Инвалиды

Анатолий Комаристов
После назначения меня начальником экспертизы военнослужащих и военнообязанных 17 военно-врачебной комиссии Среднеазиатского военного округа, а затем и  начальником этой комиссии,  я  начал глубоко осваивать основы военно-врачебной экспертизы.

Одной из главных задач  военно-врачебной комиссии (ВВК) военного округа, флота, флотилии  в случае медицинского освидетельствования  военнослужащих, состоящих на действительной военной службе или уволенных из армии,  являлось вынесение постановления о причинной связи заболеваний, ранений, контузий, травм, увечий.

Действовавшее тогда положение предусматривало следующие формулировки  постановлений: «Ранение получено в боях при защите СССР», «Заболевание связано с пребыванием на фронте», «Увечье (травма) получено при исполнении обязанностей военной службы» и другие.

На основании представленных документов госпитальная или гарнизонная ВВК выносила одно из указанных выше  постановлений. После утверждения его в штатной ВВК оно передавалось  во ВТЭК для окончательного определения причины инвалидности освидетельствованного.

Если по  последствиям заболеваний, ранений травм, контузий, увечий  бывший военнослужащий ВТЭК признавался нетрудоспособным, в справке об инвалидности записывалась одна из указанных выше формулировок и тогда инвалид получал  существенные социальные и финансовые льготы. Понятно, что многие бывшие военнослужащие любым путем стремились  получить одно из этих постановлений.

До разделения Туркестанского военного округа  этой работой занималась окружная ВВК ТуркВО в городе Ташкенте. После создания 17 ВВК ветераны, проживавшие на территории Казахстана, Киргизии и Таджикистана, стали обращаться в нашу комиссию и буквально завалили нас своими заявлениями. Писем в комиссию поступало много. Их приносили с почты в больших бумажных мешках. Ежедневно в комиссию на личный прием к врачам-специалистам приходили, как минимум, до 8-10 человек, а иногда и больше.

Чаще  спокойные, иногда возмущенные. Письма ветераны писали в ЦК КПСС, министру обороны, в Центральное военно-медицинское управление, но все они в конечном итоге приходили к нам в комиссию, ибо по закону только мы могли решать эти вопросы. Кстати, постановление о причинной связи, вынесенное ВВК другого военного округа, могла отменить только Центральная ВВК МО в городе Москва.

Вспомнилась история с одним контуженным, приехавшим из Караганды «добиваться  правды». Дело было днем, в обеденный перерыв. Я шел из дома в комиссию. При  подходе к зданию комиссии вижу своих женщин-сотрудниц, разбегающихся с жуткими криками по территории нашего участка в Калининском военкомате Алма-Аты.

Не могу ничего понять. У входа в комиссию вижу здорового заросшего «бездомного», размахивающего костылем, огромной  палкой и громко кричащего: «Всех убью… Бога… Мать... Пенсию давай…».

Отступать мне некуда, иду спокойно на него. Жестом прошу успокоиться. Он замер, умолк, опустил костыли. Я был в форме. Он озлобленно смотрит на меня. В здание я вошел первым. Он молча идет вместе со мною в кабинет. Вежливо прошу его сесть. Он садиться, но костыли и палку не бросает, держит крепко. Помочь мне некому, офицеры комиссии еще не вернулись с обеда. Сотрудники военкомата в соседнем здании.

Женщины разбежались по участку, но почему-то не побежали в военкомат за помощью к дежурному по военкомату офицеру. Я знал имя и фамилию этого буйного посетителя. Мы переписывались с ним не один месяц. Пытаюсь начать с ним успокоительную беседу, прошу отдать мне палку. Не отдает, но уже, Слава Богу, не машет ею.

Пытаюсь перевести беседу в спокойное русло. Не получается. Злобно кричит мне:
— Ты ел сегодня?
— Да,- ответил я.
— А я уже неделю голодный…

Молча достаю из кармана кошелёк, а там всего два юбилейных рубля. Отдаю ему монеты со словами:
— Денег у меня больше нет, но рядом дешевая столовая. Сходи, покушай, а потом мы с тобой спокойно поговорим. Палку оставь. Она тебе в столовой не понадобится.

Он минуту колеблется, берет деньги, подает мне палку и молча уходит. Я прячу палку за шкаф и думаю, как вести себя с ним дальше, когда он вернется из столовой.

Вернулся он спокойным, довольным и даже поблагодарил меня. К этому времени вернулись с обеда офицеры (женщины были настолько перепуганы, что я сразу же отпустил их всех по домам) и мы общими усилиями уговорили его вернуться в Караганду, и пообещали, что через несколько дней пришлем нужное ему постановление комиссии. Все документы на него у нас были практически готовы.

После этого эпизода кое-кто из женщин, работавших в комиссии,  хотели даже уволиться. Он перепугал их основательно. Они спокойно пили чай и вдруг в комнату, размахивая костылем, палкой и с отборным матом, врывается  «лохматый  бездомный» с угрозой всех убить...

…Почта у нас была каждый день большая. Писали ещё отдельные живые участники боев у озера Хасан, участники войны в Испании в 1936 году, советско-финляндской войны 1939 года,  Великой Отечественной войны.

Однажды пришли документы (вернее их обрывки) от красноармейца, который гонял басмачей в гражданскую войну по пустыням Средней Азии  и саблей получил тяжелое ранение левой руки. Всякие случаи были...

Чтобы подтвердить призыв гражданина в армию, пребывание на фронте, участие в боевых действиях, получение ранения, контузии, нахождение на лечении в госпитале, увольнение из армии по болезни или ранению мы запрашивали военные комиссариаты и Центральные архивы страны.

Архивы, особенно на территориях, которые были оккупированы в годы войны, в основном, не сохранились.  Да и не все сотрудники архивов относились к поисковой работе добросовестно.

Люди не хотели копаться в пыльных, порой залитых водой подвалах, на полках рядом с мышами и крысами. Проще было дать ответ: «Документов не обнаружено», что многие, как мы считали, и делали.

Из многих сотен ветеранов, с которыми мне довелось столкнуться в этой кропотливой  работе, за годы службы в комиссии, почему-то хорошо запомнил трех человек. Долгое время к нам обращался бывший солдат по фамилии Мищенко.

Он не имел ни одного документа, подтверждающего призыв в армию, пребывание на фронте, лечение в госпитале. Но настойчиво утверждал, что уволен в конце войны по болезни. Точный месяц и место увольнения не помнил или не хотел говорить.

Мы долго ничего не могли найти, а потом он, наконец, пришел ко мне и подробно рассказал о себе все от начала до конца. Оказалось, что после возвращения с фронта по болезни он, чтобы спасти жену и детей от голода, украл в колхозе мешок зерна и мякины. Во время ареста у него отобрали красноармейскую книжку, свидетельство о болезни и другие документы.

Он рассказал нам, когда и где его судили, и только после этого в архивах МВД мы разыскали уголовное дело, в котором  находились нужные нам документы. Мищенко просто не хотел говорить нам о своем проступке и судимости. Длилась эта история почти год.

И еще один «ветеран», по фамилии Жданов, доставлял нам и начальнику медицинской службы округа полковнику Гусакову А.Ф. много хлопот. Жил заявитель во Фрунзе  и без конца привозил и присылал нам, а также в штаб округа, в ЦК КПСС  поддельные копии справок о ранении, свидетельств о болезни, документы о призыве на военную службу.

Некоторые «липовые» копии были даже заверены нотариусом, о чем мы информировали Министерство юстиции Киргизии. Правда, ответа от них не получили. Когда Гусаков был в командировке в городе Фрунзе, Жданов каким-то образом попал к нему на прием и попросил разрешения положить его в гарнизонный госпиталь «подлечиться». Гусаков удовлетворил просьбу ветерана.

Вскоре он прислал нам в комиссию заверенную копию свидетельства о болезни, якобы за 1943 год, напечатанную с массой грамматических, орфографических ошибок и искаженных медицинских терминов. Копия свидетельства была отпечатана на типографском бланке. Но именно эти бланки, незадолго до этого, для нас отпечатали в типографии Алма-Аты, и мы разослали их во все госпитали округа. Стандартные бланки свидетельств о болезни мы с медицинского склада в тот год не получили.

На каждом бланке свидетельства был указан номер нашего заказа и год печати (так  принято в типографиях). Со стороны Жданова это была просто наглость!

При проверке было установлено, что, находясь  в госпитале, Жданов за шоколадку  выпросил у секретаря  госпитальной ВВК чистый бланк свидетельства о болезни. Кто так безграмотно заполнил свидетельство о болезни, мы не уточняли. Это не имело никакого значения.

Гусаков был возмущен. Секретаря госпитальной ВВК уволили, а заместитель начальника госпиталя (председатель госпитальной комиссии) получил взыскание. Жданов жаловался на нас в ЦВВК МО. Мы дважды направляли туда все его «документы» и переписку с ним (целый том!).

ЦВВК отказывала ему в принятии положительного решения, но он продолжал писать жалобы во все инстанции.

Уже после переезда в Москву я узнал, что ЦВВК все-таки вынесла постановление о связи его заболевания с пребыванием на фронте.  Я так и не понял, на каком основании было принято такое решение. Наверное, по указанию «сверху», ибо Жданов за все эти годы «достал» всех…

Вспомнил еще один случай. К нам в комиссию долго обращался один бывший военнослужащий с просьбой помочь ему найти документ, подтверждающий его призыв в армию. Во время войны он жил в  Алма-Ате и, якобы, призывался одним из военкоматов города.

Мы несколько раз делали официальный запрос, в указанный им военкомат, с просьбой документально подтвердить призыв на фронт заявителя. По положению, книга призванных на военную службу, хранится 75 лет. Войны в Алма-Ате не было и архив должен был сохраниться. Ответы из военкомата были однотипные: «Документы не обнаружены».

Тогда, посоветовавшись с членами комиссии, я принял решение поехать в этот военкомат и самому попытаться в архиве поискать хоть какие-либо документы, подтверждающие рассказ бывшего солдата. Я и все члены комиссии верили ему, да и военкомат находился недалеко от нашей комиссии.

Военком  приказал дать мне ключи от подвала, где хранился архив и в помощь одного сотрудника. Я несколько часов сам копался в изъеденных крысами и мышами толстых томах бумаг и …нашел то, что искал — книгу призванных в Красную Армию за 1942 год.

Вышел я из подвала весь в грязи, паутине, пыли, но счастливый и довольный. Когда я показал документы военкому он, нисколько не смутившись, сказал, что накажет офицера ответственного за работу с архивом и извинился.

Большую поисковую работу выполняла наша комиссия во время войны в  Афганистане. Там порой поиск документов был не менее труден, чем во время войны 1941-1945 годов. Многие больные и раненые переводились в военные госпитали округов на территорию СССР, и разыскивать их истории болезни было не просто.

Солдаты и офицеры, получившие ранение, оказывались даже далеко за Уралом - в Новосибирске, Красноярске. Затем в ЦВМУ наконец-то приняли  решение отправлять все истории болезни «афганцев» в Военно-медицинский архив в Ленинград, что значительно облегчало поиск нужных нам документов.

Копия свидетельства о болезни из ТуркВО присылалась в ЦВВК МО. Нашей комиссией велась большая работа по учету всех больных и раненых на территории Афганистана.

Причем, учитывались только те военнослужащие, на которых было свидетельство о болезни или справка военно-лечебного учреждения. Можно смело утверждать, что самые точные сведения о санитарных потерях наших войск в Афганистане находятся в Центральной ВВК МО в Москве.

…А вообще нашему поколению не повезло. Без конца шли и идут войны или военные конфликты. Погибли и были ранены десятки тысяч военнослужащих, а гражданских лиц вообще никто не считал (вся информация о потерях ориентировочная!).
Работа по розыску, изучению документов бывших военнослужащих очень кропотливая, сложная, порой неблагодарная. Но зато, когда выносится нужное и долгожданное постановление, дающее право инвалиду на получение существенных льгот, понимаешь, что трудился ты не напрасно и радуешься вместе с ним.