3 Конструкторское изобретение Чурикова

Утром после налёта турецких миноносцев, в тот самый день, когда Бориса Фёдорова отвозили в лазарет, на скамье Николаевского бульвара сидел немолодой человек в морском мундире с серебряными погонами штабс-капитана адмиралтейской службы. Это был единственный человек на всём бульваре, сохранявший полнейшую невозмутимость. Он не искал извозчика, чтобы уехать в Воскресенск или в Балту, как делали многие самостоятельные горожане, испуганные обстрелом. Он сидел на скамье, и тяжёлые, точно вырезанные из жести, ржавые листья каштанов с тихим шелестом опускались вокруг него. В порту догорали нефтяные цистерны. Человек во флотском мундире глядел на порт, залитый остывшими лучами осеннего солнца, на необычно пустынное море, изредка полуоборачивался и бросал взгляд через плечо на подъезд Лондонской гостиницы. Полчаса назад он вошёл в её прохладный мраморный  вестибюль и сказал сухопарому блестящему портье, похожему на премьер-министра: - Я – Чуриков, Андрей Павлович. Меня здесь должны ожидать. Ему предложили подождать, присесть, но он сказал, что зайдёт позднее, и вышел на бульвар. И вот он сидит на скамье, закинув руки на её спинку, широкоплечий, спокойный, не утративший в этой вольной позе воинской выправки, которая смолоду прививается воспитанником флотских школ. «Всё могло быть иначе», - думал он, сидя на скамье перед Лондонской гостиницей. Если бы его выслушали вовремя, если бы ему не мешали делать своё дело, то, что случилось этой ночью, могло не произойти. Чуриков  вспомнил Петербург, особняк из серого камня и князя Дыбина. Он вспомнил, что совсем мальчишкой его отдал отец- боцман в школу юнг в Кронштадте. Полтора года службы, из которых только шесть месяцев довелось провести на Берегу.  Он окончил школу машинных кондукторов и в Порт-Артуре за отличие в боях против японцев получил погоны подпоручика. Он служил честно, много раз ходил в ночные вылазки, потому что был верен присяге, верен отечеству. Русские вели подземный ход для минной галереи, и в ответ в каменистой порт-артурской земле начали рыть японцы, - кто кого раньше взорвёт? Голод, вши, тиф, цинга, вечная трупная вонь, - одно спасение: заткнуть ноздри паклей, смоченной в скипидаре. Русская мина, на счастье, взорвалась раньше над траншеей врага…Поручик, не сдавший полного офицерского экзамена. Две медали и два ордена. Жена. Двое детей. Нищета. Несколько верных товарищей, уцелевших после осады. И полное отсутствие связей. Впрочем, нет, не верно. Нашлись желающие поддержать его. Только Чуриков отказался от этой поддержки. Лет пять назад в Петербург к нему явился сотрудник «Нового времени» Ковалёвич, чтобы взять интервью. О своём проекте Чуриков не стал говорить. Тогда корреспондент заявил, что он напрасно бережёт тайну изобретения. Всё равно в России осуществить его  он не сможет, лучше передать проект «обществу судостроительных заводов» для реализации за границей. «Общество» финансируется «Международным банком»,и он, сотрудник «Нового времени», имеет полномочия говорить от лица «Общества». Чуриков спустил Ковалёвича с лестницы, но пророчество журналиста начало сбываться – заинтересовать своим изобретением государственные ведомства Чуриков не смог. Ковалёвич и в дальнейшем не раз пытался убедить изобретателя. Он ловил его на улицах, появлялся в Адмиралтействе; на протяжении двух или трёх лет Чуриков  не мог отделаться от Ковалёвича. Однако он не уступал. В детстве Чурикова порол отец, потом его пороли в школе юнг; муштра, зуботычины, служебные унижения, наконец нежелание признавать его проект – вот усилия, в которых он существовал, и всё же Чуриков был верен присяге, потому что был верен родине. Её земля и сады, города, леса и реки, степь, по которой бежит поезд, - это была Родина. В три часа ночи под его окном играл на рожке босой косматый пастух. Его рожок пел, и из дворов выходили женщины, разбуженные рожком, со своей скотиной. Он представлял себе запах росы на лугах и солнце поднимающееся над лесом. Прежде чем приступить к своему проекту, много сил пришлось затратить на то, чтобы приобрести необходимые технические знания. А затем множество вопросов встало перед ним. В те годы мореходные качества подводных лодок были чрезвычайно низкими, техническое оснащение – примитивным. Лодка плохо поднималась на волну и при зяби в три балла волны перекатывали через лодку, вода проникала внутрь. Чтобы уберечь лодку от затопления, все люки приходилось закрывать, но тогда от работы керосиновых моторов давление воздуха внутри лодки понижалось, и вода втягивалась сильнее. Моряки вынуждены были задраивать горловины наглухо, то есть идти по существу в условиях подводного  положения. Люди угорали, грозила опасность взрыва. Условия жизни на лодках из-за их малых размеров были отвратительны. Каждый лишний анкерок воды вызывал вопрос: куда его поставить? Если нужно было взять в поход лишнюю торпеду, то приходилось из кают – компании выносить стол или же пристраивать в проходе. Разрабатывая конструкцию механизма для подводной постановки мин, Чуриков должен был учитывать прочность корпуса лодки, предел допустимого погружения, расположение центра тяжести. Ему пришлось думать о вентиляционном устройстве, о том, как добиться, чтобы лодка держалась на заданной глубине, и о многих вопросах, имеющих самостоятельное  техническое значение, и решать их. В результате трёхлетней напряжённой работы у него  были готовы все чертежи. Работая, Чириков не подозревал о том, создать конструкцию – ещё не значит осуществить её на деле. Но потом в Военно-морском научном комитете он столкнулся со старыми адмиралами и понял, что создать новую конструкцию легче, чем её осуществить. По установившейся традиции адмиралы насторожённо относились ко всему новому. Проект Чурикова показался им фантастическим. Только князь Дыбин поддержал его и сказал, что вас ждут тяжёлые испытания.