НОЧНАЯ ОХОТА.
Володя Оборнев обычно наведывался к отцу ближе к вечеру. Зимний день угасает быстро и совсем незаметно. Не успеешь задать корове вязанку сена на ужин, напоишь водой из колодца,
Едва переведёшь дух, а в морозной вышине уже затеплились колючие светлячки далёких звёзд.
Хорошо, что январский вечер тягуч и долог. Можно смотаться на старый родительский хуторок, благо лошадка у Вовки своя. Старику по хозяйству помочь управиться и домой возвратиться задолго до полуночи успеваешь. Иногда и заночевать приходиться, если припозднишься.
Отцовский дом просторный, места всем хватает.
В это время года хуторок будто заплутавший парусник, утопает в набегающих волнах сугробов. Заиндевелые деревья, как мачты, торчат среди белого безмолвия. Рассыпчатые спирали поземки взвиваются над окрестными полями, будто резвятся под неярким светом луны маленькие пушистые зверушки.
В один из таких морозных, тягучих вечеров в гости к родителю приехал его младший брат, Володин дядя и тёзка. Появление гостя было неожиданным, но приятным событием в однообразном времяпровождении старика. После взаимных шумных расспросов и приветствий мужская компания начала располагаться за кухонным столом. Натопленная плита дышала жаром, отбрасывая по затемнённым углам комнаты розоватые переливчатые блики. Извлечённая из дорожной дядиной сумки бутылка водки воцарилась в центре стола, предвещая неспешную задушевную беседу. Что ни говори, а родная кровь сплачивает людей, как магнитом притягивая души и сердца, сближает общностью памяти и даёт надежду на будущее.
Володин родитель, высокий мосластый, ещё крепкий старик, почистив картошку, ставил на плиту кастрюлю, приговаривая и качая седой головой:
- Эх, братка, ты уж извини меня… Не знал я, что ты заявишься. И скажи ты на милость, хотя бы сон какой приснился… Знатно дело, петушка бы зарубил. У меня их три, в курятнике бездельем мучаются. По одной курице на каждого, да и те не несутся, холодноват сарайчик.
Брат, отогревшись в тепле, подле печной дверцы, привстав, разливал по стопкам «казенку»: -А, ладно тебе, Тихоныч, не суетись, не чужой ведь. А это что – не закуска. – Он наколол вилкой ломтик сала с прослойкой – что ещё надо? Кой дурак мясо на ночь употребляет.
Дядя ухмыльнулся: - От мяса ноги по ночам мёрзнут, особенно, если спать на спине. И, поймав недоуменный взгляд брата, продолжил: - Женщины снятся, одеяло то с ног сползает… Ну, да ладно, давайте что ли за приезд по маленькой, а то пока картошка сварится, слюной захлебнуться можно.
Чуть помедлив для солидности, выпили по первой. Похрустев солёным огурцом, Володя приподнялся из-за стола: - Ну вы тут поговорите, а я пойду за лошадью присмотрю. Одевая шапку, добавил: - Запрягать не буду, ночевать останусь.
Накинув в прихожей полушубок, он сунул ноги в просторные валенки, снял со стены двухстволку вертикального боя и вышел на крыльцо.
Тихая ночь окутала спящий хуторок. Морозные небеса опрокинутой чашей зависли над пушистыми кронами раскидистых ракит. На дне этой огромной чаши дрожали рассыпанные угольки звезд. Серебристая пыль млечного пути блестела, словно накатанная колея санного пути, уходящая к неведомым пределам. Володя огляделся со света, и чиркнув спичкой, прикурил из-под ладони.
По ночам в окрестности хуторка наведывались зайцы. Иногда пораньше управившись с делами на отцовском подворье, бросив на снег в пустующем огороде несколько свекольных обрезков с хрупкой ботвой, Володя, захватив с собой ружье, садился в засаду в коровьем закуте, слегка приоткрыв маленькое окошко. В неяркой, матовой полумгле сразу не разберешь, то ли зверек прядает ушами, то ли вихревой сгусток скользит по пустырю.
Володя отбросил в снег зашипевший окурок, открыл скрипнувшую дверь закута, поудобнее устроился подле окошка, положив на колени ружье.
Бурёнка размеренно пережёвывала сено. Лошадь, изредка всхрапывая, переступала копытами по дощатому настилу. Всматриваясь в полутьму ночи, Володя думал о том, что смысл охоты заключает вовсе не в обязательном добывании трофея, а скорее в ожидании того мига, когда в прицеле появится мишень.
Прошло несколько минут, и он увидел на пустыре, рядом с приманкой, «косого». Пристально всмотревшись, и убедившись, что глаза его не обманывают, Володя осторожно взвёл курки, поднял дробовик и высунул ствол в окошко.
Зайца подбросило вверх и он исчез из поля зрения. Быстро обежав двор, Володя бросился на пустырь в надежде отыскать добычу по свежему следу. Нагнувшись и периодически подсвечивая себе спичками, он увидел следы. Они словно причудливый узор на белом снегу, разбегались во все стороны. Тут и там на матовой целине стыли маленькие сгустки заячьей крови.
- Попасть-то я в него попал. – подумал Володя, - а вот отыщи его попробуй!
Дойдя до кустарника, окаймлявшего пустырь, Володя продрался сквозь колючие заросли тёрна. За ворот иглами посыпался холод. Дальше следы терялись. Добыча ускользнула из-под самого носа. Чертыхнувшись, он поплёлся к дому.
Старики сидели на кухне за столом и оживлённо разговаривали о чем-то своём. От блюда с цельным картофелем поднимался пар.
Ты что так долго, сынок? – Садись, ешь, а то картошка остынет. Давайте ещё по одной и спать, ночь на дворе.
Вот предки заболтались, даже выстрела не услышали, подумал Володя, присаживаясь рядом.
Перед самым пробуждением Володе приснился заяц. Привстав на задние лапы, он легонько барабанил в окно передними, при этом смешно оттопыривал усатую верхнюю губу. Володя с трудом оторвал голову от мягкого пуховика. Рядом сидел дядька и болтал чайной ложкой в стакане: - Вставай племяш, спишь как вол колхозный, уже и небо огнём занялось.
Володя вылез из-под одеяла: - Каким огнём?
- Да это я к слову. Дед твой нас будил так, если спали долго…
Он не успел договорить.
С шумом распахнув входную дверь, весь в клубах морозного пара, с улицы вошёл батя.
Первое, чудо увидел Володя – в вытянутых рукавах перед собой отец держал крупного русака. На носу зайца запеклась алая пена.
Дядька с грохотом отодвинул скамью: - Ого, нечего себе. Тихоныч, ты, что зайца убил?
Отец положил зверька на крашеные доски пола:
- Иду я в стог за сеном. Думаю, раз уж встал в такую рань, надо скотину покормить. Ну, вот, смотрю, на пустыре у скирды заяц лежит. Я ближе. Не шевелится. Вот, думаю, обнаглел стервец, спит, собаками не поднять. Я ближе подкрался, благо крюк, сено дёргать, захватил. Ну, я тихонечко в плотную к нему, бац крюком между ушей – готов косой. Вот так надо охотиться.
- Ну ты, братишка, даёшь! Крюком зайца… Первый раз такое вижу. – Дядя нагнулся и провёл ладонью по шёрстке зверька. – Во, остыл уже. – Да я его по голове и пикнуть не успел. Сынок, ты уже встал. Пойди обдери. Сейчас зайчатину будем готовить.
- Володя отыскал нож, и, подняв зайца за задние лапы, вышел в сени. Подвесив зайца на пяльцы, содрал пушистую шкурку и осмотрел красноватую тушку. Поковыряв кончиком лезвия, извлёк из грудинки несколько свинцовых дробинок.
Так вот он от чего заколодел, усмехнулся про себя Володя. Я уж и правду подумал, что батя его грохнул, а он оказывается мой «знакомый», вчерашний. Хорошо, что собак в округе не оказалось, а то бы от него к утру одни уши остались. Ну, да ладно, пусть старик потешится , порадуется своему охотничьему трофею. Будет ему. Что вспомнить и рассказать при случае.