Велосипед

Арсений Загаевский
Когда мы с одногруппником Серегой Морозовым проходили языковую практику во
Вьентьянском педагогическом институте,­ нам в качестве транспортных средств
выдали велосипеды. Велосипеды­ были - не помню - то ли советского­, то ли
китайского производства, старенькие - то шина лопнет, то винт какой-нибудь
открутится. Оно, в принципе, и понятно: Лаос в то время устойчиво входил в
"список беднейших стран мира" (подозреваю, что входит и сейчас - в Лаосе
вообще мало что меняется). Кстати, пребывание в этом списке не мешает
лаосцам быть в массе своей вполне счастливыми людьми, довольствуясь
килограммом клейкого риса с зеленью и гроздью бананов в день и проводя
время в общении с друзьями, отмечании многочисленных праздников и улучшении
кармы. При этом голода в истории Лаоса не было никогда, а уровень
сердечно-сосудистых заболеваний - один из самых низких в мире.

В общем, спасибо и за такие велосипеды, тем более, что они здорово нас
выручали. Дело в том, что упомянутый пединститут находится в местечке
Донгдок, что километрах пятнадцати от столицы - Вьентьяна. Не сказать, что
Вьентьян - такой уж центр цивилизации, но в Донгдоке по вечерам нам,
двадцатилетним, порой было просто невыносимо тоскливо. А тут еще вьетнамцы
- наши соседи по "корпусу для иностранных студентов"­ начинали жарить на
вертеле на огромном костре собаку (от воспоминания об обугленной туше и
оскаленной пасти мне до сих пор становится дурно), а потом - орать и
плясать ровно над нашей скромной кельей. Собачатина ли на них так
действовала или то, что они под нее употребляли, - мне неведомо, но в такие
дни наши нехитрые средства передвижен­ия были особенно кстати. Во Вьентьяне,
как-никак, можно было заехать в посольство (поиграть, например, в футбол
или биллиард, либо просто телевизор посмотреть). А можно - насколько
позволяли наши скудные, хоть и валютные, стипендии - попить где-нибудь
разливного­ пива с единственного построенного чехами в рамках
социалисти­ческой взаимопомощи пивного завода.

Пиво было недорогое даже по нашим тогдашним меркам - доллар литр - поэтому
выпивали мы его порой довольно много. С этим, как и вообще с нашим
пребыванием в братском Лаосе, было связано много забавных историй.
Однажды, к примеру, мы возвращались к себе по неосвещенной местной дороге,
несколько петляя на наших железных конях после таких посиделок и лениво
споря, помнится, о том, кто более велик на поле - Черенков или
Михайличенко. Поскольку на столь вечную по нашим тогдашним понятиям тему
спорить можно было бесконечно, я, несмотря на эйфорию от пенного напитка,
занервничал, когда язвительные реплики со стороны моего товарища вдруг
перестали поступать. Еще больше я напрягся, обернувшись и не увидев и
самого товарища. Не зная, что и думать (сбит встречным грузовиком? Лежит в
придорожной канаве с разбитой головой?), я развернулся и немало удивился,
увидев Серегу, едущего в том же (то есть противоположном нашему
первоначальному) направлении метрах в ста передо мной.

Позже выяснилось, что заложив один виражей, Серега развернулся на сто
восемьдесят градусов и не заметив этого, поехал дальше. Может быть, так и
доехал бы обратно до Вьентьяна (дело было где-то на полпути), если бы я не
спохватился и если бы он сам не озадачился отсутствием реакции на дифирамбы
гению Федора Черенкова.

Было еще немало всяких забавных историй, но сейчас скажу не о них, а том,
что с помощью велосипеда я за полгода лучше изучил "страну пребывания", чем
за четыре года, которые провел в Лаосе, вернувшись туда работать в
посольстве.

Когда едешь со скоростью 10-15 км в час, очень хорошо видишь, что
происходит вокруг: можно, например, заглядывать в дома и даже переброситься
словом с их обитателями; можно моментально остановиться, если увидел что-то
интересное; и, самое главное, можно вдыхать запахи. Запахи на юге вообще и
в Лаосе, в частности,­ сильные и разнообразные. Пахло то пылью с обочины, то
сыростью с рисовых полей, то благовониями из храмов, то жарящимися под
вечер вдоль дорог курами и пирожками,­ да бог знает чем еще. И эти запахи,
если сейчас такой какой-то из них вдруг нечаянно возникнет, поднимают
воспоминания сильнее любых фотографий.

А когда стал ездить на "Жигулях", а потом, страшно сказать, на "Ниссане",
то, конечно, сильно выиграл в скорости и удобстве, но еще сильнее проиграл
в ощущениях. Проезжая по тем же улицам, но быстро, за стеклом и под
кондиционером, совершенно не видишь важных деталей, теряешь контакт с
окружающим. Получается, что интенсивность усвоения впечатлений была ровно
обратно пропорциональной этим самым скорости и удобству...

Мысль, конечно, неновая, но мне все больше кажется, что современный
человек попадает в эту ловушку повсеместно. Если подумать, цель всех
изобретений - скорость и удобство, удобство и скорость. При этом много
сказано о том, результат их со временем оказывается обратным задуманному.
Помню, в конце девяностых, перед вводом платы за въезд автомобилей в
центральный Лондон, город был обклеен плакатами, сообщавшим­и, что средняя
скорость в Лондоне сравнялась с той, что была в 1910 году - 10 миль в
час...

Менее очевидно, но для меня не менее верно то, что я попытался
проиллюстрировать нехитрым примером с велосипедом: потеря ощущений и опыта
с накоплением этого самого удобства. Мне не дают покоя люди прошлого,
которые жили меньше, из Петербурга в Москву добирались неделю с лишним, а
успевали сделать куда больше нас.

Не дай бог, не призываю всех уехать, как Стерлигов, в деревню, жить там без
электричества и водопровода и упиваться своей духовностью, читая Библию при
лучине. Думаю, это и с его стороны спектакль. Я о другом. Люди не могут
нащупать чувство баланса, "срединного пути". В материальной жизни
худо-бедно предпринимаются попытки этот баланс восстановить путем борьбы с
последствиями прогресса типа плохой экологии, пробок и ожирения от
гамбургеров. А в нематериальной они и не начинались. Сам себя ловлю на том,
что все труднее читать что-либо длиннее смски.

Люди по отдельности и человечество в целом пока явно не справляются тем, что сами учинили. Образно говоря, не могут остановиться на велосипеде.

И мне иногда кажется, что я понимаю, почему Бог изгнал Адама с Евой из рая
после истории с яблоком. Не потому, что "не оправдали доверия". Просто,
может быть, он понял главный недостаток своего детища, который, кстати, не
описан в перечне смертных грехов: это неспособность противостоять искушению
легкостью, неспособность нащупать гармонию. А без нее в раю как? Вот и
отправил усваивать урок на собственных ошибках и шишках. Пока, правда, не
очень получается: землю загадили, себя чуть не истребили, наплодили медиа-
и интернет-эрзацев дружбы, культуры и т.д. Посмотрим,­ что будет дальше.
Вот тебе и велосипед.