( "ноктюрн для двоих" окончание )
правая сторона
Виктор проигрывал жизнь. Нет, то был не «шекспировский театр». И это ни в коей мере не было сравнимо с неподражаемой режиссурой Рязанова. Хотя, при желании, с последним можно было найти некоторую отдалённую аналогию.
Случилось то, что на определённом этапе времени Виктор сделал для себя открытие: жизнь свою он играет: сутками, неделями и так далее … « в года слагались хмурые недели..» - так было в чьих-то памятных, но забытых стихах.
Итак, другие жили, а он проигрывал. К примеру, сантехник Синдей, бывший в молодости пьяницей, но однажды с похмелья, озаренный, стал прозелитом-баптистом и хотя грубоватые манеры никуда не делись, он проходя по подвалу пел в пол-голос песни «во славу Господню». Он жил и жизнь его была достойной.
Очень серьёзно жил электрик Геннадий, коллега Виктора: мужчина видный, представительный. Если он запивал, то очень серьёзно и мог днями не появляться из своей комнатки в подвале. При этом почти вся клиника знала, что это — серьёзно, что такова его жизнь. А когда весть доходила до заведующей инженерно-строительно частью, его, Геннадия, давней подруги-одноклассницы, то она вызывала сантехника Синдея и просила ти-и-ихо увезти Геннадия в его холостяцкий дом, и при этом деньги на такси давала.
Но особенно яркой, без тени сомнения в значимости и серьёзности протекала жизнь у начальства их учреждения: целенаправленная, с неоспоримой праведностью и естественно, с Главным в авангарде. В этом всякий должен был убеждаться, лишь только увидев их лица: они были жутко серьёзными. Жутко не в смысле страшными — упаси, Боже, со страшными лицами работать в детской клинике! Лица были серьёзными от осознания жуткой глубины своей значимости.
… Однажды - и этому, вероятно, настало время, по причине не узнанной ни кем, да и кому это надо! - события потекли для Виктора в направлении, когда серьёзность жизни открылась ему со всей силой.
*
- Да вы больны... - строго сказала та самая, уже упомянутая женщина, зав по инженерно-строительным работам, с прекрасным именем - Марина Николаевн. И это был итог их краткому, немного напряжённому разговору, явно продуманному одной из сторон в необходимом ракурсе. Инженер даже встала, подчёркивая тем самым это значение ею сказанного. Но Виктор тоже не сидел в этом в общем-то маленьком помещении, где было тесно от мебели — шкаф, два стола - то есть, не расслаблялся, и "не понял" намека, а следовательно не согласился.
За столом справа сидела новая сотрудница, заместительница Марины Николаевны по какой-то там части. Она ещё не успела освоить серьёзности и проникнуться всей душою в своё положение, а потому смотрела на происходящее с любопытством и явно была заинтригована.
Ещё бы!: этот немолодой мужчина позволял себе быть самостоятельным в выполнении не только своих обязанностей - как ей рассказали, но и дерзнул делать более, чем положено по скромной должности плотника, при том, без учёта мнения Самой.
И Виктор решил не разочаровывать новую сотрудницу.
- Вам не кажется, что вы превышаете свои полномочия, а именно, имея лишь инженерное образование, ставите диагноз взрослому человеку, пусть даже и проработав много лет в клинике. При том, детской клинике, заметьте.
Это была рискованная игра для мужчины... примерно, как... в хоккее.
Серьёзность лица стоящей пред столом женщины заметно повысилась:
- Или вы посещаете (далее следовало название заведения, которое со времён Достоевского слывёт в народе, как «жёлтый дом» ) и приносите мне справку о вашем обследовании и заключение врачей. Или я увольняю вас по статье.
- Знаете, - с улыбкой и не без лукавства во взгляде, ответил Виктор, - не соизволите ли вы подождать, пока я проконсультируюсь у юриста, в кабинете рядом.
И вышел.
Юрист, женщина сравнительно молодая,приятная и доброжелательная - к ней не раз обращался Виктор - выслушала не пытаясь выявить в лице более, того, чем она обладала. А это было бесценно — обладание чувством меры. Потому она была откровенна:
- Лучше напишите заявление по собственному желанию. Я знаю вас и не сомневаюсь, что вы найдёте себе работу. А она... ну, видно, что-то имеет против, а с формальной точки зрения — права.
Так юрист «прочитала» ситуацию и и даже вызвалась сама отнести заявление на подпись.
Виктор был согласен и написал заявление, и оставил ей, а на прощание обменялись они наилучшими пожеланиями в грядущем году.
Домой он шёл уже после пяти часов вечера и любовался снежным покровом. Ещё ноябрьским, выпавшим хотя довольно обильно, но пока лёгким, не плотным покровом. Пуховый верхний слой искрился, ловя незримыми гранями узоров свет фонарей и Виктор рассмеялся этому - на душе не было тревоги, хотя... Ну кто увольняется в конце года? Да неприятного разговора с женой не избежать. Но денег по увольнительной должно было хватить пока, а после Нового Года, конечно, будет поиск нового места. Чёрт возьми, в конце-концов, он так давно уже хотел вырваться из подвального помещения, где размещалась хозяйственная часть детской клиники. Депрессия, приходящая накануне Нового года стала хронической. К тому же, связей с врачами он не собирался терять — услуги он оказывал им немалые. И - Ангелина...
Виктор поднял голову к небу и увидел картину совершенно волшебную. Почти над головою острый, белого золота, серпик тонкого месяца распорол темно-синее покрывало неба и из прорехи высыпалось серебро звёзд во все края, в простор, от горизонта до горизонта, сразу же сложившись в узнаваемые узоры-созвездия. Чудо, да и только.
Телефон в нагрудном кармане куртки настырно напомнил о себе: неприятная и не любимая цацка, но с некоторых пор, вязавшая узелки неких невидимых, но так необходимых нитей - на это она была закодирована, эта машинка - вязать нити. Самые особенные, золотые нити тянулась из некоего отдела сердца к его детям сыновьям и дочери. А особая со сложными завитками нить - к ней, Его Королеве.
Но звонила жена: сообщала, что у неё ещё одна ученица и она не успевает на собрание в детский сад младшего, Андрюшки. Виктор посмотрел на часы и сказал, что он успеет и зайдёт по дороге — сад находился по пути с работы домой.
центральная часть
... Свернув вправо, шагнул в «прихожую»-коридорчик, уже со взрослой, родительской, обувью: в основном, женскими сапогами и полусапожками. В проеме двери Виктор увидел их владелиц, неудобно сидящих за низенькими детсадовскими столиками. Кто-то из родительниц сидели прямо и спинки стульчиков подпирали им поясницу и было заметно, что дамам при этом неудобно -лица у них были такие. Иные сидели, изогнувшись, опирались руками о столешницы, и пальцы их доходили до противоположного края. Где-то, за притолокой, в глубине помещения слышался голос воспитательницы. В тоне её явно обозначались нотки смущённого извинения извинение и желание понимания.
Виктор резанул «молниями» свои ботинки, ногой в носке отодвинул их с прохода и шагнул в проем дверей группы №7 — группы своего младшего. Поздоровался, извинился - разом со всеми - и сидящими и воспитательницей.
Он опоздал, и сейчас говорили о не работающем, и кажется, совсем безнадёжном, бассейне детсада.
Виктор скоро охватил взглядом картину и стал пробираться в направлении к столику, где три стульчика были свободны, а четвёртый был занят вполне ничего себе молодой особой. Приятна... Во всех отношениях приятна. Ладони она держала сложенными на натянутой юбке, но длины последней не хватало, чтобы прикрыть две маленьких чашечки коленок, а чёрные чулки подчёркивали их изящество.
Но Виктор заметил и другой пустующий столик, остановился — лицом к говорившей воспитательнице. Вынул из внутреннего кармана ручку и блокнот, положил перед собою, а куртку осторожно, не размахиваясь, стянул с себя и, сев на место, оставил на коленях. Возясь с курткой, невзначай заметил ещё одного родителя-мужчину, кивнул рассеяно и чуть задержал взгляд на нём, этом молодом парне.
Откинувшись на спинку стульчика, тот в полуоборот головы глядел на одинокую молодую женщину - ту, замеченную Виктором за соседним столиком. Виктор у-ведал: владело сейчас самцом лишь одно - какое там собрание в группе детсада, какой бассейн?!.. Взгляд молодого отца перешёл на Виктора: в них читалось недоумение: « Ничего, да? Почему тогда ты ... пришёл позже.. и мог сесть с нею...» Виктор усмехнулся про себя :« О, боги мои, прави! Объясните ему, что есть рок и совсем не музыкальный. И не просто тяжёлый, а о-очень тяжёлый... » Ну вот и снова: игра и серьёзность... Нонсенс, по мнению молодого отца (как-же, встречались, когда забирали своих пацанов!) Виктор выстроил мысленную фразу и она была пошлой, а потому противной, как всё подсознательное: два половозрелых бабуина оказались среди десятка особ противоположного пола... И немолодой бабуин то есть, Виктор пренебрёг вкусненьким "персиком" за столиком рядышком... «Но коленки действительно умопомрачительны....» - признал Виктор. А то что мысленно вытворял в сию минуту молодой отец с «персиком», он представлял: «Глаза хоть прикрой, дурак... Стыд поимей! Не-то , вся камасутра, творимая тобой в молодой твоей башке, лучом спроектируется на стенку над детскими кроватками». Эта мысль совсем превратила Виктора в циника, и грязный, неприятный эпитет в адрес молодого отца Виктор послал по касательной дальше, вдоль потока сознания... «Небо моё, как удержаться и не рухнуть в пропасть... Ну принял решение? Принял. Отдаляло его увольнение от Ангелины? Отдаляло. Потому, что она оставалась там, в клинике. И что - это другой конец света? Нет. Будет очередной скандал с женой? Будет. Но это ли раздражало? Что - рухнул мир? Тоже нет. Возьми себя в руки, в конце-концов давай хоть послушай дела детсада и группы, где сын твоему ещё два года пребывать.»
Сразу переключиться не удалось. Ему вдруг представилось другое. «Хотя бы она, не упала, идя домой... гололёд, ведь, чёртов!» - эта мысль о ней, о Королеве высветилось на внутреннем дисплее, изнутри. Виктор застыл, сидя прямо, ощущая, как нечто, похожее на тончайшую вуаль ложится, на всё внутреннее, личное. И лицо жены вспомнилось... совсем без выражения лицо.
... через силу, собрал себя из частичек, раскрыл блокнот и «втиснул» сознание в «тему».
Маленькая, горбатенькая, преждевременно состарившаяся, в прошлом архивариус, а по переобучу, ставшая воспитательницей, смотрела на всех умоляюще; не беседа, прямо, а судилище. Видно, тема задевала, чуть ли не возмущала. Мол, за что деньги платили: шапочки, там всякие защитные, мячики, утят надувных покупали. Воспитательница жалко улыбалась: «ремонтная группа приходила. Воду нагнали, а дальше что-то не то вышло и воду слили. Что теперь будут делать, она не знает.»
- А кто знает?- спросил кто-то, через два стола впереди. Он видел только её неряшливые волосы и голубой шарф.
Говор пошёл разом и Виктору стало скучно. Хотя, тоже хотел, чтобы его Андрейка плавал: сам-то он, не научился в детстве... Захотелось самому взять из дома инструменты, влезть в подвал здания и посмотреть - что там к чему. Надоело, ох как надоело всякие петиции подписывать. Ну до чего ж скучно, чёрт! На что уходит жизнь?
« Ангелина... Ангел Мой , ну почему Андрюшка не наш, не мой с тобою? Почему?»
... блокнот был раскрыт, на листе — набросок лица в профиль, ручкой с гелевым стержнем,чёрным по белому. Ангелина с хорошо уложенной чёлкой, штрихами обозначенными пепельными волосами. Виктор провёл ещё одну линию-волну и, подняв голову, скрестив руки на груди, сел прямо. За столиком рядом женщина поспешно отвела взгляд и, может быть, неосознанно заправила ниспадающую прядь за ухо, слегка взбивая волосы на затылке. Итак, часть времени была убита безвозвратно. А тема обсуждения уже касалась охранника, нанятого и сидевшего у входных дверей в целях безопасности. По стране увеличилось число пропажи детей и надругательств над ними. А вот тут-то Виктор имел своё мнение и ему было что сказать. Давнее, из прошлой жизни, педагогическое образование, шрамом нывшее. сказалось.
Виктор поднял руку:
- Разрешите?
Все обернулись к нему, стало тихо.
- Охранник, как вы заметили, сидит у входных дверей, не снаружи - внутри. Понятно – зима. Справедливости ради скажу: иногда он выходит и стоит снаружи. Далее: расстояние от ограды до входных дверей — около 25 метров. Мой опыт: веду сына в сад, ещё темно, наблюдаю: многие родители не входят, даже на территорию. Перед оградой отпускают — поцелуи опустим — подталкивают: иди сам. И ребёнок идёт. Я же довожу до дверей и убеждаюсь что охранник видит: я привел сына. Только тогда сын идёт сам в группу.
- А если на работу опаздываешь? - с явным вызовом, прозвучал женский голос чуть спереди.
Виктор перевёл взгляд на говорившую.
- Я видел вас, выходящей из машины. .. Кажется, у вас дочь...
- Да, я сама вожу машину и дочь приучаю к самостоятельности! - тем же тоном ответила родительница.
- Вы телевизор смотрите? - спросил Виктор. - Вы слышали о пропаже детей?
- Ой, да мой ребёнок никогда не пойдёт с незнакомым! - экзальтированные нотки другой "дамы"-мамы прозвучал из-за спины.
- Недавно был проведён эксперимент, — жёстко, почти сквозь зубы сказал Виктор.— Психологи разработали сценарий,всё снималось. а основное - скрытой камерой. В самом начале одну мать опросили, и она ответила, что внушила, своей малышке не верить незнакомым: ни дядям, ни тётям. Ей предложили понаблюдать издалека, как поведёт себя её ребенок. Дочь, под обычным бытовым предлогом, оставили одну возле дома. Итог: мать издалека, наблюдала, как опытный психолог подошёл ребёнку и через минуты три девочка доверчиво позволила взять за ручку и увести. - и Виктор жёстко спросил, - Вопросы есть?
- Ну вот, появится на собрании мужчина и всё станет ещё хуже. - это дала знать о себе дородного вида родительница и спросила у воспитательницы.- Ну, мы уже всё? Пора расходиться? Не сидеть ведь нам допоздна.
– По моему, я говорю не о пустом, - Виктор сел.
– Но ведь это действительно важный факт ! — Виктор не без удивления услышал реплику сбоку, со стороны одиноко сидящей за ТЕМ столиком. Она всё ещё держала ладони на натянутой короткой юбке.
– А я не привыкла уступать мужикам... — дородная встала и начала надевать куртку.
- Но ведь когда-то уступили? — Виктор посмотрел на говорившую с жалостью, - У вас, я знаю, как и у меня, тоже сын?
Среди общего смеха, ответ «дамы» прозвучал не убедительно:
- Это ещё не известно, кто да кому уступил... тогда...
... По дороге домой Виктор переходил проспект, белый и скользкий от спрессованного снега. Машина была одна, слева, и очень далеко. У своего уха он держал телефон и ждал, когда Евангелия отзовётся. Проскальзывая подошвами, он уже почти был у противоположного края...
Толчок, да нет - удар - по правому бедру и и всё, что видел, опрокинулось и завертелось. Боль,ярко полыхнувшая особым светом, вначале озарившая всё кругом, начала сжиматься, одновременно удаляясь, пока не стала малой звездой в кромешном мраке. ОНА, заинтересовала его, стала ориентиром во мраке и ему захотелось туда, к НЕЙ.
левая сторона
Холмик был из влажной от растаявшего за ночь, ноябрьского, без мороза, снега. Отчётливо было видно, как работники прихлопывали землю , плиты стремясь придать невысокой могиле форму плиты: острыми краями лопат углам придавалась правильная форма трёхмерности. По небу шли серенькие тучи, просветами напоминающие стёганное одеяло. Уже было не холодно, как накануне.
Двое, молодой мужчина и, может быть, чуть старше, женщина: очень похожие друг на друга, но, как это бывает, женские черты большей округлостью линий в лице смягчала твердую решительность подбородка и скул своего брата. Они стояли на усыпанной хвойными ветвями дорожке, тянувшееся справа ко входу на кладбище. Одежда их была не то чтобы легка и не по сезону, но сюртучная пара брата и замшевый удлинённый жакет с юбкой из шерсти сестры, являли собою не столько отличие вкуса - это определение скорее подходило смертным, - но безупречность стиля. Одеты они были, согласно своему ЕСТЕСТВУ.
Они стояли молча. Молчали потому, как что-то было уже сказано, и каждый теперь просто был погружён в свои мысли. Взгляды их были направлены на вертикальную плиту с именем и датами "рождение-смерть".
- А ОНА приходила? - спросила вдруг женщина и брат удовлетворённо наклонил голову: он ждал этого вопроса и сестра решилась его - последним.
- Нет, - ответил он мягко. - ОНА осталась дома, но долго, очень долго стояла дома перед своими иконками и я думаю - это не просто дань его жизни.
Сестра долго молчала, затем кивнула:
- Я Ей прощаю...
В начале аллеи, со стороны входа, появилась маленькая группа: женщина в белом манто с капюшоном накинутом на седые волосы, шла медленно и прямо: достоинство её движений выдавали немалый статус положения. Двое её спутников держались на два шага позади и по краям.
Женщина приближалась, и заметно повеяло холодом. Тучи на небе становились белее и просветов уже не было. Величественная особа приблизилась и немного не доходя, поднятием руки, заставила остановиться сопровождающих её на некотором расстоянии. Когда она оказалась рядом, стало заметно сходство её и двоих у могилы: она была старшей из них. Спрямлённые линии лица, делали лик её холодно-красивы,а в глазах её цвета бирюзы, отражались льды сурового заполярья. Величественная особа встала рядом с холмиком и спросила:
- Это он?
- Да, это он, Ваше Императорское Величество. - ответил мужчина. При приближении женщины в белом он снял свою широкополую шляпу-«боливар» и держал в опущенной руке. Взгляд его серых глаза, под высоким бледным лбом был прям и чист.
- Надеюсь, вы оба понимаете, что в случившемся нет моей вины? - та, которую назвали Императрицей и откинула капюшон. - В конце-концов, люди смертны и не мы положили этому начало.- сказав это, она слегка повернула голову в младшей сестре
Та молчала: ЕЁ глаза, в которых в глубину зрачков устремлялся синий водопад, скрывала опущенная вуаль с круглой, без полей, шляпки.
- Таи, я знаю всю историю и обещаю не выносить твоё участие в ней на широкое обсуждение, - продолжала женщина в белом. - Знаю о твоём недоверии ко мне, но ... я люблю тебя.
И после недолгого молчания она объявила:
- Вам пора. Вы и так слишком долго задержались в этой стране. Даждь Лив, надеюсь, ты обладаешь большим благоразумием.
Намёк был более, чем прозрачным: Императрица безусловно была в курсе всей их «интриги», закончившейся трагично... Но их ли в том вина? Мир людей был бестолков и нелеп с точки зрения высших Сил, который олицетворяли сейчас эти трое.
- Я надеюсь, что мне не понадобиться повторяться — холодно сказала женщина в белом и развернувшись, пошла к выходу с погоста. Двое, её сопроводителей дождались, когда она минует их и, выдержав положенное расстояние, зашагали в след.
Когда белое одеяние их величественной сестры скрылось за оградой, Таинственная Сень коснулась рукой брата. Тот взял её ладонь и прижал к своей щеке.
- Нам действительно пора, - сказала сестра.- Знаешь, мне сейчас вдруг припомнились слова одного сочинителя этой несчастной страны.
- Какие? - спросил брат. Он уже участливо придерживал руку сестры при ходьбе.
И сестра ответила:
- Его персонаж из пьесы - старый, мудрый архивариус - сказал такие слова; " надо приготовиться -ЗИМА БУДЕТ ДОЛГОЙ".
Брат и сестра шли по дорожке из еловых веток, а единичные снежинки, редкие пока ещё, кружились под едва слышимую музыку, приходившую с Неба вместе с их танцем.