1. Зима
На Брамштадт плотно, всей грудью, навалилась зима. Небо побелело, стало низким и тяжёлым, как свинец. Многие дни подряд оно оставалось закрытым, время от времени сверху сыпался колючий мелкий снег.
Они сидели в парке на спинке заметённой снегом скамьи - четыре замёрзших городских воробья.
Было пусто и тихо. Падал снег.
Они долго молчали, потом подала голос Карла:
- Мы ещё долго будем тут сидеть? У меня уже ноги замёрзли.
- Так пошли отсюда, кто нас держит, - предложил Дэвил.
- Пошли.
Прошло ещё несколько минут, но никто так и не двинулся с места - шевелиться было лень, несмотря на холод.
- Такое чувство, будто наступил ледниковый период, - пробормотала Синтия и, наклонившись вперёд, спрятала в ладонях покрасневший нос.
- Учёные говорят, что скоро так и будет, - сообщил Алёша. И тут же уточнил:
- Ну, сравнительно скоро. Так что мы его, скорее всего, уже не увидим.
- А ты откуда знаешь? - возразила Синтия. - Может, мы вообще не умрём. Или будем жить долго-долго, пока не надоест.
- Каждый так думает, - усмехнулся Дэвил. - Пока не приходит его черёд отбрасывать копыта.
- Никто из нас четверых ещё не встречался со смертью и поэтому не может утверждать что-то определённое, - задумчиво протянул Алёша. - Кто знает, а может, смерть не конец жизни, а всего лишь её видоизменение. Мне никак не верится, что живёшь-живёшь, а потом внезапно и нелепо всё заканчивается. И ты исчезаешь навсегда.
- Иногда мне кажется, будто я сплю. Понимаете? - и Синтия, сидящая с краю, покосилась на остальных.
- Понимаем, - поддержал её Дэвил. - Мне тоже часто такое кажется. Особенно по ночам.
Алёша рассмеялся, а Синтия рассердилась.
- Дурак! Я имела в виду, что жизнь иногда выглядит какой-то нереальной, призрачной. Такое чувство, будто когда-нибудь утром проснёшься и увидишь, что живёшь в совсем другом, своём настоящем мире, а вся предыдущая жизнь была лишь затянувшимся кошмарным сном...
- Не знаю, как ты, но кое-кто здесь уже явно заснул. Карла! Эй, Карла!
Карла медленно, будто с трудом, повернулась к Дэвилу.
- Я задумалась.
- О чём?
- Да так... Сама не знаю, к чему это я... Просто вспомнила, как этой осенью мы ходили с бывшей одноклассницей на заброшенную котельню. Ну, сами знаете, всякие полуразрушенные постройки. Она дружит с неформалами и они обычно там собираются. Кроме того, это место, как и любое другое запущенное, магнитом притягивает к себе всякий сброд. Если честно, мне там не понравилось. Понимаете, если разрушен старый дом, то в нём всё равно есть нечто таинственное, притягательное. В нём есть душа. Но нет ничего более удручающего, чем покинутые промышленные здания. Они навевают чувство одиночества, боли, опустошения... В общем, неприятная атмосфера. Я сказала об этом Сандре. И ещё добавила, что у меня такое ощущение, будто вся цивилизация рухнула, а мы (я, она и те люди, которые находились тогда на котельне) - последние представители человечества на всей Земле. Сандра ответила, что так оно, в принципе, и есть. Я представила себе тех, кого видела на котельне: алкоголики, наркоманы, парни с женскими замашками и мужеподобные девушки... Так вот ты какое, наше будущее!
Карла криво улыбнулась и сползла со скамьи.
- Да ну, брось ты всякую ерунду думать, - пробормотал Дэвил, потирая щёки. - Нашла за что зацепиться. Все не сопьются и не сколются. А насчёт пола... Знаешь, кто идеальные люди? Трансвеститы! Потому что у них есть всё и им пофиг!
Все заржали и расшевелились.
- И пошли уже отсюда, пока сосульками не укоренились!
Тут у него зазвонил мобильный.
- Алло... Солнышко, я зайду к тебе где-то через полчасика... Я? Дома... Хорошо... Пока. Целую.
- Лайза? - догадалась Карла.
Дэвил кивнул. Лайза была его девушкой.
Они покидали парк в обычном порядке: Алёша впереди, а девушки, ухватив под руки Дэвила, шли сзади.
- Почему ты её обманываешь? - поинтересовалась Синтия.
- То есть?
- Ну, ты же сказал Лайзе, что находишься дома, а на самом деле ты с нами в парке. Зачем это?
- Просто если бы я сказал правду, начались бы всякие ненужные вопросы и подозрения, типа: "А кто они, а почему я их не знаю" и так далее. Не все же девушки такие понимающие, как вы с Карлой.
Он посмотрел на Синтию и улыбнулся. Та засмеялась:
- Мы-то понимающие, но только до поры, до времени. Если бы у меня был парень, я бы тоже устраивала ему сцены ревности. Наверное...
...Они неторопливо шагали по заснеженным улицам Брамштадта. Первым попрощался Алёша, затем скрылась в своём подъезде Синтия, и вот Дэвил с Карлой остались одни. "Сейчас он проведёт меня домой и полетит к своей Лайзе, - подумала она. - Кстати, интересно, как мы с ним смотримся вместе?"
Впрочем, мысль была довольно вялой и бесформенной: Дэвил был всего-навсего друг. Пусть даже и самый близкий, но не более.
На город опускались сумерки. Тени поголубели, деревья стали синими, и даже сам воздух, казалось, приобрёл сиреневый оттенок. Зажглись фонари, и в их свете свежий снег сверкал миллионами звёздочек.
Дэвил внезапно остановился и замер, глядя в небо расширенными от удивления глазами.
- Что случилось? - не поняла Карла.
- Посмотри вверх, - ответил он хриплым шёпотом.
Карла тоже подняла голову и обомлела: небо теперь напоминало рыхлый, сбитый в комки снег, и прямо над ними тянулась цепь следов, оставленых чьими-то исполинскими сапогами.
Фрагменты
Она шла по ночному зимнему парку. Чёрные деревья стонали от холода, звёзды походили на сияющие кристаллы льда, даже снег, казалось, сжимался в судорогах и просил хоть каплю тепла. Но она не чувствовала всего этого. Просто брела по пустой замерзающей аллее...
Вот лавочка, на которой они обычно собираются. Девушка села и, удобно устроив затылок на спинке скамьи, стала смотреть в небо.
Она сразу нашла созвездие Ориона, его пояс. Три звёздочки, повисшие на одной прямой. Три так же расположенные родинки на её плече. Небесный символ, странно запечатлевшийся на земном теле.
Перевела взгляд на Малую Медведицу. Вот и Полярная звезда. Холодное Небесное Око изучающе глядело на неё из глубин космоса.
- Не смотри так, - попросила она. - Мне и так плохо... Не лезь в душу.
Звезда задрожала, мигнула, будто бы соглашаясь, и вдруг взорвалась. Ослепляющий жёлтый свет залил всё небо.
Девушка вздрогнула от неожиданности и замерла в испуге.
Осколки Полярной вспыхнули у самого горизонта, разорвавшись на тысячу мелких искорок.
Следом взорвалась вторая звезда, а потом ещё и ещё. Небо превратилось в кипящую колыхающуюся хрустальную массу, которая переливалась всеми цветами радуги, сияла, сверкала и как будто любовалась сама собой.
Это было жутко и красиво, как извержение вулкана. Красота, которая убивает...
Последним взорвался Сириус. Нежно-голубой свет залил мёртвые деревья, снег, девушку на скамье и, спустя мгновение, погас.
Небо стало чёрным пустым и страшным.
На Землю опустился мрак.
- Нет! - закричала она и проснулась.
2. Мама
Алёша стоял в подъезде своего дома и курил. С тех пор, как он попрощался с друзьями и зашёл сюда, это была его третья сигарета. Голова кружилась, его сильно тошнило.
Давно, ещё в детстве, ему приснился сон: будто он находится по плечи в какой-то яме, мимо проходит его мама, Алёша хочет позвать её, попросить помочь ему выбраться оттуда, но не может выдавить из себя ни звука. И мама проходит мимо, не заметив его. Она уходит всё дальше и дальше... А на душе так гадко и грязно, будто сделал что-то до такой степени отвратительное, в чём невыносимо признаться даже себе самому.
Точно такое же чувство он испытывал сейчас.
Зачем он курит?
Алёша длинно сплюнул на пол - рот был полон жидкой слюны, как это обычно бывало перед рвотой.
Зачем он курит?
Ведь его ещё с детства раздражал табачный дым, а теперь после каждой выкуренной сигареты во рту горько, в горле першит, лёгкие болят, а на душе гадостно. И в добавок кружится голова и тошнит.
Тошнит...
Домой Алёша идти не хотел, хотя было уже довольно поздно. Просто сегодня у мамы день рождения. И поэтому дома, конечно, будут гости и будет водка. Хотя мама пила редко, для него это всё равно было невыносимо. Пьяная, она уже не была его мамой, она становилась совершенно незнакомой, пахнущей духами и водкой женщиной со сверкающими глазами и призывной улыбкой.
Алёше было плохо. Плохо. Плохо. Пло...
Не в силах больше стоять, он медленно сполз по стене и опустился на корточки, а затем и вовсе сел на мокрый изгаженный пол.
Он помнит, как мать однажды привела в дом своего любовника. Алёше было тогда лет восемь. Это случилось летом. Он примчался с улицы поздно вечером, весь перепачканный и жутко голодный. Сбросил в прихожей сандалии, ворвался на кухню с привычным криком "ма, я пришёл!" и застыл на пороге. На празднично накрытом кухонном столе стояла бутылка вина. Сбоку сидела мама, а спиной к Алёше - незнакомый лысоватый мужчина, который даже не повернул головы.
- Иди помойся и переоденься, - строго сказала мать.
Он ужасно долго мыл лицо, шею, уши, руки, потом ноги, потом ещё дольше одевался. Внезапно всё в этой квартире стало чужим, даже его собственная одежда. В ванную до него доносились голоса, мамин смех, звон бокалов.
Алёша пошёл на кухню и сел напротив мамы.
- Ешь, - сказала она и добавила неестественно громко и ласково. - Сынок, мы пойдём с дядей в комнату, поговорим. Хорошо?
Алёша молчал.
Они ушли.
Алёша поковырял какой-то салат, надкусил кусочек хлеба. Есть не хотелось. Недавний зверский аппетит улетучился бесследно.
Он решил почитать и пошёл в комнату за книгой, но дверь туда была заперта.
Алёша вернулся на кухню и сел на табурет. Ему стало тоскливо и страшно, появилось такое чувство, будто он остался совсем один на целом свете, а вокруг темно и пусто.
Спустя некоторое время он снова пошёл в комнату, на этот раз дверь оказалась открытой.
Мужчина лежал на маминой кровати, укрытый до пояса одеялом, так, что была видна его волосатая грудь и крупные мохнатые руки, закинутые за голову. Мама сидела рядом, гладила его по лицу, нежно улыбалась и шептала:
- Ведь ты меня любишь?
Тут она заметила Алёшу и голос её сорвался на крик:
- Что тебе здесь надо?!
- Книжку, - буркнул он, взял со стола книгу с заложенной закладкой и торопливо вышел.
Героя повести звали так же, как и его. Алёша читал и завидовал своему тёзке: у него был папа. А его родители развелись, когда ему было два года. С тех пор Алёша никогда не видел отца.
В кухню вошёл мужчина и сказал Алёше:
- Читаешь? Ну-ну, читай. А как книжка называется? - и он зевнул.
- "Как Алёшка жил на Севере", - тихо сказал Алёша.
- Ну и что там тот Алёшка? Не замёрз на севере? - мужчина хохотнул и почесал свой круглый живот, засунув руку под майку.
Тогда Алёша, неожиданно даже для самого себя, швырнул в этого довольно ухмыляющегося, чужого человека книгу и бросился прочь из дому.
Он сидел босиком в кустах, трясся от нервного напряжения и ночной прохлады, отмахивался от настойчивых комаров, но никакая сила не смогла бы его заставить сейчас пойти домой.
Он просидел так часа полтора. И когда вернулся, того человека уже не было.
- Шляешься ночами, - проворчала мать, заперла входную дверь и отправила его спать.
На следующий день к ней пришла подруга, они пили чай на кухне, а Алёша в комнате рисовал. Потом он решил прогуляться и, обуваясь в прихожей, нечаянно подслушал часть разговора.
Мама, видимо, рассказала гостье про вчерашнее происшествие, и та ей выговаривала:
- Не стоило тебе приводить его к себе домой. Дети порой бывают ужасно ревнивыми.
- Да что он там понимает в свои восемь лет? - возразила мать.
- И то правда, - согласилась подруга.
Неправда. В восемь лет ребёнок много чего понимает. Иногда даже больше взрослых.
В тот же день Алёша попросил, чтобы его диван перенесли на кухню - он просто больше не мог спать в одной комнате с мамой.
...На лестнице послышались шаги и голоса. Алёша медленно, с усилием, поднялся на ноги. Потухшая сигарета валялась рядом.
Это оказалась мама и её сослуживец дядя Вова. Мать была уже навеселе и поэтому не заметила ни табачного запаха, ни Алёшиного странного вида.
- Алёшенька, сынок, - защебетала мама. - Я схожу в магазин и заодно немного проведу дядю Вову. Да, кстати, - добавила она уже на ходу. - Приберёшь со стола и помоешь посуду. Хорошо?
И, не дожидаясь ответа, ушла.
Алёша поднялся на второй этаж, открыл своим ключом дверь и вошёл в их однокомнатную квартиру. Повсюду горел свет. На накрытом столе в комнате стояли тарелки с объедками, недопитая бутылка водки, ещё две пустые валялись под столом.
Первым делом Алёша вылил в унитаз оставшуюся водку и выбросил бутылки в помойное ведро. Потом прибрал со стола, вымыл посуду. Мамы всё ещё не было. Тогда он выключил свет во всей квартире, разделся, лёг лицом вниз на диван и расплакался.
Фрагменты
Падает снег, кончилось лето. Наступила зима. Тихо опускаются на землю пушистые снежинки. Они покрывают всё: дом, лужайку перед ним, речку, далёкий лес. Всё замерло и замёрзло. Небо хмурится, роняя снег. Кончилось лето...
Дома тоже темно. В окно заглядывает грустная зима. В абсолютной тишине громко тикают часы на каминной полке. В доме темно... Здесь никого нет. Только стоит старинная мебель, да окна занавешены красными бархатными портьерами. Что это за дом? Почему он здесь? И... где он?
* * *
Тихо. Пусто. Безжизненно. Повсюду, куда ни глянешь - пустыня. Вот глубокий чёрный провал в земле, в воде плавает полузатопленная кровать. Вот оскалился в жуткой усмешке череп, до блеска отполированый солнцем и ветром.
Солнце... Жгучее солнце. По пустыне идёт девушка. Идёт медленно, неторопливо. Ей некуда спешить. Ей некуда идти.
Путь её пошёл в гору. Она поднялась на высокий холм, остановилась на вершине, чтобы передохнуть. Огляделась...
Что-то внизу заставило её глаза округлиться, а ноги - торопливо сбежать с холма вниз.
И вот она уже здесь.
Когда-то это был город. Зеленели деревья, ездили машины, жили люди. Теперь вокруг неё - белые коробки домов с пустыми глазницами окон. Дома без крыш, полов, потолков. Совсем белые дома, спаленные ужасным огнём. Одни дома. Ни деревца, ни травинки, ничего. Смерть смеялась и корчилась в агонии в этих окнах.
Она зажала обеими руками рот, стараясь не закричать. Из полных ужаса глаз выкатились две слезинки и потекли по щекам.
Это был её родной город.
3. Сумасшедшая
Синтия пила на кухне чай, напротив неё сидела бабушка и читала газету. До сих пор ещё девушка временами боялась оставаться одна не только в квартире - даже в комнате, хотя прошло уже несколько лет.
Это случилось два или три года назад. Да, точно, три года - Синтии тогда было двенадцать. Тёплым летним вечером она играла во дворе их многоэтажного длинного дома. Солнце уже покраснело и закатывалось за горизонт, когда её позвала мама. Она была в домашнем платье с короткими рукавами и в тапочках.
- Пойдём со мной, - и мама протянула руку.
- Подожди, я переоденусь.
На Синтии была белая футболка, потрёпанные голубые джинсы и кроссовки. Стриженные под каре жёлтые волосы слегка растрепались, а голубые раскосые глаза (такие обычно называют лисьими) щурились от бившего в них заходящего солнца.
- Не надо, - мама взяла её за руку и они пошли.
- Куда мы идём? - спросила Синтия, пытаясь на ходу хоть немного пригладить волосы.
- Увидишь.
Они прошли сквозь одну из многочисленных арок в их доме и повернули в узкий переулок, в конце которого стояло строение, напоминающее гараж: такое же небольшое, с широкими воротами и обыкновенной металлической дверью на пружине. Мама потянула за ручку этой двери и, пропустив вперёд Синтию, вошла внутрь.
- Подожди меня здесь.
Мама куда-то ушла, а Синтия в то время огляделась.
Вокруг стояла темнота, которая скрывала и ушедшую в неизвестность мать, и стены помещения, и потолок, хотя снаружи здание казалось совсем небольшим. В двух шагах от девочки, немного наискосок, тянулась смотровая канава, как в обычных гаражах, только шире раза в четыре и ужасно длинная - начало и конец её терялись во тьме. Она была глубокой: вдвое выше человеческого роста, и полыхавший на дне огонь достигал самого верха канавы. Внизу суетились чёрные силуэты людей; что они там делали и как умудрялись не сгорать в огне, - до сих пор остаётся для Синтии загадкой.
А ещё там было жарко, как в духовке. Синтия мгновенно вся покрылась потом, волосы и одежда противно липли к телу.
Наконец появилась мама.
- Уже идём? - обрадовалась Синтия.
- Нет ещё. Нужно чуть-чуть подождать.
Мама прижимала к плечу ватку, как будто после прививки.
- Мне жарко, - пожаловалась Синтия.
- Выйди на улицу, подожди меня там.
Девочка вышла и облегчённо вздохнула. Тело окутала вечерняя свежесть, по спине поползли мурашки. Она немного полюбовалась кроваво-алым закатным небом, потом ей надоело, стало холодно, и она снова зашла в помещение.
Там в большой комнате, освещённой электричеством, какие-то женщины пили чай.
Синтия подробно описала им свою мать и спросила, не видели ли они её.
- Нет, - сказала одна из женщин и продолжила свой рассказ:
- А он напился, пошёл на озеро рыбу ловить и утонул...
Синтия тихонько извинилась, попрощалась и вышла.
Она возвращалась домой по сумеречной улице, растерянная, подавленная, думала, куда же делась её мама, и надеялась, что та уже дома. От этого внезапного исчезновения на душе было моторошно и одиноко, хотелось выть как собака и рыдать навзрыд...
В их квартире было тихо, и только из глубины её доносилась чья-то возня.
- Мама! - позвала Синтия.
Никто не ответил.
- Папа!
Тишина.
Синтия прошла в родительскую спальню и остановилась на пороге.
Папа лежал на кровати, а рядом с ним сидела её игрушечная плюшевая обезьянка и, причмокивая, пила кровь из папиной шеи.
Ледяной волной её накрыл ужас, Синтия пронзительно закричала и бросилась прочь.
Приветливо распахнулась спасительная дверь кухни. Сама распахнулась... Не долго думая, Синтия кинулась туда. И тут же пожалела об этом - дверь захлопнулась следом за ней, снаружи в замочной скважине заскрежетал ключ.
И тогда началось самое страшное.
Сами по себе открывались дверцы шкафов и холодильника, с полок падали тарелки, разбиваясь прямо у её ног, звеня, посыпались на пол вилки и ложки...
Они работали методично и быстро, наводя в комнате разгром. Они заполнили собой всё помещение - от пола до потолка. Они со всех сторон толкали прижавшуюся к стене Синтию, но их не было видно.
Страх парализовал её, стиснул сердце и сжал спазмами горло: она не могла ни пошевелиться, ни крикнуть. Ей не хватало воздуха, в глазах темнело, и постепенно Синтия провалилась в забытье...
Она очнулась лишь спустя год - в психиатрической лечебнице. Пришла её бабушка, долго расспрашивала про самочувствие, потом потребовала, чтобы Синтия рассказала ей о том, что произошло тем летом год назад.
Рассказ девочки закончился истерикой и её увели. А через неделю выписали.
...Теперь Синтия живёт у бабушки, на противоположном от её бывшего дома конце города. Она снова учится в школе. Снова смотрит телевизор, читает книги, гуляет с друзьями. Но что-то сломалось в ней в тот кошмарный вечер и никогда она уже не станет той весёлой, озорной Синтией, какой была когда-то.
Как ни старалась бабушка скрыть прошлое, но слухи о лечении Синтии всё равно просочились в школу. Из-за этого на неё косились ребята, а учителя жалели и старались особо не нагружать заданиями. Но она ничего этого не замечала, всегда погружённая в себя.
Ей не давал покоя тот вечер, что перевернул всю её благополучную жизнь. Она всё собиралась съездить на свою старую квартиру, поговорить с новыми её жильцами, отыскать тот чёртов гараж и попытаться узнать хоть что-то о судьбе своих родителей. Да всё как-то времени не было...
...Бабушка отвлеклась от газеты и весело спросила:
- Что это мы заскучали?
И совершенно неожиданно у Синтии вырвалось:
- Бабушка, куда исчезла мама, как плюшевая игрушка могла убить папу, что за дрянь разгромила кухню и свела меня с ума?
- Откуда мне знать... - сказала бабушка и опустила глаза.
Фрагменты
...Она открыла глаза. Он сидел совсем рядом, что-то писал, разговаривал с какими-то людьми. Она не слышала его голоса, уши будто заложило.
Она повернулась к нему спиной и стала думать, что же ей делать. "Дура, - мелькнула мысль. - Ты ведь столько этого ждала."
Она резко обернулась. Его уже не было. На его месте сидел другой парень.
...Она бежала, будто в тумане. Мелькали улицы, дома, квартиры. Она искала его. Вокруг были парни. Много парней. Блондины, брюнеты, шатены. Только не было его - рыжего.
И тут она радостно вскрикнула. Это он! Он стоял у чугунной литой ограды парка рядом с какой-то девушкой.
Не обращая ни на кого внимания, она бросилась к нему, обняла, приникла губами к его губам. А когда открыла глаза, перед ней уже было чьё-то чужое, удивлённое лицо...
И вот - конец. Некий ужасно знакомый старый дом. Много окон, много комнат. Она прошла сквозь длинную анфиладу в самый последний просторный зал. На полу ковёр, окна задёрнуты бордовыми бархатными портьерами. Старинная мебель, камин с пылающими дровами. Посреди комнаты круглый стол, покрытый скатертью с бахромой. А в самом центре стола лежит старинная толстая книга в кожаном переплёте.
Последняя яркая вспышка сознания и...
* * *
Она проснулась. Первой её мыслью было: "Я сама сшила пиджак на Эшли." Потом она нехотя встала, собралась и пошла на работу. День не предвещал ничего хорошего. На душе было муторно.
"Жизнь - это не сон, к сожалению, - подумала она. - А вот сон - это жизнь, причём более полноценная, яркая и насыщенная. Не осуждаю тех, кто принимает опиум."
"Зачем я живу? Зачем эти сны и сновидения? Как жила раньше? Кого любила, с кем дружила? Совсем не помню. И почему мне снится именно он?"
4. Яичница
- Я женюсь, - сообщил Дэвил матери.
- С ума сошёл, - немедленно отреагировала она.
- Мы любим друг друга.
- Тебе всего восемнадцать!
- Уже восемнадцать!
- Ты же учишься! На что вы жить будете?!
- Я устроюсь...
- Устроится он! Даже и не думай - нам с отцом такую обузу на шею вешать, свою жизнь ломать. И чтоб ноги той шлюшки малолетней не было в нашем доме!
- Хорошо. Тогда я уйду.
- Иди.
Глупая, пустая угроза - так она тогда думала. Ну куда он денется?
А он и правда собрал вещи и ушёл. Навсегда, как тогда думал.
Позвонил Карле с таксофона на домашний.
- Да, Рыжик.
Карла всегда чувствовала, когда он позвонит.
- Я ушёл из дома, малыш.
- Ого, - выдохнула она ошеломлённо. - Ты сейчас где?
- В парке, на нашей лавочке.
Была поздняя осень. Пасмурное хмурое небо нещадно давило на мозги и на сердце. Ветер уныло шуршал в опавших листьях у его ног.
Появилась запыхавшаяся, растрёпанная Карла.
- Я тут подумала, что ты, наверное, голодный ("С чего это она взяла?" - удивился Дэвил) и принесла тебе поесть.
Он до конца своих дней будет помнить эту нелепую яичницу в литровой банке. Почему именно яичница? И почему в банке? Чёрт его знает.
Люди, проходящие мимо, удивлённо оглядывались на них, а Карла кормила его яичницей с вилки, как маленького.
Для других любовь - это цветы, море, свидания и поцелуи. А для Дэвила воплощением их романа стала та самая яичница - такая же трогательная и нелепая, как их любовь. И неуместная, как ранний брак.
Карле тогда было всего шестнадцать.
- Куда ты думаешь идти?
Дэвил пожал плечами.
- Попробую пока перекантоваться у кого-то из друзей.
Друг выручил - пустил переночевать. На следующий день были долгие бесплодные поиски работы и квартиры. Потом ещё день. И ещё.
А потом исчезла Карла.
Молчал телефон, и дверь, в которую настойчиво стучал Дэвил, не открывалась. Соседи разводили руками - кажется, уехали. Или не уезжали? Никто не видел. Да разве тут вообще кто-то жил?
Учителя в школе, где училась Карла, пожимали плечами. Мать забирала документы. Когда? Да дня два назад. Или три. Или неделю. А может быть, тут вообще такая никогда и не училась? Может быть. Да. Не исключено.
Город зомби. Трупы ходячие - без мозгов, без сердца, без души. Никто ничего не знает и всем, по большому счёту, наплевать на всех и всё.
И Дэвил уехал. Зайцем, в другой такой же безликий, безымянный, неприветливый город.
Не было Карлы. Не было работы. И дома тоже не было.
А было первое воровство - чтобы выжить. И водка - чтобы забыть. Потом водка перестала помогать и пришёл черёд травы и таблеток. Потому что она настойчиво снилась, и плакала, и звала, и что-то пыталась рассказать.
Была ночь, фонари, застывшие деревья и дома. Дэвил брёл после очередной дозы, совершенно один.
И тут в его левом ухе раздалось мерзкое, злорадное хихиканье.
Дэвил споткнулся от неожиданности и замер. Время остановилось вместе с ним...
Потом была наркологическая клиника. Он возвращался в себя медленно и неохотно. Жалел, что не умер тогда от передозировки.
Дэвил вернулся в родной Брамштадт, к родителям. Нашёл работу, заочно учился. Начал встречаться с Лайзой, милой, симпатичной, во всех отношениях положительной девушкой. С ней было очень спокойно, стабильно, надёжно и скучно. Он быстро к ней привык.
Как-то поздней осенью он прогуливался по парку. Вспоминал, как его кормили яичницей и улыбался тем далёким воспоминаниям.
На их с Карлой любимой лавочке кто-то сидел. Дэвил подошёл ближе, скользнул равнодушным взглядом и обомлел.
Там сидела Карла.
Фрагменты
Под чёрным клубящимся небом теснились закопчённые паровозы. Они гудели, свистели, выдыхали искры и пар. Казалось, паровозами заполнена целая вселенная, и нет выхода из этого ада.
Она плутала между чёрными огромными машинами. Они дышали горячим паром, изредка мигали фарами, пересвистывались гудком. Они были живыми, чужими и равнодушными. Нет, не выдадут - она это знала. Но и не защитят, не укроют в случае опасности.
А ей нужно было укрытие - она убегала. От кого? Неизвестно. Но когда слышала тяжёлую железную поступь невдалеке, сжималась от ужаса. Больше всего она бы хотела раствориться в грязном воздухе, стать невидимкой, облаком пара, вырывающимся из недр чёрных машин.
Она пролезала под вагонами, боясь, что состав вот-вот тронется, хрустела щебёнкой под ногами, бежала, высматривая укромный уголок, чтобы передохнуть там хоть пару минут.
Прижимала к груди крохотный комочек жизни. Ребёнок. Её дочка. Всё, что у неё осталось от прошлой жизни.
Она пролезла под очередным вагоном и оказалась на перроне. Вокзал. Скорее туда! Пройти сквозь него, попасть в город, а там уже можно в два счёта затеряться среди улиц, зайти в любой дом, любую квартиру.
Войдя в двери вокзала она тут же попала в лабиринт коридоров, лестниц, тупиков. Она мчалась вдоль каменных стен, прижимая к груди девочку, и больше всего боялась услышать впереди или сзади металлический стук шагов. Тогда - всё. Конец.
Но лучше бы наступил конец этому проклятому зданию! Бессчётное количество раз она поднималась и спускалась по лестницам, поворачивала налево и направо, то ускоряла шаг, принимаясь бежать, то еле брела, с трудом переводя дыхание.
Стены давили на неё, угнетали своей безысходностью. Хоть бы одно крохотное оконце, глоток свежего воздуха, луч солнца! Но нет. Она, видно, будет вечно тут блуждать, как по лабиринту Минотавра, пока не упадёт обессиленная, и девочка изойдёт криком на её руках, погибнет от голода и жажды, если ещё раньше их не догонят металлические шаги...
Подстёгнутая этой мыслью, она бросилась бежать, из последних сил подавляя в себе желание кричать от усталости и отчаяния, сердце стучало где-то в висках, ноги подкашивались, а брови уже не спасали глаза от густого солёного пота.
Она повернула за угол и замерла, ослеплённая...
5. Судьба
Прямо над их головами тянулась цепь следов, оставленных чьими-то исполинскими сапогами.
- Жуть, - выдохнула Карла.
- Не смотри туда, - Дэвил легонько нажал пальцем на её подбородок, опуская голову, и неожиданно поцеловал.
"Оказывается, летать - это так просто," - удивилась Карла. Земля ушла из-под ног, тело стало лёгким и невесомым - всё, как описывалось в банальных дамских романах, но от этого не менее реальное. Чуть закружилась голова, а в ушах зазвенело. Или это в развидневшемся небе зазвенели хрустальными колокольчиками звёзды? "Не знаю и знать не хочу," - решил Дэвил. Сердце замерло на мгновение и затрепыхалось взволнованной птицей.
- Морозно становится, - промолвила Карла.
- Накинь капюшон, - посоветовал Дэвил и сам же его накинул. И обнял её.
Карла прижалась к нему, вдохнула тёплый запах его пальто и растерянно пробормотала:
- А как же Лайза?
- А Лайзу я люблю, - просто ответил он.
Адская, почти физически ощутимая боль пронзила ей грудь. Руки повисли бессильными плетями - как обнимать чужого, на которого не имеешь права?
- Зачем? - прошептала она. - Зачем тогда?
- Я... Карла, прости... Я просто вспомнил...
- Что ты мог вспомнить?
Она оттолкнула Дэвила и побежала к дому. Звёзды издевательски подмигивали с неба, снег визжал под ногами как резаный, а замёрзшие щёки горели от слёз.
"Лайзу...любит...а я?! Игрушка? Он же не такой! Ошибалась?.. Сволочь?.. Ненавижу! Господи, убей меня. Больно... Он вспомнил...Что вспомнил? Я спрошу!"
Столь же решительно Карла развернулась и, глотая рыдания, вернулась туда, где только что стоял Дэвил.
Его уже там не было.
"Не может быть! Так быстро?"
Карла шла по морозной зимней улице, шепча что-то невразумительное и бессвязное - то ли молилась, то ли творила заклинания. Мерцали редкие звёзды и луна задумчиво освещала ей дорогу.
Девушка остановилась у ограды чьего-то сада. Тени деревьев причудливо переплетались на снегу. Ей вдруг показалось, что Дэвил не человек, а призрак, и теперь он превратился в дерево из этого сада, протягивает к ней замёрзшие ветви, но уже никогда ничего не расскажет.
"Стоп!" - приказала Карла и, собрав усилием воли свои расхристанные чувства в кулак, сунула их куда подальше.
"Будем рассуждать разумно и логически. Где моё прошлое? Нету. Вместо него только странные сны и непонятные видения. Если кто-то в кого-то втюрился - это ерунда, но он вспомнил что-то, что касается меня. Ничего, я завтра всю душу из него вытрясу, я имею право знать!"
Внезапно посреди зимы и мороза Карле в лицо повеял тёплый мартовский ветерок, пахнущий талым снегом и набухшими почками.
- Повязаны, - скрипнула Карле старая яблоня.
- Навеки повязаны, - подтвердила молоденькая вишня, прошелестев обнажёнными ветвями.
С неба улыбалась луна.
И Дэвил уже передумал быть призраком.
Фрагменты
...Солнцем. Тёплым солнцем в ярко-голубом небе. Задохнулась от потока свежего воздуха, напоенного ароматами летних трав и цветов.
По небу плыло лёгкое полупрозрачное облачко. Она стояла на зелёной лужайке перед одноэтажным белым домом, окружённом деревьями. Вокруг высились мирные зелёные холмы.
Она облегчённо вздохнула. Всё! Свободна! Больше им ничто не угрожает, весь тот металлический ужас в прошлом. Они свободны!
Она спустила ребёнка с рук и девочка неуклюже заковыляла по траве. Ей было чуть больше года, голубые глаза удивлялись всему на свете, в пушистых волосах светилось солнце. Девочка сорвала цветок и, протянув его матери, счастливо рассмеялась.
Она улыбнулась в ответ, расцеловала ямочки на щеках и подбородке ребёнка, и, взяв дочку за руку, направилась к дому.
6. Конец. Или начало?
Этим утром даже солнце светило по-другому - слишком ярко для зимы, заливая сонные улицы электрически-жёлтым светом.
Когда Карла пришла в парк, на их лавочке уже сидел Дэвил.
- С добрым утром! - поприветствовал он её.
- Ты знал? - вдруг поняла она.
- Не так знал, как догадывался, - Дэвил пожал плечами. - Понимаешь, эта абсурдность многих ситуаций, провалы в памяти, скачки во времени. Что-то явно не так - то ли с нами, то ли с окружающим миром. Возможно, в тот вечер, когда взорвались звёзды, произошло расщепление нашего пространства.
- А как же остальные люди?
- А ты могла бы сейчас сказать, кто из окружающих людей настоящие, а кто лишь копии, походные от расщепления?
Карла покачала головой.
- Знаешь, мне они все какие-то бесцветные. Большинство, во всяком случае. Одинаковые, как автоматы.
- Вот этого я и сам никак не пойму - где настоящее, а где производное? Где мы живём на самом деле, а где лишь появляемся периодически?
- Слушай, Дэв... - и Карла густо покраснела.
- Что?
- А у нас ведь была дочь, верно?
- Она и сейчас есть.
- Правда?
Карла нервно мяла в карманах перчатки.
- Ты никогда не обращала внимания, что у Синтии мои глаза, а нос и губы - твои?
- С ума сошёл! - выкрикнула шокированная Карла. - Я её что, по-твоему, в девять лет родила?
- Всё так перепуталось, - Дэвил вздохнул и закурил. - Ты исчезла ещё беременной, потом уехал я. И тут начинаются перепады времени. Синтия очутилась в Брамштадте примерно в два года, её нашли просто на улице и удочерили какие-то хорошие люди. Здесь прошёл добрый десяток лет до моего возвращения, а ты объявилась всего год назад. И там, где жили мы, время явно шло медленнее. Ты что-то помнишь оттуда?
- Ни черта. Вокзал, дом, годовалая дочка - и всё. А... ты уверен? Что это точно она?
Дэвил кивнул.
- Я делал анализ ДНК.
- Чёрт возьми... чёрт...
Карла обхватила голову ладонями и попыталась всё осознать: взрослая дочка, несколько миров, разница во времени...
- У нас прекрасная дочь, - прошептала она. - Красивая и умная. И сколько ей уже пришлось пережить, боже мой...
- Это ещё не всё, - сказал Дэвил, бросив на неё сочувственный взгляд.
По небу прокатился гул, как отдалённый раскат грома.
- О! Они уже близко, - пробормотал он, озабоченно поглядывая вверх.
- Кто?
- Сегодня всё решится. Либо произойдёт окончательное расщепление, либо миры опять сольются в один. Или же просто всё уничтожат.
- Как? - ужаснулась Карла.
- Как неудачный проект, - спокойно пояснил Дэвил.
Карла подняла голову.
По небу неслись три огромных белоснежных всадника.