- Эй, златовласка, проснись! Пошли потанцуем! – Передо мной возник загорелый крендель в гавайской рубахе и рюмкой водки в руках. – Счаз зарядят «Калифорнию», пообнимаемся.
- Пошел в жопу, придурок! – И я струйкой дыма обозначила этому кадру заявленное мной направление в «ж».
Чувак проснулся и отрезвел, поставил рюмку водки и дернул меня к себе за мой двойной кожаный ремень.
- Не надо волноваться, мадам, я все сделаю сам, - и ловко прижал меня к себе под первые звуки заморского «Отеля «Калифорния».
Нет, если бы это была бодрая трехминутная «Феличита», то все бы прошло по-другому и закончилось бы через три минуты, как, в принципе, и любая феличита. Но это был культовый «Отель «Калифорния». Наш совместный с гавайским кренделем вступ в «Отель» прошел вяло, но после первого куплета чувак вдруг заявил:
- И что это я, как дурак, полвечера потратил на эту вашу звезду Иванову, она ж холодная, как дохлая рыба! – И уверенно уткнулся губами мне в висок.
Я, будучи дочкой физика-ядерщика и начинающим медиком, любое спаривание воспринимала как результат броуновского движения и житейской неизбежности и мужскую болтовню про душу, флюиды и красоту делила на двадцать восемь. Но, невзирая на весь мой критический максимализм и научный скепсис касательно любовных дел, я прониклась искренностью заявлений моего новоявленного партнера на дне рождении все той же звезды Ивановой, моей сокурсницы.
«Отель «Калифорния» набирал обороты, а мой знакомый делился своими открытиями:
- Ну, ты, златовласка, даешь! Ты ж настоящая, живая! – И я позволила гавайцу увлечь меня в мою дальнейшую идентификацию.
Поддаваясь чужому интересу, увлекаешься и предметом исследования, и самим исследователем. Благодаря заморскому долгоиграющему медляку и искренности искателя женского живого тепла на последнем аккорде «Отеля» я и мой протрезвевший партнер были близки к совместному грехопадению. Но в наши научные изыскания вмешалось все то же броуновское движение бесшабашного, шумного дня рождения холодной звезды Ивановой.
Пока все пили на посошок, лобзали именинницу и договаривались об очередной попойке, мой новый знакомый подошел ко мне сзади, уперся подбородком мне в темечко и спросил:
- А зовут то тебя как, златовласка?
- Дарлинг.
- Не, это понятно: хани, дарлинг. А зовут то как?
- Дарлинг Пашкова, - еще раз уточнила я.
- Гонишь? – Не унимался знакомый.
- Прогнал двадцать лет назад мой любимый папа, выкурив свой первый и последний косяк по поводу моего рождения.
- Тлетворное влияние Запада?
- Оно самое, - усмехнулась я.
- И кто у нас папа?
- Естествоиспытатель. По-простому: физик-ядерщик.
- Ну, точно! - Обрадовался мой знакомец. – Ты не живая, ты – ядерная, Дарлинг!
И как не поверить такому признанию? Да, и еще: напомните мне все же всю ту словесную ненаучную чушь про флюиды, потому что после нашего танца ночью мне снились ласковые швейцары отеля «Калифорния», раздающие на входе в отель разноцветные воздушные флюиды.
- Главное, не большой и не маленький. Главное, чтобы веселенький, - делилась своими наблюдениями мой тренер по аэробике многоопытная Таня. Вспоминая Таню и ее оригинальные житейские наставления, я понимаю, что она, бывшая танцовщица и сластолюбка, была первым учителем пик-апа, с ее энергией и знанием человеческих душ и тел открыть бы Танечке свои курсы гейш или банальную службу психологической поддержки. Но веселая бывалая Танечка, засидевшись в статусе разведенной матери-одиночки, попала в плен кавказского обаяния картавого Гарика и согласилась стать его третьей женой. Я часто вспоминала Танечку и ее неординарные шуточки и всегда соглашалась с ней: «Главное, чтобы веселенький!».
Когда я познакомилась с Димой на дне рождении звезды Ивановой, я, конечно же, вспомнила Танечку и ее сравнительную шкалу мужских достоинств. Как обычно бывает с бедными влюбленными в дешевых незамысловатых романах, все было против нашего с Димой слияния, мы с ним никак не могли остаться наедине. Случайные встречи у общих знакомых, пару объятий, пару поцелуев то в темном коридоре, то в туалете, пока кто-то не припрется по нужде. Мне было весело, волнительно, экстазно только от одного Диминого касания или слова.
Наконец, мы напряглись и изловчились назначить и не пропустить наше первое настоящее свидание. Как вы думаете, что могут сделать люди, так долго ходящие вокруг да около секса, на своем официальном первом свидании? Я вам отвечу: нажраться, наржаться и, обнявшись, уснуть уставшими, довольными и одетыми в чужой пустой квартире на не разложенном диване. После Димы у меня была парочка шаблонных «А что вы, девушка, такая грустная и красивая?», ни лиц, ни имен не помню.
Потом была моя самая большая любовь. Моя настоящая любовь. Старший брат все той же звезды Ивановой. Старший брат Ивановой и наш старший товарищ по цеху: молодой талантливый хирург Миша. Миша трахал все, что шевелилось. Мы с Ивановой, зная друг друга с детства, были тайными биографами ее брата и всеобщего любимца. Красавец, спортсмен, сердцеед. Мы с Ивановой в своем максимальном детском восторге от Миши осознавали всю важность наших наблюдений и четко и неустанно вели счет Мишиным победам.
- Какая? – Уточняла я у Ивановой.
– Двадцать седьмая, - холодно констатировала она.
На сто первой или сто второй барышне, когда я попала в интернатуру в Мишину хирургию, я вдруг поняла, что я точно попала. Попала из биографов Миши в ряд его потенциальных побед. Я влюбилась. В этот раз судьба не стала оригинальничать и поставила нас с Мишей в одно ночное дежурство. Миша без долгих раздумий в очередной раз выпил стопарик спирта за экспериментатора Павлова и до первых петухов воспользовался мной и располагающей конфиденциальностью запертой ординаторской. Так я стала Мишиной сто какой-то, а он спустя четыре месяца стал моим первым мужем, потому что с первого попадания в меня он стал еще и родоначальником медицинской династии Ивановых.
Я любила Мишу. Безоглядно и честно. Ровно три года. И все эти три года Миша честно и безоглядно трахал все, что шевелилось, включая меня. Я любила его. Без единого оргазма с моей стороны. Любила, вспоминала шутницу Танечку и Диму, которого никогда не любила, но когда-то впадала в продолжительный экстаз только от одного упоминания о Диме. Я развернула Танечкину шкалу, обозначила фишки именами, задумалась, полистала учебники психологии, всплакнула, ругнулась и ушла от Миши в аспирантуру и новую жизнь. Вуаля: перед вами самая искренняя поклонница тренера по аэробике Танечки и не самый плохой психотерапевт с частной практикой.
Я долго оставалась психотерапевтом с частной и не семейной практикой и, скорее всего, на склоне лет вросла бы в свое рабочее кресло, выслушивая признания своих пациентов. Мне не дала засохнуть моя подруга детства звезда Иванова, пригласив меня на медицинскую конференцию. Блестящая немеркнущая звезда Иванова холодно диагностировала:
- Ты скукожилась и иссохлась. Надо взбодриться, - приказала она. – Конференция. Доклады. Шоколады. Банкеты. Фуршеты. Мужиков – валом. Баб заявлено только пять штук кроме нас с тобой. Значит так, бывшая моя родственница, мать моего племянника: молчать многозначительно, пить много и проснуться в чужой постели!
Ну как устоять перед напором звезды? Я потащилась на конференцию, где в первый же день нарушила все заповеты звезды Ивановой. Я выступила с длинным заумным научным докладом, который никто не слушал, потому что эти никто пытались выяснить происхождение моего замысловатого имени: Дарлинг Викторовна Иванова-Пашкова.
Весь перерыв я пряталась в женском туалете. Весь вечер я слушала возмущенную тираду звезды Ивановой, на моей памяти впервые вышедшей из своего образа снежной королевы. Из всего сказанного в мой адрес было только одно цензурное слово «идиотка», остальные слова были матерными.
Последующие два дня конференции вплоть до заключительного банкета звезда Иванова водила меня за руку, заставляла знакомиться, обмениваться визитками и многозначительно молчать и курить в разношерстной компании ученых мужей.
- Молчи и терпи, - шипела мне в ухо звезда Иванова. – Ну стремненькие они, стремненькие, но не все. Есть пара-тройка не женатых и перспективных, я узнавала.
Моя бдительная звезда Иванова оставила меня в покое на банкете, став звездой научного сообщества. Я, как солдат в самоволке, облегченно выдохнула, расстегнула верхнюю пуговку блузки и удовлетворенно закурила, предвкушая свой тихий незаметный уход по-английски. Поглядывая на пляшущую Иванову, я стала складывать в сумку телефон, сигареты, зажигалку.
- Потанцуем? – Протянул ко мне руку незнакомый мужчина.
Мое истерзанное конференцией сознание ушло по-английски раньше меня, прихватив с собою мое терпение, самообладание и воспитание. Я вскинула нагло бровь и удовлетворенно выдохнула струйку дыма в лицо незнакомца.
- Только не посылай меня на «х» или в «ж», - спокойно сказал мужчина. – У меня более экстремальное предложение: к тебе или ко мне?
Я, ошарашенная неожиданным поворотом событий, продолжала многозначительно молчать и курить, все, как учила меня моя звезда Иванова. Не оценив моих домашних заготовок, мой неожиданный визави проявил инициативу:
- Значит: ко мне, - затушил мою сигарету, взял мою сумку, меня и открыл двери в новую главу моей жизни.
Я исполнила заветное желание звезды Ивановой: я проснулась в чужой постели. Я проснулась от многократного «дарлинг», которое повторял мой ночной обладатель на русском, французском, английском. После немецкого я перестала вникать в диалекты, я вдруг поняла, что для него я просто дарлинг, и что он ничего не знает о моем шутнике отце и о моем имени-кличке. Под его лингвистическую джапу я счастливо уснула, впервые напрочь забыв про сравнительную шкалу Танечки, про исследования и про научный анализ.
А потом мы дружно смеялись над его вопросом и моим ответом:
- Как зовут тебя, дарлинг?
- Дарлинг.
А потом мы избавились от вопроса «К тебе или ко мне?». А потом мы как два истых естествоиспытателя синтезировали общую ДНК жизни, сплетая ее из наших детей от предыдущих браков, из наших родителей, из наших кошек, собак, привычек и недостатков. Джапа – это повторение мантры или имени бога. Произнесением имени бога обретаешь спасение. Повторяйте имена своих дарлинг, творите джапу любви. Потому что ни сердце, ни тело, ни душа не подвластны психоанализу. Будьте подвластны только любви. И множественной продолжительной феличите. Peace.