Сначала ничего особо не болело, а потом навалилось враз. Но это только казалось, потому что болезнь развивалась постепенно, как ей и полагается. Ну, ныл желудок и ныл, подумаешь, у полстраны от современных нахимиченных продуктов ноет. Сдавал анализы, то-се, таблетки пил, жена строго следила, чтобы три раза в день перед едой. Не проходило. Водкой пробовал, старый способ народный, мужики на работе посоветовали, сказали, попробуй, Петрович, стакан водки со сливочным маслом, от язвы первое дело. Это как? Ну, берешь сто грамм масла и двести грамм водки, выпиваешь и закусываешь. Не, влез Петька Котельников, сначала масло, а водкой запить. Ну и так можно, согласился Серега Моржов, потянет. Попробовал и так и эдак, только с женой поругался, ну не поругался, а видел, что расстроилась, но промолчала. А камень-то на душе остался. Не любил он жену расстраивать.
Во вторник она за анализами в поликлинику сходила, вернулась в обед, притащила кучу лекарств и сообщила, что ему надо ложиться на операцию. Господи, боже мой, как он все это не любил: больницы, тапочки, запахи, передачки, покурить по-человечески негде. Да и страшно немного, если честно. Но жена стояла насмерть: надо и все. Лег, прооперировался, жена, сказала, удачно. После операции, как выписали, на больничном оттопыривался дома на диване. Смотрел телик, читал детективы в мягкой обложке, жена притащила с работы, у них там девочки постоянно читают. Интересные, между прочим, хоть и бабами написанные, в одном действует такой лихой частный следователь, который… Мужики с работы звонили, рассказывали новости. Болело сильно, после операции всегда так. В поликлинику не ходил, так, мол, пройдет, зарубцуется.
Жена всяких средств натаскала в дом, чего-то все пили альтернативное. Травки, порошки, нуни, пластыри китайские. Питался протертым овощами, пюре, киселями. Петрович не сопротивлялся, лишь бы облегчение пришло. Однажды жена его удивила, притащила бутылку водки, давай, предложила, посидим, выпьем маленько. Сама-то рюмку махнула и все, загрустила, а Петрович усугубил, вроде даже, отпустило, спал нормально. Потом в Москве лекарство какое-то дорогущее заказали, его пил, потом еще что-то. На столике возле кровати целая аптека образовалась, да и бог с ней, выздоровеет, выметет весь этот хлам.
Не выдержал, так болело – на стенку лезь. В понедельник поплелся на прием, обезболивающих попросить, что ли. Жена проконсультировал, что куда, занял очередь, отсидел сорок минут или пятьдесят, специально не засекал, зашел в кабинет. Врач, молодой тридцатилетний бритый налысо парень, как-то равнодушно отнесся, но это дело привычное, полистал карту, а потом: чего, говорит, Петр Петрович, вам от меня собственно надо? Обезболивающих, отвечает Петрович, болит же. Обезболивающих? И смотрит в окно. Да. Вам, дорогой мой, не об обезболивающих надо думать, а о душе. На такой стадии. Это, в каком же смысле? Ладно, я вам выпишу. И выписал.
А Петрович пошел домой и дорогой все думал. А когда пришел, пожаловался жене: хам какой-то малолетний, о душе, говорит, думай. А жена ему: болит? может таблеточку дать? А он ей: да пошли вы все… ни хера мне не надо, о душе, ****ь, думай, что я вам кретин, что ли? Ничего не буду.
И не стал.
И через две недели умер.