,  стояла на земле  пустая   птичья клетка.
     Я смотрел в сторону опустевшей клетки и внутри нее даже не  видел, а как бы чувствовал присутствие  Смерти. Смотреть в сторону  дома мне теперь  было страшно:  там, где я привык по утрам видеть этого загорелого и веселого  парня в тельняшке, стояла пустая клетка с  маленькой открытой  дверцей…