Глава 6 Второй брак императора

Анатолий Гриднев
Глава 6
Второй брак императора

1

26-го октября 1809 года император вернулся с австрийской войны. Он поселился в Фонтенбло и оставался там до середины ноября. С наступлением холодов Наполеон перебрался на зимнюю квартиру в Тюильри.
«Великая армия» была упразднена. Только корпус Даву, усиленный дивизией тяжелой кавалерии, под именем «Германское войско» оставался в Баварии до того момента, пока Австрия не выполнит взятые на себя финансовые обязательства. Главная квартира войска Даву, численностью 50 тысяч пехотинцев и 12 тысяч кавалеристов, сначала расположилась в Регенсбурге, потом, в июле 1810 года, перебралась во Франкфурт, оттуда в Ганновер и, наконец, в Гамбург, где находилась вплоть до похода в Россию.
Победой под Ваграмом и заключением мира с Австрией Наполеон в который раз избежал развала империи. Он находился в зените политической власти. Только англичане да испанские партизаны оказывали организованное сопротивление. Остальную Европу император крепко запряг в французскую карету. Даже Дания и Швеция, страны, до которых трудно дотянуться из-за их отдаленности, стояли в союзе с Францией и в войне с Англией.
В 1810-11 гг. Наполеон не покидал границ Французской империи. Эти два года он занимался в основном внутренними проблемами, дипломатическими отношениями с Россией и Англией, отношениями с папой и, в первую очередь, своей женитьбой.
Брак генерала Бонапарта и Мари Роз Богарне явился сделкой между всесильным директором Баррасом и его любовницей. В результате сделки Бонапарт получил жену, а в приданое – должность командующего Итальянской армии. Жозефина считала, что она сделала достаточный вклад в карьеру мужа и потому не отказывала себе в удовольствии иметь двух-трех любовников одновременно. Особенно горячо протекала её личная жизнь во время полуторагодичного путешествия мужа в Египет и Сирию.
Всё изменилось, когда Бонапарт вернулся с Востока и вдруг, неожиданно для самого себя, стал править страной. Жозефина поклялась быть верной спутницей и, надо сказать, придерживалась данного слова; если и случались увлечения на стороне, то это были эпизоды, ибо Жозефина сдерживала себя.
Она не могла иметь детей. В этом состояла опасность, что Наполеон однажды бросит её и Жозефина всячески старалась укрепить свои шаткие позиции. За день до коронации Жозефина и Наполеон обвенчались в церкви. Даже освещения брака церковью не дало императрице достаточной уверенности в будущем. Она успокоилась, только когда вышел закон о династии. «Развод члена императорского дома любого пола и любого возраста запрещен», – говорилось в седьмом параграфе закона от 30-го марта 1806 года.

Когда же треснул брак? Как ни странно, начало отдаление супругов приходится как раз на время принятия упомянутого закона о династии, то есть охлаждение отношений произошло между австрийской кампанией 1805 года и прусской кампанией 1806 года. Победа над Австрией и, в особенности, победа над Пруссией вызвали радикальные изменения самосознания французского владыки. Он и раньше подозревал о своем предназначении, а после двух удачных войн подозрение, что его воля способна изменить мир, переросло в уверенность. Чтобы стать первым среди монархов, не хватало мелочей – жены королевских кровей и наследника. Ни первое, ни второе Жозефина дать не могла.
Окончательно Наполеон решил расстаться с женой в 1807 году. В этом году умер его пятилетний сын Людвиг, а актриса Даниель де ла Плень родила от него мальчика, ну и конечно решению способствовал роман с польской графиней Валевской.
В Тильзите Наполеон зондировал возможность брака с принцессой дома Романовых. Александр отнесся к этой идее с воодушевлением. В Тильзите царь воодушевлялся любой идеей Наполеона, будь то женитьба французского императора на Великой княжне или франко-русский поход в Индию.
По приезду из Тильзита в Париж Наполеон приказал подготовить список европейских невест в возрасте от 12 лет и 11 месяцев до 29 лет и 4 месяцев. Список получился внушительный, а на его вершине красовались имена пяти претенденток: Мария Луиза и Мария Луиза Беатриче, дочь и племянница австрийского императора, соответственно 16-ти и 20-ти лет; принцесса Мария Августа, дочь саксонского короля; две Великие княжны – Екатерина Павловна 19 лет и 7 месяцев и Анна Павловна 12 лет и 11 месяцев.
В это время Наполеон много раз намекал жене: дескать, государственные интересы заставляют его с ужасом думать о разлуке. На это Жозефина отвечала: наш брак освещен самим папой и потому, мой милый, не берите в голову эти глупости. Впрочем – добавляла она – если Вы действительно ходите развестись, для Франции и для всего мира это будет выглядеть, как Ваше отречение.
Отречение не входило в планы Наполеона. Фуше по просьбе императора поговорил с императрицей более откровенно. И добился успеха не большего, чем сам император. Австрийский посол, граф Меттерних, 30-го ноября и 6-го декабря 1807 года писал в Вену, что при дворе уже два месяца идут разговоры о разводе и что Наполеон намеривается послать в Петербург Мюрата, просить у царя руки его сестры.
Первую атаку Жозефина отбила. В новом 1808 году разговоры о разводе как-то утихли. Наполеон даже взял императрицу с собой в Байонну. Потом события ускорились: сначала Испания, потом война с Австрией. Не до свадеб и разводов.
Минул месяц мирной жизни, и 30-го ноября 1809 года Наполеон произнес страшные слова. После ужина Жозефина и Наполеон уютно устроились в мягких креслах у камина. На маленьком столе стояли кофе и десерт. Атмосфера располагала к романтике, и тут Наполеон огорошил жену «романтикой». Между двумя глотками кофе он заявил, что решил развестись с императрицей и решение его бесповоротно. Императрица упала в обморок, или сыграла в обморок так талантливо, что даже великий лицедей Наполеон не заметил фальши. Император и граф Боссе осторожно отнесли бессознательную императрицу в её комнату.
Наполеон приказал позвать Гортензию. Видимо от смущения император принял падчерицу, бывшую свою любовницу, очень холодно. Он сказал, что развод дело решенное и бессмысленно чинить ему какие-либо препятствия. Уязвленная Гортензия была холодней альпийских снегов. «Императрица и её семья будут всегда благодарны Вашему Величеству, – пред маленьким и толстым императором Гортензия стояла гордо и прямо, роняла слова, словно произносила монолог из греческой трагедии. – Это наш долг – всем пожертвовать».
Жозефина скоро пришла в себя. Болеть, или разыгрывать болезнь, что средь парижских дам часто одно и то же, более не имело смысла. Решение Наполеона на этот раз было действительно твердым, как скала.
Через две недели, вечером 15-го декабря, собрался императорский совет, дабы высказаться за развод. Кроме венценосных пока ещё супругов на совете присутствовали: король Неаполя, король Голландии, король Вестфалии, их жены, Полина Бонапарт, вице-король Италии и его жена, первые сановники империи. Император выглядел печальным, в соответствии с моментом, но решительным. Он произнес очень прочувственную речь – настоящее произведение риторического искусства от Камбасереса и Маре. Она сводилась к тому, что император должен сделать трудный, болезненный для него шаг, подчиняясь многочисленным просьбам подданных. После этого по сценарию с ответной речью должна выступить Жозефина. Слезы заливали бедняжке глаза, голос дрожал, на каждом слове она запиналась и скоро, бросив читать, опустились без сил в кресло. Закончил за неё секретарь императорской фамилии, граф Реньо. Твердой рукой Наполеон подписал документ – согласие Жозефины на развод. Непрестанно хлюпая носом, находясь на грани обморока, Жозефина тоже подписалась. С разными чувствами: кто с радостью, кто с грустью, кто со злом, подписали документ все члены императорской фамилии. Из чужих поставили свою подпись князь Камбасерес и граф Реньо.
«Оба супруга на семейном совете дали своё согласие на развод. Церемония проходила в Тюильри. Было очень интересно. В глазах зрителей стояли слезы», – вспоминал Наполеон на острове Святой Елены, словно режиссер рассказывал об удаче пьесы. Не хватало только бурных аплодисментов под занавес.
Утром следующего дня собрался сенат под председательством Камбасереса. Сенаторы выслушали речь вице-короля Италии Евгения. По задумке режиссера, выступление сына Жозефины за развод должно убедить государственных мужей, что нарушение династического закона есть историческая необходимость. И действительно, из 87 присутствующих 77 проголосовали за, четверо воздержались и только шестеро отщепенцев не прониклись важностью политического момента. Этим актом Сенат громогласно объявил о конце супружества Наполеона и Жозефины.
На самом деле решение Сената от 16-го декабря более чем сомнительное. Во-первых, такое решение могло принимать законодательное собрание, но ни в коем случае не Сенат. Если мало во-первых, есть во-вторых и в-третьих. Во-вторых, параграф 7 закона о династии от 30-го марта 1806 года никто не отменял. И в-третьих, согласно статье 277 кодекса Наполеона, запрещается развод, если супруге больше 45 лет. И наконец – ну это уже мелочи, к разводу не относящиеся – та же статья позволяла мужчине снова жениться только после трех лет холостой жизни. И потом, если император решит снова жениться, то с церковной колокольни это будет выглядеть как двоеженство.

2

При Жозефине остался титул императрицы. Её годовой доход Наполеон определил в один миллион франков, годом позже содержание брошенной императрицы император поднял вдвое. В распоряжении Жозефины находился дворец в Париже и замок в Наварре.
Наконец 38-ми летний император стал свободен от брачных уз, и он автоматически становился самым завидным женихом Европы. В Дрездене царило волнение. Особенно беспокоилась 25-ти летняя королевская дочь Мария Августа. Наполеон нес косвенную вину, что саксонская принцесса до сих пор оставалась принцессой. В июле 1807 года – Наполеон тогда находился в Тильзите – подвернулась очень выгодная партия. Овдовевший австрийский император искал жену, и первой кандидаткой в его списке стояла Мария Августа. Саксонский король, отец Августы, испросил разрешение своего благодетеля на этот брак и получил весьма холодный и весьма уклончивый ответ. Причины – как всегда политические. Сближение Австрийской империи и самого большого королевства Рейнского союза было нежелательно императору. Брак расстроился, а Мария Августа осталась беситься в девках.
А что же Великие княжны? В 1807 году в беседах с Александром Коленкур не раз затрагивал тему женитьбы, а царь всячески поддерживал в нём убежденность, что непреодолимых препятствий нет, что это было б замечательно, скрепить русско-французский альянс семейными узами. В Эрфурте Наполеон сам заговорил о сватовстве и подтвердил своё обещание, не так охотно, как в Тильзите, но всё же подтвердил.
Александр вернулся из Эрфурта, а всего через две недели Коленкур в смущении писал министру иностранных дел, что несколько дней назад Великая княжна Екатерина Павловна, главная претендентка на французский трон, обручилась с младшим сыном герцога Ольденбургского, Петром Фридрихом Георгом, генерал-лейтенантом русской армии, губернатором Эстонии. Спустя погода, 13-го апреля 1809 года, молодые повенчались.
Итак, Великая княжна Екатерина отпала, но оставалась Великая княжна Анна, которой ко времени развода исполнилось 15 лет. Чем не жена! По настоянию Парижа Коленкур вынудил царя к откровенному разговору
«Ваш план мне очень нравится, – царь медленно прохаживался по кабинету, а сидящий у стола посол поворачивал голову вслед перемещениям царя, боясь пропустить изменения выражения лица собеседника, могущие выдать его истинные мысли; тягучую тишину нарушал монотонный голос царя, да в долгих паузах монолога слышалось заунывное завывание ветра за окнами. – Я нахожу эту идею даже соблазнительной, и я скажу вам откровенно: моя сестра не может ничего лучшего сделать в её и в наших совместных интересах, – Александр остановился у высокого окна, некоторое время стоял неподвижно, с тоской смотря на заснеженную, безлюдную площадь. Вздохнул. Повернулся к Коленкуру: – Но вспомните, что я вам говорил в Эрфурте: одним из последних указов и последним желанием отец наделил мою мать правом распоряжаться женитьбой детей по собственному усмотрению. Ее желания не всегда совпадают с моими, и в политике и в общих вопросах, – Александр оторвался от окна и снова шагал по паркету кабинета. – Когда я в свое время сказал императору, что желание Европы, его настоящих друзей, есть то, чтобы его императорский дом имел наследников, ответил он мне уклончиво, и я подумал, что он не разделяет этих взглядов. Поэтому я ничего не предпринимал, и поэтому я не готов дать вам сегодня ответ, – царь остановился возле посла, прижал руку к сердцу, и, искренне смотря ему в глаза, произнес с чувством: – Если бы это зависело только от меня, вы бы получили мое согласие прежде, чем покинуть мой кабинет, ибо, как я уже заметил, этот план заманчив, – Александр сел в кресло напротив и закончил монолог словами: – Я подумаю и дам вам ответ, но мне требуется минимум десять дней».
Во время ожидания ответа Коленкур писал министру иностранных дел: «Она высока и не по возрасту развита. По разговорам людей при дворе уже пять месяцев, как у неё начались месячные. Её фигура и грудь свидетельствуют о том. У неё красивые глаза и милое личико. Приятное создание. Не будучи красивой, взгляд её полон добра. У неё спокойный характер, можно сказать даже – мягкий. Больше известно её доброта, чем дух. В этом отношении она совсем другая, чем её сестра, которую все считают властной и своевольной. Как все Великие княжны, она хорошо воспитана и образована».
Прошло десять дней, потом ещё десять, и, наконец, Александр сообщил Коленкуру: брак состояться не может. Отказ Александра породниться с Наполеоном похоронил франко-русский союз. Конечно, была и политика: имелись большие расхождения позиций по Польше, различны были видения будущего Пруссии и Турции, но главное – это нежелание царя иметь в своей семье безродного корсиканца и обида Наполеона за это.
Ожидая ответа из Петербурга и предчувствуя, что свадьба с Анной может не состояться, Наполеон предпринял шаги по сближению с австрийским императорским домом. Шампаньи поинтересовался у Меттерниха: как император Франц и австрийский двор отнесется к женитьбе Наполеона на Марии Луизе. И без всяких задержек, не в пример Петербургу, получил ответ – отнесется с пониманием. Франко-русский союз императору Австрии давно стал соринкой в глазу. Он должен быть уничтожен и на его месте должен рассвести союз франко-австрийский, гарантирующий спокойное правление без потрясений и несчастий, какие уже пятнадцать лет сотрясают дунайскую империю. Союз этот обопрется на хрупкие плечи и чрево молодой его дочери. Но что делать? Такова доля королей!
Уже предварительные переговоры о браке показали австрийцам, что ни о каком возврате территорий потерянных в трех войнах не может быть и речи. Это было непременное условие. Максимум, что позволял Наполеон, – это отобрать у России Молдову и Валахию, если Австрия на то решится.
Утром 6-го февраля 1810 года Наполеон получил депешу Коленкура об отказе царя. Днем к новому австрийскому послу, князю Шварценбергу, приехал вице-король Италии. Евгений хотел получить ясный и четкий ответ относительно Марии Луизы. Хотя князь и был информирован предшественником, графом Меттернихом, о предварительных переговорах, но полномочия Франца получить не успел, ибо сватовство произошло в духе кавалерийской атаки – быстро и решительно. Тем не менее, Шварценберг не растерялся, он изъявил готовность подписать брачный контракт. «Если бы я промедлил с подписанием, – писал Шварценберг Меттерниху, – он бы решил в пользу русских или саксонцев». Шварценберг не знал, что русские отказали Наполеону.
События развивались на удивление динамично. Вечером 6-го февраля император созвал большой семейный совет. Камбасерес зачитал депешу Коленкура, из которой вытекало, что осталось три претендентки – саксонская принцесса и две австрийские эрцгерцогини. Некоторые высказались за Саксонию, но большинство склонялись к Австрии. На том и порешили: императрицей Франции станет австрийская эрцгерцогиня.
На другой день, 7-го февраля, в австрийском посольстве князь Шварценберг и министр иностранных дел Франции, граф Шампаньи, подписали брачный контракт. Он был составлен по образцу и подобию брачного договора Людовика XVI и Марии Антуанетты.
Девять дней спустя Наполеон ратифицировал договор и... сразу же влюбился в невесту, которая ещё не знала, что она невеста.
Марии Луизе едва исполнилось 18 лет. Как и все принцессы австрийского императорского дома, она славилась своей невинностью. По древней традиции все окружающие её животные, к примеру лошадки для прогулок, собачки или кошечки, были исключительно женского пола, дабы мужские органы не вызвали нездорового интереса и не горячили фантазию. Без всякого сомнения, для своего времени она была достаточно образована и великолепно воспитана. «Должна тебе сказать, – писала по-французски одиннадцатилетняя принцесса подружке, – я немного понимаю девять языков: немецкий, английский, турецкий, богемский, испанский, «зеркальный», шифрование, итальянский и стенографию».
Руки Марии Луизы добивались два претендента – баварский кронпринц и брат императрицы-мачехи.

3

Мария Луиза не много знала о Наполеоне и то, что она знала о будущем супруге не было хорошим. Ей рассказывали, что он груб и невоспитан, поколачивает министров, а какого-нибудь нерадивого генерала в запале может даже убить. В 1805 году она писала своей подруге, баронессе Потэ: «Мама (Мария Тереза, вторая жена императора) сейчас рассказала мне очень смешную историю. Господин Бонапарт спасся из Египта только с двумя или тремя персонами, тогда как всё его войско было уничтожено. Он стал также турком». Двумя годами позже: «Пятьсот ганноверцев дезертировали из Франкфурта, но я не вполне уверена в этом и поэтому не буду говорить... Корсиканец вызвал Шампаньи и грубо спросил, почему он всегда скрывал военные намерения австрийского дома. Шампаньи ответил: потому что я не знал, что вы возьмете итальянскую корону. На этих словах господин Шампаньи получил приличную пощечину».
Когда весной 1809 года в Вену пришло фальшивое сообщение о победе австрийского оружия под Регенсбургом, Мария писала дяде Карлу: «С большим удовольствием узнали мы, что Наполеон проиграл сражение, на котором сам присутствовал. Я надеюсь, что на следующем сражении он потеряет голову. Люди здесь делают много предсказаний, и среди них кто-то с помощью Апокалипсиса предсказал, что в 1809 году он умрет на постоялом дворе в Кёльне. Хотя не верится в это, всем сердцем я хочу, чтоб так и было...».
Наполеон не умер на постоялом дворе в Кёльне.
Когда бедняжка Мария узнала о разводе Наполеона, сердечко её быстро-быстро заколотилось от нехорошего предчувствия. «В Будапеште и в Вене только и говорят о разводе Наполеона, – 10-го января 1810 года писала она подруге. – Я не мешаю людям болтать и совсем не забочусь об этом. Я не буду жертвой политики, мне только жалко принцессу, которую он выберет. В Будапеште говорят о дочери Максимилиана Саксонского и о Пармской принцессе...». Страх холодной змеёй заполз в сердце Марии, и всего две недели спустя они писала подруге: «Со времени развода Наполеона каждый день открываю я франкфуртскую газету, в надежде найти там имя его новой супруги. Сознаюсь, что эта задержка невольно меня беспокоит. Я вверяю свою судьбу божественному проведению, которое одно лишь знает, в чем наше счастье. Но если мне суждено несчастье, я готова всем пожертвовать... Если это должно быть...».
Ещё через две недели в Париже был подписан брачный контракт, ни разу не испросив мнения самой Марии. Граф Меттерних именем отца-императора сообщил ей печальную весть. Она выслушала внешне спокойно и тихо ответила министру: «Передайте моему отцу, что если речь идет о благе страны, только он один решает. Скажите ему, что он должен следовать долгу правителя и не заботиться о моих личных интересах». Министр ушел, а девочка долго и безутешно плакала.
По свидетельствам современников Мария Луиза не славилась красотой. По крайней мере, она не совсем соответствовала канонам прелести румяной, в то время принятым. Но у неё была хорошая фигура и все отмечали её сердечность. 6-го февраля, в день, когда была она полна дурных предчувствий, когда в Париже решалась её судьба, Марию посетил французский посол, граф Отто Демослуа. «Принцессе 18 лет, – писал граф императору, зная, что тот с нетерпением ожидает любого сообщения о Марии Луизе, – она высокая и хорошо сложена. У неё благородная осанка, грация и приятное лицо. Она производит впечатление кроткой и человеколюбивой. Кажется, она очень хорошо воспитана. Поет, хорошо играет на клавесине, рисует».
Общественное мнение (придворные сплетницы) по поводу того, что бедняжку Марию необходимо отдать на заклание корсиканца сначала сильно разделилось, но постепенно победила точка зрения – для державы это будет хорошо. Все шло спокойно, пока на сцене не появился епископ Вены, Сигизмунд фон Хоэнварт, и не объяснил всем, что пока развод не подтвержден церковью, до этих пор второй брак невозможен.
Собственно, комедия развода Наполеона и Жозефины в Париже уже состоялась. Но – настаивал епископ – папского позволения на развод как не было, так и нет. Помириться же Наполеону с папой в обозримом будущем не было решительно никакой возможности. Император сильно обиделся на святого отца за его негласную, но весьма действенную поддержку испанского сопротивления.

В мае 1808 года Наполеон писал из Байонны пасынку Евгению: «Объединение трех департаментов Анконы произошло». В ответ на уменьшение территории папской области Пий VII позволил государственному секретарю, кардиналу Габриэли, направить всем церковным чиновникам открытое письмо, запрещающее какие-либо отношения с французскими офицерами и чиновниками. Генерал Молли арестовал Габриэли. Папа назначил государственным секретарем Святого Престола кардинала Пакка, известного своей ненавистью к французам. Папа показывал кроткую стойкость. Восемь лет он уступал Наполеону. Пусть с неохотой, но всё же папа выполнял все  просьбы–требования Наполеона. Тактика уступок не принесла церкви никаких выгод.
Во время испанского кризиса, точнее сказать – в первой его фазе, Наполеон оставил папу в покое. А вернувшись в Париж, возвратился император к церковному вопросу. Государственный совет под председательством Наполеона рассмотрел аналитическую записку Отрива, начальника отдела министерства иностранных дел. В ней утверждалось, что папа имеет право только на духовное руководство католиками, а полученные якобы от Карла Великого известные территории должны вернуться в империю. Эта записка – набор лозунгов и заклинаний – заканчивается словами: «Пришло время, чтобы папская область отныне стала частью Французской империи».
Тогда, ранней весной 1809 года, время еще не пришло. Время пришло несколько позже. 17-го мая, в ответ на открытую поддержку папой австрийцев, Наполеон обнародовал указ, по которому церковное государство низлагается, а его земли входят в состав империи.
1-го июня под покровительством генерала Молли собрался совет провинции, в задачу которого входило образование Сената из 60 человек и создание светских органов управления. Первым же решением совет ввел в действие на территории бывшей папской области кодекс Наполеона.
Указ французского императора от 17-го мая был передан папе, а 10-го июня указ обнародовали в Риме. В этот же день папа выпустил буллу об отлучении Наполеона от церкви. Триста лет назад отлучение являлось грозным оружием в руках пап. Этого страшились короли и императоры. Теперь же папская булла вызвала только смех Наполеона. «Я получил новость, что папа всех нас исключил из церковной общины, – писал император Мюрату 20-го июня 1809 года. – Эта мера направлена против него самого. Больше не осторожничать. Он дурак, которого следует запереть. Прикажите арестовать кардинала Пакка и других последователей папы».
Не такой папа был глупец, как полагал Наполеон. Весь католический мир получил убедительное доказательство, что французский император – враг рода человеческого. Папская булла укрепила решимость испанских крестьян сражаться, пока жив на свете порождение дьявола – Наполеон. А французский император в своей наивности продолжал осмеивать папу. «Отлучение от церкви настолько смехотворный акт, что не следует на него вообще обращать внимание», – писал он 15-го июля 1809 года министру культуры.
6-го июля французские генералы Раде и Лемаруа с батальоном солдат явились в Ватикан. Как раз в это время папа совещался с кардиналом Пакком. Генералы вошли в кабинет понтифика и объявили кардиналу, что он арестован. Они объяснили также, за что он арестован. Папа вступился за своего главного помощника, сказав, что за всё несет ответственность только он, и что он будет защищать независимость церкви до последней капли крови. Естественно, папа выражался метафизическим языком, непонятным генералам. Раде, недолго думая над церковными ребусами, приказал арестовать и папу. Кардинала отправили в Наварру, а папу сначала в Гренобль, а потом в Савону.
Император был удивлен и раздосадован прытью своих подчиненных. Приказ подвергнуть аресту папу он точно не давал. «Я зол, что папа арестован. Это действительно большая глупость. Должен был арестован кардинал Пакка, а папу нужно было оставить в покое в Риме. Но сейчас пути назад нет. Что произошло, то произошло», – писал император Фуше.
На большую политику и булла папы и его арест не имели влияния. В самом Риме тоже всё оставалось спокойно. Ни о каком серьезном сопротивлении там, в связи с последними событиями, говорить не приходилось. И только в Испании и в Тироле арест святого отца призвал к оружию новые тысячи крестьян.
К концу осени 1809 года переход Рима в империю, создание структуры управления провинцией были в основном завершены. Во главе римского Сената стоял герцог Браски. Герцог и Сенат приветствовали непобедимого императора. «Капитолий, в котором так много знаменитых завоевателей склоняли колени, всё ещё стоит. И он ждет Вас, Ваше Величество. Придете и впишите там своё бессмертное имя. Там всё ещё находится лавровый венок, который Нерон возложил в храме Юпитера, и он всё ещё дает земные побеги...». Наполеону очень, очень понравились правдивые слова. Он уверил римлян, что обязательно, обязательно посетит город, как только представится возможность.
18-го февраля 1810 года Монитер опубликовал указ французского Сената о вхождении Рима в состав империи. Его важнейшие статьи:
1. Римское государство объединяется с Французской империей и образует её неотъемлемую часть.
2. Образуются два департамента: Рим и Тразимено.
6.   Город Рим – второй город Империи.
7.   Императорский принц носит титул и принимает честь называться «король Рима».
8.   В Риме проживает принц крови или сановник империи, который управляет именем императорского дома.
10.  Десятилетний юбилей коронации императора будет отмечаться в соборе святого Петра.
15.  Для папы предусмотрены дворцы в различных частях империи. В случае необходимости он может находиться в Париже.
16.  Папе гарантирован доход в размере двух миллионов франков.
Словом, в 1810 году между Наполеоном и папой были такие плохие отношения, что по поводу подтверждения развода к понтифику даже не обращались.

Шварценберг задал французскому правительству неприятные вопросы, но через несколько дней юрист Камбасерес нашел выход. Париж во всех областях жизни руководствуется цивильным правом, ничего общего с церковными уложениями не имеющим. И почему для главы государства должны быть исключения?
На это представитель папы в Париже заметил, что существует ведь папское свидетельство о браке. Камбасерес ответил, не смущаясь: оно не существует. И действительно, переданное кардиналом Фешем в 1804 году в Ватикан свидетельство о браке между Жозефиной и Наполеоном куда-то запропастилось. Во всяком случае, его не смогли найти, а слухи, что оно выкрадено и уничтожено глупы. Разве пошел бы император на явный подлог?
Рудемар спросил Камбасереса про свидетельство о рождении императора. Эрцканцлер ответил: «У меня его нет, – и, поскольку кардинал настаивал, добавил: – Я не могу вам этот документ показать, но я его видел».
Дальше – больше: кардинал Феш, Бертье, Дюрок и Талейран, все вмести и каждый в отдельности, письменно поклялись, что церковного брака Жозефины и Наполеона вообще не было, и что они жили в свободном союзе. На основании этих свидетельств аббат Болес объявил брак между Жозефиной и Наполеоном никогда не существовавшим. Документ о несуществовании брака был отослан в Вену.
Семь дней и семь ночей государственный совет Австрии обсуждал важнейший вопрос: признавать или не признавать развод Наполеона. Утром 2-го марта граф Меттерних попросил французского посла предоставить декларацию прекращения гражданского брака. Через 24 часа декларация была предоставлена.
Ещё прежде, чем было получено согласие императора Франца, Наполеон по своему обыкновению всё урегулировал до мельчайших деталей: подарки, процесс жениховства, скопированный по рассказам людей помнящих свадьбу последнего короля, меблировку семейного гнездышка, двор будущей императрицы. Оставалось самое трудное – собственноручно написать австрийским императору и императрице письмо, в котором французский император просит руки их дочери и падчерицы. Уже лет 15 Наполеон брал в руки перо только затем, чтобы поставить подпись. Ему и над стилем не нужно было стараться. Он только высказывал мысль, а секретари облекали её в красивую словесную оболочку. С большим трудом при соавторстве секретаря Меневаля император накарябал читаемое и читабельное послание. И в тот же день, 23-го февраля, граф Лористон с этим письмом помчался быстрее ветра в Вену, захватив с собой маленький портрет императора, богато украшенный по раме бриллиантами.
Двумя днями позже в Вену отправился Бертье, которому предстояло сыграть роль императора. 4-го марта Бертье – Наполеон прибыл в австрийскую столицу, был принят Францем и повидался с Марией Луизой. «Чем больше я узнаю императрицу, – писал Бертье Наполеону, – тем больше я убеждаюсь, что она, несмотря на то, что её нельзя назвать красавицей, всем владеет, дабы Вашему Величеству принести счастье».
8-го марта состоялась торжественная аудиенция, 9-го числа был подписан договор определяющий ценность подарков и определивший 500000 франков годовой ренты Марии в случае вдовства, 11-го марта в церкви Святого Августина состоялось предварительное венчание. «После обмена кольцами, – говорилось в официальном сообщении, – представитель жениха Его Императорского Величества спрятал кольцо, чтобы передать его мужу».
Каждый день Бертье слал Наполеону письма, выдержанные в стиле Людовика XV и Людовика XVI. То-то секретарям была морока.
В день венчания по традиции организовали праздничную иллюминацию, но сильный ветер, задувая лампы, не позволил это сделать, словно природа не хотела этого брака. От какого-то умника разошлась по городу весьма злая шутка: «В чем разница между крестьянской и императорской свадьбой, – спрашивал шутник и тут же отвечал: – первые обычно дерутся после свадьбы, тогда как императоры до неё!».
13-го марта наступил прощанья час. Эрцгерцог Карл, обняв за плечи плачущую племянницу, провел её до кареты, запряженную восьмеркой лошадей, поцеловал её в лоб и перекрестил. Ах, как не хотелось Марии уезжать! Что ждет её там? Что день грядущий ей готовит?
Наполеон не только определил двор новой императрицы, начальницей которого поставил сестру Каролину, в это время пользующаяся особой благосклонностью брата, но с удовольствие и в деталях нафантазировал, а секретари записали, сценарий путешествия Марии из Вены в Париж. Где делать остановки и на какой срок, кто и как должен встречать императрицу. Он бы и диалоги написал, кабы был уверен, что их в точности произнесут.
В Браунау Марию уже ждали первая дама её двора, королева Неаполя Каролина, герцогиня Монтебелло (вдова маршала Ланна), почетный кавалер Марии граф Богарне – называя только самых важных. «Любезный папа, – писала Мария с дороги, – извините меня, что вчера я вам не писала, но путешествие, длинное и утомительное, помешало мне... Сегодня в два часа я приехала в французский квартал Браунау. До этого некоторое время я была в австрийском квартале. Меня усадили на трон и после того, как зачитали акты, все люди целовали мне руки. В этот миг я действительно не знала, что я должна делать. А когда князь Невшательский стал плакать, я полностью растерялась, и холодный пот прошиб меня. Князь Траутмансдорф сменил его и уже он представил мне мой двор.
Мой бог! как отличаются французские и венские дамы! Королева Неаполя провела меня в отдельную комнату. Я обняла её, показывая сердечность. Всё же я не доверяю ей полностью. Я думаю, причина её приезда есть только служебное рвение. Там я должна была два часа заниматься туалетом, хотя я её уверяла, что я надушена точно так, как француженки. Император Наполеон прислал мне роскошный золотой туалет. Он мне ещё не писал, потому что я ещё далеко от него. Я уже хотела бы быть рядом с ним. Всё лучше, чем кататься с этими дамами.
Я уверяю вас, папа, что я правда печальна и ничто не может меня утешить. Я надеюсь, что ваш катар полностью прошел; каждый день я молюсь об этом. Простите мои плохие каракули, но у меня совсем нет времени. Тысячу раз целую ваши руки.
Любезный папа
Ваша послушная дочь Луиза».
Хотя Луиза крепилась и даже шутила над своим положением, но на сердце лежала тяжесть. Когда-то Мария Антуанетта символически перешла из австрийского мира в мир французский – кто-то придумал такую процедуру. Она разделась в одной комнате, сбросив с себя всю одежду и не оставив ни малейшего украшения, прошла нейтральную комнату и вступила в третью, в которой её обрядили во всё французское. Наполеон до такой высоты символизма не поднялся, но из Мюнхена по его велению были отосланы все сопровождающие Луизу дамы, и даже любимой собачке не позволили разделить с Марией новую жизнь.
Королева Каролина, которая два года назад из рук брата получила неаполитанский престол, ранее принадлежавший двоюродной бабки Марии Луизы, в письме мужу записала первые впечатления: «Я нашла императрицу хорошо сложенной, благородной душой и очень свежей. Кроме того, у неё мягкий сердечный характер. И у неё нет другого желания, как только понравиться и быть любимой. Я убеждена, что император будет вполне счастлив... Она необычайно хороша, нежна и называет меня не иначе как: моя сестра королева Неаполя... Каждый день проводим мы вместе в карете по 16 часов».
В Хаге, Верхняя Бавария, императрицу Марию Луизу приветствовал, согласно сценарию Наполеона, отставной жених, баварский кронпринц Людвиг. «Он всё понимает, – писала Мария подруге, – но страшно заикался и был так заторможен, что не понимал моих слов».
20-го марта брачный поезд приехал в Штутгарт. Король Вюртемберга Фридрих I писал своей дочери в Кассель: «Императрица прибыла. Она высокая и очень похожа на гравюру, которую я вам послал. Она хорошо говорит по-французски, всё время стесняется и старается каждому сказать что-то приятное».
Мария Луиза была удивлена жадностью короля, не протопивший как следует театр, где она страшно замерзла. «Вся королевская династия кроме короля и кронпринца мне не понравилась», – писала Луиза отцу-императору.

4

Наполеон влюбился и влюбленность его росла по мере приближения Марии Луизы. Он вел себя как мальчишка, переживающий первое чувство и считающий часы до встречи с любимой. Не так часто приходилось ему играть влюбленность – первый раз после Жозефины, а прошло уже пятнадцать лет – и он переигрывал. Всё что касалось императрицы: её туалеты, обстановка её жилья стали важнее государственных дел. Все кто знал Марию Луизу или её родных приобретали при дворе вес и значение. Он бесконечно писал ей письма, точнее сказать – диктовал, посылал цветы. В общем, играл и... переигрывал
Наполеон придумал сцену встречи императора и императрицы. Знакомство должно произойти в глухом лесу между Суассоном и Компьеньем. На живописной полянке слуги разбили три прелестных шатра. Западный предназначался императору, восточный устроили для императрицы, а в среднем, самом красивом и большом, должна случиться нежная встреча. Похоже на плот посреди Немана, не правда ли. Такова общая драматургия, а в деталях сцена должна выглядеть так: Мария Луиза первой входит в средний шатер и, преклонив колени, ждет приход своей Судьбы. Пару минут спустя на подмостки выступает Наполеон в роли Судьбы. Он тихо подходит к Марии, поднимает с колен и нежно обнимает трепещущую невесту.
Прелесть!
27-го марта император прибыл в Витри-ле-Франсуа и здесь получил весточку, что Луиза совсем недалеко. По неясным причинам Наполеон отказался от эпической сцены встречи в шатре. Ему взбрело в голову сыграть эдакого романтического разбойника, похищающего возлюбленную. Наполеон надел простой сюртук и в сопровождении только Мюрата поскакал навстречу брачному поезду. Мюрату по такому случаю тоже пришлось переодеться. Разряженный как петух король Неаполя снова превратился в старину Мюрата.
Наши два романтических разбойника незамеченными затесались в сопровождение поезда. Всё складывалось удачно для похитителей. Кареты остановились для смены лошадей, и как раз в это время пошел дождь. Наполеон в треуголке, надвинутой на глаза, и в таком же виде Мюрат уже добрались до кареты императрицы, уже романтический разбойник Наполеон готов был незаметно юркнуть в карету желанной, когда был узнан шталмейстером Ауденардем, который заголосил: «Его Величество император!». Этот дурак испортил такую сцену. Какая б легенда могла родиться, не закричи этот петух!
Император вскочил в карету. Каролине не оставалась ничего другого, как только представить Луизе своего брата. Наполеон был восхищен юной женой. Кажется, если бы в карете сидела сгорбленная старуха с крючковатым носом, Наполеон и тогда бы восхитился, ведь он играл роль. Луиза – артистка она никудышная – сильно испугалась и не смогла скрыть свой испуг. Потом она говорила, что нашла императора лучше, чем он представлен на портретах.
Чтобы спасти сцену похищения, император приказал гнать лошадей что есть мочи. Императорская восьмерка намного обогнала брачный поезд. В 10 часов вечера карета примчалась в Компьень. Здесь Наполеон проводил Луизу к дверям замка.
Бракосочетание было назначено на первое апреля. Наполеон продолжал играть пылкого возлюбленного, который не может выдержать пять бесконечных дней. Ужинали втроем: Наполеон, Луиза и Каролина. А после ужина Наполеон отвел Луизу в спальню и остался там. Для Луизы, воспитанной в стерильной атмосфере незнания плотских грехов, эта ночь стала шоком, для Наполеона – разочарованием.
Через три дня брачный поезд прибыл в Сен-Клу, а ещё через два дня, как и было запланировано, Камбасерес объявил Наполеона и Марию Луизу мужем и женой. На другой день при огромном стечении гостей состоялась церемония венчания.
Часы пробили три пополудни, когда императорская пара появилась в галереи Дианы в Лувре, которую архитектор Фонтане разукрасил по случаю церемонии. Восемь тысяч гостей уже несколько часов ожидали начало действа. От внимательного наблюдателя не укрылось (при французском дворе все обладали зорким взглядом), что император находился в дурном настроении и старался это скрыть.
Он шел спокойно, раскланивался направо и налево. Он был обряжен в фантастически красивый наряд, где только можно украшенный бриллиантами. Слева от императора робко шла Мария Луиза. Бедняжка уж три недели не знала ни часа покоя. На её плечах покоился пурпурный плащ, который Жозефина так ненавидела из-за тяжести. На голове блистала корона. «Император приказал изготовить для меня диадему и невозможной тяжести бриллиантовую корону, которую я едва могла нести», – писала она отцу. Розовое полнокровие Луизы так контрастировало с мраморной бледностью лица Наполеона.
Усевшись на трон, император посмотрел направо и сразу заметил, что половина мест кардиналов возле алтаря пустует. Несмотря на известную всему миру мелочную гневность императора, многие кардиналы нашли в себе мужество не явиться, ибо развод с Жозефиной папа не подтвердил. После ареста папы Наполеон приказал перенести Святой Консилиум в Париж. Кардиналов Консалви и ди Пьетро доставили в французскую столицу силой. 13 кардиналов Консилиума заключили между собой своеобразный союз: не приходить на гражданское бракосочетание императора и на его венчание.
Церемонией венчания руководил кардинал Феш. В конце прошлого года, специально к этому событию, он стал епископом Парижа. Три часа, показавшиеся Луизе вечностью, длилось венчание, а после него состоялся скромный банкет в кругу семьи. Впрочем, со стороны Луизы присутствовал только её дядя, великий герцог Вюрцбурга. Семья Наполеона собралась полностью. Не хватало только Жозефа, находящегося в Испании, и Люсьена, так и не примирившимся с братом.
По всему ощущалось, что император был недоволен. Игра игрой, но чувство, но любовь нельзя играть бесконечно. И жизнь не сцена. Вечером состоялся фейерверк, и это был самый грустный фейерверк за всю историю первой империи. А народные гулянья по случаю свадьбы император вообще отменил. «На улицах царила тишина и порядок, – писал Клари жене в Вену. – Не ощущалось ни тени радости. Утром при выезде императора и императрицы раздавались только редкие приветствия, но в основном молчали. Кажется, эта женитьба воспринята народом равнодушно. Что скажут об этом газеты?».
Свое разочарование Луизой, разочарование, в котором он сам повинен, Наполеон излил гневом на кардиналов, осмелившихся игнорированием венчания поставить под сомнение верховенство императора над папой и святой католической церковью. Некоторые историки утверждают, что с императором приключился припадок злобы, и он кричал о расстреле кардиналов-бунтарей. Я в это верю; кто-то же должен быть виноват, что император так огорчился. Должен ведь быть козел отпущения своих грехов.
Как только завершился тоскливый свадебный ужин, император не остался с молодой женой (довольно романтики, эта роль для глупцов), а удалился в кабинет мстить церковникам. Он надиктовал письмо министру культуры графу Биго де Преамено. Оно не представлено в «Корреспонденции Наполеона». «Некоторые кардиналы, невзирая на приглашение, не появились на моем бракосочетании. Этим поступком они изменили своему долгу. Я хочу знать их имена и хочу знать, кто из них владеет епископством во Франции, в моем королевстве Италии или королевстве Неаполь. Моё мнение: увольте этих индивидуумов, а их пенсии снизьте насколько это возможно. Как кардиналов я их больше не признаю. Составьте мне справку, чтобы я мог издать указ».
3-го апреля в приемной императора собрались сановники, стремящиеся лично поздравить Наполеона. Из кабинета вышел адъютант и громко объявил: князья церкви, не принявшие участия в церемониях 1-го и 2-го апреля, приняты не будут. Особенно жестко император обошелся с кардиналами Консалви, с ди Пьетро и с Опицони.
Наполеон был разочарован Марией Луизой как женщиной, однако вскоре он нашел светлые стороны брака. Он стал наставником жене, порой строгим, но любящим и желающим ей добра. Эта роль чрезвычайно ему понравилась. Однажды, во время отсутствия Наполеона, императрица по древней королевской традиции приняла шестидесятилетнего Камбасереса, лежа в постели. Император узнал про это и строго её отчитал: «Я хочу, чтобы вы ни при каких обстоятельствах не принимали в постели. Это позволено дамам после тридцати».
Луиза во всём слушалась своего идола, ибо послушание являлось то, чему её учили всю жизнь. «Я убеждена, что Вы его найдете совсем другим, чем себе представляли. Он действительно само добро и нежность», – писала она отцу. Под влиянием мужа Луиза стала ненавидеть англичан, хотя до замужества относилась к ним с уважением, презирать русских и любить всё французское. И самое главное – она легко, совершенно естественно вошла в семью, что так и не удалось гордячке Жозефине. Семья – это мать императора и его сестры.

В горячке основания империи Наполеон совсем забыл о матери, а она в это время в Риме воспитывала своего непутевого братца, кардинала Феша. О восхождении сына на трон мадам Бонапарт узнала из римских газет. Она воротилась в Париж уже после коронации. Все дети корсиканской матери, за исключением Люсьена, получили от великого брата земли и громкие титулы. Мама же получила от сына кроме титула «императорское высочество» ещё «мадам мама Наполеона» или просто «мадам мама» и двор с содержанием. Дворец, впрочем, купил ей Люсьен, у которого в то время хорошо шли дела.
В мае 1806 года она написала сыну длинный перечень желаний, который частично был удовлетворен, а годовой доход повышен до миллиона франков. Политикой «мадам мама» не интересовалась, полностью озабоченная сохранением мира в семье и устройством на теплые места своих многочисленных корсиканских родственников и знакомых.
Она жила очень экономно, ибо была убеждена, что всевластие сына продлится недолго. Наполеон упрекал мать в жадности. На это она отвечала – и оказалась права, – что наступят тяжелые времена, и тогда полдюжины соверенов будут иметь большое значение.
Кроме братьев у Наполеона было три сестры. Старшая Элиза, средняя Каролина и младшая Полина. От старшей к младшей ум перетекал в красоту. Общее у них было – неуважение к супругам и склонность к свободной половой жизни. Злые языки даже утверждали, что Наполеон имел интимные отношения не только со своей приемной дочерью Гортензией, но и со своей родной сестрой Полиной.
Элиза была умной, властной и некрасивой. Ей бы следовало родиться мужчиной, и она, возможно, переплюнула бы своего брата. «Моя сестра Элиза имеет мужскую голову и сильный характер. К своему несчастью она много занималась философией», – характеризовал её Наполеон.
Средняя сестра Каролина, королева Неаполя, была в меру умна и красива. Она активно вмешивалась в дела королевства, но решающее слово всё же оставалось за Мюратом.
И, наконец, младшая сестра Полина – редкая красавица и исключительная дура. В жизни её интересовали три вещи: мужчины, мужчины и ещё раз мужчины. После смерти её первого мужа, генерала Леклерка, старший брат озаботился о хорошей партии, выдав её за итальянского князя Камилло Боргезе с двухмиллионным годовым доходом. Полина принесла мужу маленькое княжество Гвасталла, и на этом щедрость брата закончилась. Власть её нимало не заботила. Постоянная любовная горячка – два–три романа одновременно, не считая связей со слугами, исключительно для здоровья – сделала Полину настоящей истеричкой. Врачи советовали воды и спокойную жизнь. Воды она принимала, а спокойную жизнь отвергала.
«С семьей императора живу я право хорошо... Великая герцогиня Тосканы очень умная. Она некрасивая, но её трехлетняя дочь самый прелестный ребенок, которого я видела, – писала Мария отцу в Вену. – Принцесса Полина – красавица. Стройная и выглядит как графиня Замойская. Королева Неаполя меньше и толще меня, но очень хороша. Её лицо светится добром и она умная. Мне нравятся эти три названные принцессы... У королевы Вестфалии самая красивая, хотя и ветреная головка, но она слишком толстая».

Едва закончился медовый месяц, как император собрался посетить провинции, недавно отобранные у Голландии и присоединенные к Франции. Что же случилось с Голландией? И почему страна и голландская королевская чета попали в немилость императора.

5

Против своей воли и по воле императора надел Людвиг голландскую корону. Против своей воли и по воле императора женился он на Гортензии. Против своей воли и по воли императора отправились супруги в Амстердам править страной.
За два года в Амстердаме Людвиг и Гортензия несколько привыкли к провинциальной жизни, вольно или невольно прониклись интересами страны. Берлинский декрет о континентальной блокаде поставил Голландию на грань разорения. И если в первом году блокады Наполеон закрывал глаза на то, что Голландия фактически находится за рамками континентальной системы и дал указание таможне не беспокоить Амстердам, то в следующем году голландцы торговали на общих для всей Европы основаниях. В 1807 году в Амстердам прибыло 1450 океанских кораблей, в следующем году – только 361. Чтобы хоть как-то поддержать страну на плаву, Людвиг поощрял, естественно негласно, контрабанду. За это он получил строгий выговор старшего брата. 21-го сентября 1809 года из Шёнбруннера Наполеон писал голландскому королю: «Торговля с Англией продолжается в Голландии, как в мирное время – контрабандисты торжествуют. Я должен Вас поставить в известность, что дальше так продолжаться не может. Если Голландия хочет остаться независимой, она должна выполнить четыре условия: финансы, войско, флотилия и флот, полный запрет каких-либо отношений с Англией. Без этого я никогда не получу удовлетворения. Необходима совместная работа голландской таможни с Францией...».
Перед разводом с Жозефиной Наполеон приказал Людвигу явиться в Париж. Гортензия уже несколько дней находилась при матери. Между 30-м ноября и 15-м декабря, между падением Жозефины в обморок от новости о разводе и семейным советом, император ломал через колено сопротивление партии Жозефины. Весь конфликт вокруг Голландии был спор между будущим, которое олицетворял император, и прошлым, воплощением какого была Гортензия, дочь бывшей императрицы, бывшая любовница и мать умершего сына Наполеона. Несчастный же Людвиг попал в эпицентр этого тайфуна.
«Был субботний вечер. Весь двор собрался в Тюильри. Тысячи свечей освещали залы, в которых находились офицеры, сановники в парадной форме и дамы усыпанные драгоценностями. Все лица выражали испуг, ибо император снова встал не с той ноги и разразился громом на своего бедного брата Людвига, который из-за своего радикулита едва поспевал за братом.
– Думайте, – выкрикивал император ему с перекошенным от злости лицом, – вы, прежде всего, французский принц. Я посадил вас на голландский трон только затем, чтобы вы служили интересам Франции и во всём, что я делаю для этой страны, поддерживали меня.
– Должен сказать, я не просил эту корону. Напротив, я умолял Вас оставить меня на месте французского принца, за которое я Вам благодарен и которое достаточно моему честолюбию. То, что Вы от меня сейчас хотите, означает закат и несчастье нации, чью судьбу Вы мне доверили, и сделать счастливой которую сегодня моё первое желание. Я остаюсь французом сердцем, но в день, когда я должен буду пожертвовать Голландию вашим планам, я перестану править страной.
Наполеон не успокаивался и громко стенал о неблагодарности Людвига, других братьев, трех его сестер, которые зависят только от него и которых он вытащил из нищеты. Когда Наполеон выпустил гнев, наклонился король Иоахим к стоящему рядом с ним государственному советнику Моле и сказал тому на ухо: «Он дурак. Если бы мне император приказал взять гвардейскую дивизию, чтобы всех моих неаполитанцев сбросить в море, я быстро бы уладил это дело»».
Возможно, Мюрат сказал ещё много интересного, но автор мемуаров, граф Моле, оборвал признания неаполитанского короля на полуслове, а жаль.
Партия Жозефины, Гортензия и Людвиг проиграли сражение по всем позициям. И эта очередная победа Наполеона была закреплена мирным договором от 16-го марта 1810 года, подписанным в Париже министром иностранных дел Шампаньи от Франции, а с голландской стороны маршалом Вергуэлем. Король Голландии по этому договору обязывался: прекратить всякую торговлю с Англией; создать дополнительный 18-ти тысячный корпус наблюдения за побережьем; к первому июлю сего года подготовить эскадру из десяти крейсеров и шести фрегатов; объявить в пользу Франции конфискацию всех товаров, доставленных американскими кораблями после 1-го января 1810 года. Самое главное – отдать Франции провинции Брабант, Зеландия и часть провинции Гельдерланд.
Наполеон ратифицировал договор 19-го марта, а Людвиг уехал из Парижа, так и не поставив под ним свою подпись. В Амстердаме в королевском дворце царили уныние и тоска. Одно время Людвиг и Гортензия даже думали оказать вооруженное сопротивление французам, но отказались от этой идеи в силу бессмысленности предприятия.
В конце апреля император собрался посетить свои новые департаменты, бывшие голландские провинции, а Мария Луиза уговорили мужа взять её с собой. Они путешествовали через Брюссель и Антверпен. Ехали не торопясь, делали длительные остановки. Император осматривал каналы, посещал фабрики; императрица осматривала замки и посещала театры. Обо всём, что видела и что чувствовала Луиза, писала в Вену. «Я получила письмо от Луизы из Лакена, – писала в дневнике мачеха Марии Луизы, – она очень озабочена, что нет никаких признаков беременности. Она пишет, что вся в слезах, но танцует и говорит о веселых беседах. Упоминает двадцать различных обстоятельств: подвернула ногу, испугавшись кролика, температуру, давление в груди. Потом пишет восемь писем, описывая все возможные моды, снова танцует и всюду таскается за императором. Она ненавидит англичан, восхищается французами. Я скажу, так и должно быть в 18 лет. Господи, сохрани ей только хорошие принципы».
В Антверпене молодожены жили пять дней. В бывшей папской резиденции Наполеон встретился с католическими и протестантскими священниками. Памятуя недавнюю обиду на кардиналов, император был очень неласков с ними. «Если бы это только от вас завесило, вы бы отрезали мне уши, заперли бы в монастыре, как Людовика Благочестивого или отправили бы в Африку, – заявил император с трибуны смущенным священникам. – Необразованные дураки вы все. Докажите мне евангелием, что Иисус Христос определил папу своим заместителем и приемником святого Петра, и что он имеет право быть монархом! Хотите моей защиты, трактуйте евангелие так, как завещал апостол. Если вы хорошие граждане, я буду вас защищать, иначе изгоню из своей империи и рассею по миру, как евреев...».
Из Антверпена Наполеон поехал в Флиссинген, а затем в Мидделбург. Перед воротами крепости собрался городской совет во главе с бургомистром. Совет приготовился вручить императору символические ключи от города. Император любил ключи от городов. У него их набралась целая коллекция. Отцы города чувствовали за собой вину, потому что год назад город легко сдался англичанам. Ключами совет надеялся отвести гнев неуравновешенного императора. Напрасно!
Наполеон оттолкнул подушечку с ключами, поднесенную бургомистром Шорером, и зло рявкнул:
– Вы кто!?
– Я исполняю обязанности бургомистра.
– Бургомистр трус. Он будет строго наказан.
Понятно, от этих слов Шореру стало плохо. В 10 часов вечера император принял отцов города в ратуше. Шорер к этому времени слегка оправился от потрясения. Терять ему было нечего, и он выступил со смелой речью: «Я знаю, государь, что моя судьба в ваших руках. Вы можете со мной сделать всё, что захотите. Я не боюсь смерти. Большую часть моей жизни, здоровье и покой я отдал жителям города. Я взываю к вашей мудрости. Даже англичане не могут свидетельствовать, что я им в чем-то помог, и что я предал интересы Франции или Голландии. Это правда, голландцы не любят французов, но ещё меньше нравятся им англичане. Им нравится только их отечество, и они доверятся тому властелину, кто его им сохранит. Этот принцип – основа их религии. Впрочем, поясню я Вам, государь, если англичане или какая другая нация займет наш город, я не стану ничего другого делать, кроме того, что я уже сделал – вести себя как человек чести».
Смелые речи бургомистра даже на Наполеона произвели впечатление. «Никто так не разговаривал с императором», – писал Дюрок, а он знал, о чем пишет. Император Франции давно уже не уважал ни личность, как таковую, ни чужое мнение, но мужество и смелость понимал, ибо самому на полях сражений часто приходилось подвергаться превратностям судьбы. Смелый Шорер остался бургомистром.
Мидделбург стал крайней точкой путешествия. Молодожены и огромный двор ещё полтора месяца колесили по Голландии и по французским городам северного побережья. Утром 1-го июля император и императрица вернулись в Сен-Клу, а вечером был запланирован большой бал у австрийского посла.
Дворец Монтессон слишком мал, чтобы вместить 800 приглашенных. Поэтому австрийское посольство на несколько дней арендовало стоящее рядом здание, и в парке между домами австрийцы устроили деревянную галерею, оборудованную под танцевальный зал.
Наполеон и Луиза тоже явились на бал. Император находился в самом веселом расположении духа. Не часто последнее время солнце светило в его душе, но в тот день жизнь казалась ясной и не такой уж гадкой.
Случайно, вероятно от упавшей свечи, в отдаленном углу галереи занялся огонек, постепенно набирая силу. Заметили его не сразу. А когда заметили и пытались организовать тушение, ручной котенок костерка превратился в тигра-людоеда пожарища. «Суматоха и давка были ужасные, – писала Луиза отцу об этой страшной ночи, – если бы великий герцог Вюрцбурга не вынес королеву Неаполя, сгорела бы она живьем. Моя золовка Катерина, думая, что её муж в огне упала без чувств. Вице-королева была так испугана, что вице-король был должен вынести её на руках. Я растеряла всех своих дам и кавалеров. Генерал Лористон, обожествляющий свою жену, страшно кричал и запер нам путь. Я была очень обеспокоена, когда увидела, что император вернулся в огонь. Я и Каролина ожидали до четырех часов, и он вернулся здоровый, но полностью промокший на дожде.
Герцогиня Ровиго, моя приватная дама, сильно обожжена. Графини Буххольц и Левенштейн, дамы королевы Вестфалии, тоже. Герцог Истрии, спасая жену генерала Тузара, обжег себе руки по локоть. Лористон, спасая жену, сжёг себе волосы и лоб. Князь Куракин страшно обжёгся. Наполовину без сознания, он метался, не замечая ничего. Граф Меттерних обжегся не сильно, а князья Шварценберги, отец и сын, не хотевшие выходить, пока все не будут спасены, сильно обгорели. Княгиню Полину Шварценберг до сих пор не нашли. Мои камердинеры по большей части получили ожоги.
Бедный князь Шварценберг полон отчаяния, несмотря на то, что это несчастье никто не мог предотвратить. Я подошла к императору и услышала ужасный рассказ. Княгиня Полина Шварценберг и её вторая дочь были сдавлены в толпе мужчин. Один из них взял раненого ребенка на руки и вынес вон. Княгиня, думая, что маленькая Элеонора сгорает, бросилась в горящий зал...».
Двадцать человек, среди них вернувшаяся в огонь Полина Шварценберг, сгорели живьем или умерли позже от ожогов. Втрое больше людей, среди них русский посол, князь Куракин и маленькая Элеонора, получили сильные ожоги.

6

В тот день, когда Наполеон тушил пожар, и был с ног до головы облит из пожарного насоса, что наивная Мария Луиза приняла за дождь, в Амстердаме его брат Людвиг принял трудное, наверное самое трудное в своей жизни, решение. 1-го июля Людвиг отрекся от голландской короны в пользу своего сына, Наполеона Людвига.
Вечером следующего дня, когда двор старшего брата приходил в себя после страшного пожара, младший брат Людвиг с женой Гортензией и несколькими верными людьми уехал из Амстердама. Путь его лежал в Австрию. Людвиг поселился в Теплице и жил там под именем графа Сен-Луи. События последних месяцев подорвали его здоровье. Из Теплице Людвиг отправился на воды. В небольшом водном курорте Богемии он часто встречался и беседовал с великим Гете. И Гете привнес в его душу успокоение. До 1813 года Людвиг и Гортензия тихо жили в Граце. Когда же Наполеон побитым вернулся из России, Людвиг, много передумавший, ставший спокойней и мудрее, предложил брату свою службу. Наполеон не принял её, но разрешил Людвигу вернуться во Францию.

6-го июля император узнал о бегстве брата с королевского поста и посчитал семейные неурядицы достаточным основанием распоряжаться Голландией по своему усмотрению. Племянника он не признал королем. Указом от 9-го июля он присоединил остаток Голландии к Франции, образовав девять новых департаментов. Управлять ими император поставил князя Лебрена, бывшего третьего консула. Эти мероприятия не вызвали радости ни в одной стране Европы.
В конце 1810 года, с включением в состав империи Голландии, Франция насчитывала 130 департаментов, королевство Италия – 29; население соответственно: 44 миллиона и 6,6 миллионов. Кроме того, Франции принадлежали Ионические острова, княжество Эрфурт, вольный город Данциг и Иллирийские провинции. С империей в неразрывной связи находился Рейнский союз, состоящий из четырех королевств, пяти великих герцогств, 15 герцогств и 16 княжеств.
Людвиг стал вторым братом, с каким Наполеон смертельно рассорился. А первым был Люсьен. С декабря 1807 года, со времени трудного разговора братьев в Мантуи, Наполеон и Люсьен не виделись и не переписывались. Беспощадная неумная политика Наполеона с папой не улучшила отношений между братьями. Живший в Риме Люсьен открыто поддерживал папу. Наполеон узнал, был очень зол, строжайше запретил всем членам семьи поддерживать какие-либо отношения с братом-бунтарем, а ему самому через чиновников приказал покинуть Рим.
Люсьен отправился в Флоренцию, потом жил в поместье, купленном за хорошую цену у попавшего в трудное финансовое положение понтифика. В конце мая 1810 года Люсьен решил оставить Европу и поселиться в Североамериканских Штатах. Он обратился к своему старому знакомому, министру полиции Фуше, с просьбой сделать ему и его семье выездные документы. Министр полиции как раз в это время вел тайные переговоры с английским правительством. Одной тайной больше, одной меньше... Словом Фуше, ничего не сказав императору, отослал паспорта Люсьену.
Одновременно Люсьен попросил английское правительство дать его семье британские паспорта, дабы не возникло недоразумений на море. Весь июнь и июль, имея уже на руках французские заграничные паспорта, ждал Люсьен английские документы. В конце июля терпение его лопнуло, к тому же он боялся, что прознает Наполеон и помешает бегству. Ещё в середине июля Люсьен послал верным человеком – почтой пользоваться было нельзя – письмо Каролине. Он открылся сестре и попросил её корабль, чтобы уплыть из Европы. Каролина поговорила с мужем-королем и верный императору Мюрат корабль дал.
3-го августа, так и не дождавшись английских документов, Люсьен, его жена, дети в тихой бухте Кампании сели на корабль и отплыли от берегов Европы, ставшей вотчиной старшего брата. Несчастья не ходят поодиночке. Сильный шторм повредил оснастку корабля, и капитан едва дотянул до ближайшего порта. Ближайшим портом оказался Кальяри на Сардинии. Прибытие Люсьена вызвало легкую панику сардинского правительства. Корабль уже стоял на ремонте в порту, а правительство острова отказало Люсьену в заходе. Английский посол на Сардинии Вильям Хилл сообщил Люсьену, что лондонский кабинет не может ему предоставить английские паспорта. На не совсем отремонтированном корабле Люсьен хотел выйти в море, положившись на ветер и удачу, но на выходе из порта уже стоял английский военный фрегат. Фрегат сопроводил корабль беглого французского принца на Мальту. На Мальте Люсьен узнал, что он уже не принц и даже не сенатор. Старший брат окончательно лишил его своего расположения.
По приказу Лондона 20-го ноября 1810 года Люсьен и его семья поднялись на борт фрегата «Президент» и три недели спустя корабль бросил якорь в Плимуте. На острове Люсьен пользовался почти полной свободой и расположением правительства. Занимался он в основном литературой.

Если уж мы затронули тему родственников Наполеона, то не лишне некоторое количество знаков посвятить деверю Наполеона, королю Неаполя.
Наполеон обманул Мюрата, не дал ему корону Испании – это я много раз повторял. Обиженный Мюрат рыдал на груди императора, словно капризный ребенок, которому не дали обещанную игрушку. Чтобы утешить маршала, Наполеон предложил на выбор: стать королем Португалии или королем Неаполя. Иоахим вытер сопли, поразмыслил немного и выбрал Неаполь.
6-го сентября 1808 года над столицей королевства взошло второе солнце – в Неаполь прибыл король Иоахим I.
В действительности, по меньшей мере поначалу, Иоахим был не более, чем префект, управляющий страной от имени французского императора, ибо он был и остался прежде всего французским принцем со всеми вытекающими из этого титула обязательствами. В отличие от короля Испании Жозефа, короля Голландии Людвига, короля Вестфалии Жерома, которые свои королевские обязанности воспринимали серьезно, в силу чего неизбежно вступали на скользкий путь конфликтов с братом Наполеоном, Иоахиму вполне удовлетворялся внешним королевским блеском. Как жил народ и страна ему было глубоко безразлично, лишь бы Наполеон оставался доволен.
 Склонность Мюрата к дешевой театральщине, его любовь играть короля, принимая величественные позы и тут же, забываясь, превращаться в деревенского увальня – эти полюса чрезвычайно забавляли веселых неаполитанцев. Новый король внес большое оживление в жизнь столицы и был признан горожанами за своего.
По примеру Наполеона Мюрат привез с собой и расставил на ответственные посты своих родственников и друзей. Лишь министром полиции, по настоянию Наполеона и против своей воли, он назначил корсиканца Салисети. Как ни доверял Наполеон Мюрату, но Салисети, который молодому Бонапарту оказывал услуги не всегда безупречные с точки зрения закона, стал уздой.
Ко времени прибытия Иоахима королевство имело армию из 18000 пехотинцев, 3000 кавалеристов и артиллерийский парк насчитывал 25 пушек. Флот состоял из шести крейсеров, шести фрегатов и шести бригов. Между империей и королевством действовал наступательно-оборонительный союз.
Месяца не прошло, как Иоахим приехал в Неаполь, а он уже решился на первую военную операцию. В ночь с 4-го на 5-е октября двухтысячный десант высадился на Капри. Через две недели английский гарнизон был вынужден оставить остров.
Всё шло хорошо, и Иоахим был доволен своим положением, но в его судьбу вмешались два дьявола искусителя – Талейран и Фуше. Осторожными намеками они соблазняли короля и королеву императорским троном. Иоахим колебался, Каролина была настроена решительно. Однако до конкретных действий дело не дошло, потому что обо всём, или о большей части, прознал Наполеон. Талейран получил по заслугам, будучи удален от дел, Фуше пока оставался на посту, а отношения Наполеона с неаполитанской королевской четой основательно испортились. Император даже высказывался об отречении Иоахима I, но, слава Богу, в это время подоспела война с Австрией.
Первые месяцы правления главной бедой королевства, доставшейся в наследства от Жозефа, являлись крестьянские восстания в Калабрии и в Абруццо. Они питались от Сицилии, где под защитой английской корабельной артиллерии свили гнездо свергнутые Бурбоны.

Забытые друзьями Франции, прежний король Фердинанд и прежняя королева Мария Каролина на острове влачили довольно жалкое существование. Король, по своему обыкновению, государственными делами не занимался, охотился и удил рыбу. Потеря королевства его, конечно, беспокоила, но больше огорчали финансовые трудности, возникшие вследствие утопления казны во время бегства. Всем управляла Каролина. Неаполитанским Бурбонам ещё повезло, что английский кабинет решил ни при каких обстоятельствах не отдавать Сицилию супостату Наполеону. Мессанский пролив (между Апеннинским полуостровом и Сицилией) и южные порты королевства защищала сильная эскадра вице-адмирала Коллингвуда, героя Трафальгарского сражения. Морскими пехотинцами на Сицилии командовал сначала генерал Джеймс Генри Грейг, а потом генерал сэр Джон Стюарт.
Ещё весной 1806 года, едва обустроившись на Сицилии, Бурбоны подписали с английским кабинетом союзный договор, торговое соглашение и договор о субсидиях. Первый документ, по которому на острове находилась английская морская пехота, а побережье стерегли британские крейсеры, не вызывал нареканий ни королевы, ни короля. Договор о денежной помощи тоже был не плох. По нему сицилийский двор получал годовое содержание 300000 фунтов стерлингов, в 1809 году выплаты были подняты до 400000. Но торговый договор...
Дальновидные англичане просчитали возможность континентальной блокады, какое влияние блокада может оказать на европейскую торговлю, они уговорили Каролину на очень низкие таможенные пошлины. Не прошло и полгода, как грянул Берлинский декрет, заперший Европу для колониальных товаров. Сицилия стала перевалочной базой торговли, в основном контрабандой, со всем средиземноморским побережьем Европы. Цены на английские товары выросли, а сицилийцы не получали с этого почти ничего. Сидеть на груде золота, и питаться черствой коркой было до слёз обидно. Этот договор стал камнем преткновения между Сицилией и Англией. Летом 1811 года королева Каролина была близка к тому, чтобы порвать с англичанами и как-нибудь договориться с Наполеоном. В ответ на интриги королевы правительство Англии отозвало Стюарта, а на его место поставило генерала лорда Вильяма Бентинка, которого кабинет наделил неограниченными полномочиями.
С одной стороны, Бентинк доходчиво объяснил королю и королеве истинное положение дел, и аргументы его подкрепляли крейсеры и дивизии морской пехоты, с другой стороны, английский посол не исключил пересмотра таможенных пошлин, но в ответ на принятие конституции по английскому образцу. Летом 1812 года, когда в России война собирала свою страшную жатву, обмен: конституция – таможенные пошлины, состоялся. Однако мы отвлеклись.

Летом 1809 года неаполитанская армия под началом короля Иохима, плохо ли хорошо ли, воевала с крестьянами в Калабрии, Наполеон сражался с Австрией, а англичане готовились ударить по Неаполю. Экспедиционный корпус на Сицилии был увеличен с 10 тысяч до 25. Англичане захватили два маленьких острова – Прочида и Искья, компенсировав потерю Капри. Английские солдаты и офицеры готовились к победному походу, сэр Джон Стюарт ждал только добрых вестей из-под Вены. Весть пришла, но совсем другого рода и англичане убрались с Прочиды и Искьи.
А осенью и крестьянские восстания утихли. Потому что англичане поставили крест на Апеннинах: отозвали экспертов по партизанской войне, откомандировав их в Испанию, перестали снабжать крестьянские отряды деньгами, оружием и боеприпасами.
Победа Наполеона под Ваграмом обеспечила королю Иоахиму спокойное правление. Оставалось только помириться с императором. Развод и женитьба императора удобнейший повод восстановить пошатнувшуюся дружбу. Иоахим и Каролина отправились в Париж, тем более что Наполеон собирал в столице всю семью, только король Жозеф не смог приехать. Неаполитанские владыки в Париже вели себя совершенными паиньками. Они с такой искренней радостью приветствовали любой каприз сверхвластного родственника, что Он смягчился. Заглаживая трещину непонимания, Каролина приняла самое горячее участие в новом браке брата.
Словом, добрые отношения были восстановлены. Вернувшись из Парижа (здесь я вынужден немного опередить общий поток повествования), Мюрат решился на давно запланированную операцию по захвату Сицилии. Дабы обеспечить спокойствие границ королевства, это осиное гнездо должно быть уничтожено. Сентябрьская 1810 года операция завершилась полным провалом. Неаполитанская армия потеряла 3000 человек.
Однако большая беда состояла в том, что десант не был согласован с Парижем. Если бы Мюрату сопутствовала удача – победителей не судят, а проигравших судят и судят очень строго. Наполеон был очень недоволен самоуправством неаполитанского короля, а дворцовые лизоблюды и подхалимы всячески раздували гнев императора. В Париже стали модны злые анекдоты о глупости Мюрата. Ему припомнили всё: и нападение на Пруссию, и глупую попытка обмануть Багратиона, и величественные позы и, и, и...
Рождение сына Наполеона показалось Мюрату хорошим поводом снова помириться. Он приехал в Париж, однако у Наполеона появились новые любимчики – теплые места пусты не бывают. Хотя Наполеон принимал Мюрата ласково, трепал короля за ухо, как верную собачонку, но прежняя близость и дружба ушли безвозвратно.
Не дождавшись крещения ребенка, Мюрат уехал в Неаполь. Уехал с обидой и, очевидно под её влиянием, подписал указ от 14-го июня 1811 года. Согласно указу, всякий иностранец, желающий быть чиновником королевства, должен иметь неаполитанское гражданство. Демарш Мюрата вызвал гнев императора и его ответный указ от 6-го июля 1811 года, в котором не говорилось ничего нового, а лишь повторялось, что согласно закону о династии от 30-го марта 1806 года королевство Неаполь рассматривается как часть Французской империи и посему всякий француз автоматически является гражданином королевства. Совершенно в противоречии со своим указом, вероятно по злобе, Наполеон отозвал французских офицеров и чиновников с неаполитанской службы.
Иоахим осознал, что слишком далеко зашел, что в споре с всесильным родственником сила правды не на его стороне. 20-го октября он опять поехал в Париж восстанавливать доверие. Неизвестно чем бы на сей раз закончилась история, но близилась война с Россией, и Наполеон оставил отношения с Мюратом на послевоенное время.

7

Где-то в августе 1810 года Мария Луиза почувствовала, что находится в интересном положении. Узнав от жены новость, Наполеон чуть не сошел с ума от счастья. Уже осенью начались приготовления к величайшему событию в жизни империи. Как рожать, как кормить, как воспитывать – всё было без мудрствований скопировано с последних королей.
Наконец наступил великий час. Днем 18-го марта 1811 года у императрицы начались схватки. Как пожар в сухом лесу, эта новость охватила весь Париж. Сановники и чиновники, маршалы и генералы, забросив все дела, съехались в Тюильри, будто своим присутствием невдалеке могли чем-то помочь императрице. А у дворца собралась огромная толпа парижан, молчаливая в сосредоточенном ожидании.
Схватки продолжались до полуночи, а потом вдруг прекратились. Врачи, излишне говорить – лучшие врачи империи, объяснили мечущемуся по покоям дворца в необычайном волнении императору, что роды вероятней всего произойдут на другой день. Всю ночь император не сомкнул глаз, а к шести часам так устал от волнения, что решил вздремнуть, предварительно приняв ванну.
Императора уже заканчивали мыть, когда в ванную комнату прибежал перепуганный главный гинеколог Дюбуа. С дрожью в голосе он рассказал, что плод неудачно лежит, это создает опасность жизни матери и ребенка, и что может стать вопрос: либо мать, либо ребенок. «Спасайте мать», – решил император.
Когда Луиза увидали Дюбуа с родильными щипцами, страшно закричала она, почувствовав, что роды могут обернуться смертью. Может быть, ужас матери передался ребенку и роды прошли на удивление быстро и гладко.
Наполеон находился у дверей комнаты Луизы и, услышав её крик, вошел туда. На полях сражений он хладнокровно посылал тысячи живых людей на погибель, равнодушно взирал на горы убитых, бестрепетно посещал окровавленные лазареты, где страданием и болью человеческой пропитан сам воздух, а здесь, увидав, как орудуют врачи, извлекая из чрева жены плоть от плоти его, вышел, чтобы не свалиться в обморок. Странна субстанция – душа человеческая.
В девять часов утра всё закончилось. Наполеон поцеловал обессиленную Луизу, поднял и поцеловал сына. Переполненный гордым счастьем отец показал всему двору сына, наследника трона своего. Ради этой минуты сотни умных, известных, богатых мужчин и женщин не спали в своих постелях, питались черт знает чем, не брились, не мылись. «Сейчас, – провозгласил император, держа на руках крошечного короля Рима, – началось лучшее время моего правления». В эту минуту он совсем не играл. Наполеон был счастлив и горд, как бывает счастлив и горд всякий отец. Двумя днями позже он писал Жозефине: «Мой сын крепкий и он чувствует себя прекрасно. Я надеюсь, что так же прекрасно будет продолжаться. У него моя грудь, мой рот и мои глаза».
Всё это время, почти двое суток, толпа у дворца не уменьшалась. Часть людей уходили спать и есть, их места занимали другие – выспавшиеся и сытые. По королевской традиции рождение принцессы приветствовалось 21 выстрелом из пушки, а принц удостаивался 101 выстрела. В десятом часу рождественская пушка открыла пальбу. Народ, затаив дыхание, слушал, и все хором считали выстрелы. Когда прозвучал 22 выстрел, толпа взорвалась общим воплем восторга. Дальше можно было не стрелять.
В полдень император подписал протокол рождения сына. Подписали его и четыре свидетеля: эрцканцлер Камбасерес, государственный секретарь императорской семьи граф д'Анжели, великий герцог Фердинанд фон Вюрцбург и вице-король Италии Евгений. Через две недели мальчика предварительно окрестили в капелле Тюильри. Принц получил имя Наполеон Франц Жозеф Карл. Сразу после крещения мальчик был награжден орденом почетного легиона с французской стороны, орденом железной короны от итальянцев и от австрийцев в колыбель положили большой крест. Серьезные игрушки, что и говорить.
Само крещение назначили на 9-е июня. Между предварительным и постоянным крещением беспокойный император совершил короткое путешествие в Нормандию.
Крещение наследника трона французской империи проходило в Нотр-Даме. Мир не видел такого великолепия и такой пышности. От Тюильри до Нотр-Дама рукой подать, переехав через мост. Однако великолепный поезд императора проехал пол-Парижа, прежде чем остановился у ворот собора. Огромная церковь вместила весь двор и дипломатический корпус в придачу. Крещение наследника символизировало единение империи, поэтому присутствовали и королева Неаполя и даже Гортензия. Мужья их, впрочем, не приехали. А за воротами кафедрала, на церковной площади и в прилегающих к собору улицах, простые парижане праздновали счастье императора на свой лад.
Изюминкой праздника стал воздушный шар, величественно и неторопливо проплывший над Парижем. Удивлению парижан и радости парижанок не было предела, когда выяснилось, что воздухоплавательным средством управляет первая женщина воздухоплавательница, мадам Бланшар.
Крещение сына стало высшим пунктом брака Наполеона и Луизы. Вскоре император снова погрузился в нетерпящие отлагательств государственные дела, и Луиза редко видела мужа. В общем брак с Луизой и рождение сына несколько смягчили характер императора – и то уже хорошо.
На повестке дня стояли напряженные отношения с Россией. Напряжение началось обидой Наполеона за отказ Александра отдать за него свою малолетнюю сестру. И ситуация складывалась так, что все недоразумения между императорами могло разрешить только оружие. Обе страны стремительно двигались к войне.
Осенью последнего мирного года император совершил второе, на этот раз более длительное, путешествие в новые департаменты, которые год назад ещё назывались Голландией. Наполеон нашел бывших голландцев, неожиданно для себя и тем более приятно, вполне офранцузившимися и вполне довольными своим нынешним положением.
Он посетил Амстердам – третий город империи, где столетие тому назад Петр I учился искусству кораблестроения, где нынче на стапелях стояли сразу 30 крейсеров, предназначенные для покорения Англии. Побывал в Гааге – бывшей столице бывшего наместника, и там ему не понравилось. Зато отдохнул душой в Роттердаме. И вернулся он в Париж 11-го ноября, проехав на обратной дороге через немецкие департаменты Бонн, Кёльн и Дюссельдорф.

8

Революция и её верная подружка Гильотина уничтожили во Франции всякую привычку к хорошему обществу. Постановлением Национального Собрания от 19-го июня 1790 года дворянские титулы герцог, маркиз, граф и барон упразднялись, более того – запрещались, под страхом лишения головы. При Робеспьере непримиримые революционеры всех дворян удалили из армии, а многих казнили.
Однако уже при Директории начали робко возвращаться старые порядки. Первый консул поддержал и развил процесс смены красного колпака революции на шляпу аристократа. Без двора – так полагал Бонапарт, наслушавшись Талейрана – и всё, что с ним связано режиму не устоять.
В начале монархического пути Бонапарт ориентировался не на сметенных революцией Бурбонов, а на Карла Великого, чей отец, Пипин Короткий, привил своему двору патрициат. Процесс окороления, процесс превращения окружения первого консула в королевский двор шел медленно и трудно, но безостановочно. На XI году Республики обращение «гражданин» и «гражданка» заменили на «монсеньор», «мадам» и «мадмуазель». В этом же году при Жозефине было официально учреждено что-то похожее на двор. Появилась должность придворной дамы с соответствующей оплатой нелегкого труда. Итальянец Мион де Мелито в ноябре 1802 года побывал в Париже и нашел большие изменения в столичной жизни: «Какие изменения за время моего двухгодичного отсутствия! Монархические обычаи, которые на момент моего отъезда из Парижа только начали проявляться, повсюду распространили свою власть. Немногие строгие формы Республики и Революции, что ещё сохранялись, когда я оставил столицу, полностью исчезли. Блистательные ливреи, богатые наряды, напоминающие времена Людовика XV, заменили моду на военное платье».
Бонапарт позвал эмигрантов-аристократов домой. Его призыв пал на благодатную почву. Десять лет нищеты на чужбине лучше всяких аргументов убеждали позабыть распри и послужить Родине. Вернувшиеся аристократы всем сердцем приветствовали прекращения власти плебеев и возвращение к старым добрым порядкам.
Плебеи, впрочем, никуда не делись. Главный плебей залез на трон, и вокруг трона их клубилось неприлично много. Многие новые графы, князья и герцоги, всплывшие на мутной революционной волне с самых низов, в узком платье придворного этикета чувствовали себя не совсем уютно. Особенно страдала и часто попадала впросак жена маршала Лефевра, бывшая прачка – объект злых насмешек, но и других примеров было достаточно. После коронации император объяснил своим братьям и сестрам, что они не могут ему тыкать, как прежде и не могут сидеть в его присутствии. Чем крепче становился режим, тем четче и строже становились правила придворного этикета.
Уже при консульстве старые аристократы, сначала отдельные, а потом все, стали писать перед своим именем приставку «де». Новые аристократы добывали приставку на полях сражений и трудной работой на благо империи. Наполеон пытался слить старое с новым путем перекрестных браков и в этом деле достиг впечатляющих успехов.
Новая, как и старая, аристократия активно желала титулов и отличий. Бертье, например, титул князя Невшательского по каким-то соображениям перестал устраивать, и он страстно хотел стать герцогом Маренго. Загвоздка в том, что героем Маренго император посмертно назвал генерала, который в битве под этим селением спас Наполеона. «Что вы хотите быть герцогом Маренго, – писал император Бертье, – понятно, но это было бы свидетельство о смерти, ибо нужно бы перехоронить Дезе». Маршал Сульт хотел стать герцогом Аустерлица. Наполеон справедливо возмутился: «Этот повсюду трепет, что командир 4 корпуса выиграл битву. До сих пор я был уверен, что эта моя победа. Нет, я не могу подписать это прошение». Маршал Массена хотел быть герцогом Цюриха в честь победы над корпусом Корсакова в 1799 году. И так далее, и так далее.
Всех маршалов, генералов, государственных деятелей удовлетворить было невозможно. Сразу после Тильзита Наполеон учредил 50 герцогств и раздал их всем отличившимся. Однако всего через три дня, 2-го августа 1807 года, император посчитал, что погорячился и уменьшил количество герцогств до 20 единиц. Раздача герцогств оставила всех недовольными. Получившие считали что мало. Обойденные затаили обиду. В течение полугода император под градом просьб добавил ещё пять герцогств. Ступенька ниже – графства. Указом от 25-го марта 1808 года Наполеон назвал 73 графа. Графами стали: во-первых, все кто в течение года добивался герцогства, неполечунные после Тильзита в результате интриг завистников, во-вторых, все министры и в-третьих, некоторые сенаторы, некоторые члены госсовета, председатели законодательного собрания и несколько лояльных епископов. Ещё ниже ступенька – барон. За время существования империи герцогами стали 33 человека, графами – 348, а баронами – 1090. С титулом тесно связано денежное содержание. Герцог получал не менее 200000 франков годового дохода, граф – не меньше 30000 и барон всего 15000.
И, наконец, после свадьбы Наполеона и Мари Луизы королевские дворянские титулы официально возвратились их владельцам.
Через десять лет правления наполеоновский двор полностью сформировался. Этикет был ещё строже, чем при последнем короле. Кто мог находиться в Тюильри и где было совершенно точно определено. В Тронном зале имели право находиться принцы, князья-кардиналы, носители большого креста почетного легиона, герцоги, маршалы и послы. Сенаторы, члены государственного совета, дивизионные генералы, придворные императорского двора, посланники и председатели судов имели право находиться в зале Мира. В Голубой зал могли войти депутаты, бригадные генералы, префекты, академики и бургомистры 36 так называемых «хороших городов» Франции. Все же остальные вынуждены были толпиться в Маршальском зале.
«Императорская пара оставила личные покои, чтобы в Тронном зале принять французских принцев и сановников, – в конце 1807 года писал саксонский посланник, граф Зенфт. – Двери в другие залы были отворены и император коротко приветствовал собравшихся там. Затем пошли в концертный зал. После балета и музыкальных исполнений императрица и принцессы сели за карточный стол в комнате рядом с Тронным залом. В это время император прошелся по всем залам, перекидываясь на ходу несколькими словами с одним или с другим. Ужин был накрыт на маленьких столах в цветочной галереи. Сидели только дамы. Персоны, с которыми императрица или принцессы желали разделить трапезу, приглашались особо.
После ужина всё общество вернулось в Тронный зал, где император и императрица беседовали с находящимися там. Затем император ушел в свои личные покои и это был сигнал присутствующим – быстро, как это возможно, удалиться».
Иногда император устраивал балы. Первый большой бал (2500 гостей) Наполеон дал по случаю брака приемной дочери Стефании и наследного принца Бадена. Балы были большой редкостью. Даже в лучший сезон, зимой 1811-12 годов, император дал парижскому обществу только два бала, которые не удовлетворили приглашенных из-за экономии средств. Настоящие балы были редкостью, зато император часто просил министров устраивать балы-маскарады.
После второй женитьбы придворный этикет стал ещё строже. Даже маршалы и сенаторы должны были носить строго определенную одежду.

Окружение императора довольно быстро прознало, что их солнце незакатное обожает лесть и любит, когда на него смотрят как на сверхчеловека. Австрийский граф Клари в 1810 году писал жене: «Способ, каким здесь придворные толпятся, давятся и отпихивают друг друга ногами, чтобы получить взгляд или войти первым, так смешон и у нас нет об этом представления...».
Ещё графиня Потоцкая, наблюдая за французским двором в Варшаве зимой 1806-07 годов, высмеивала его, замечая, что придворной акробатикой занималась в основном не новая элита, а поднаторевшие в этом деле при короле старые аристократы. Наполеону, в силу его характера и низкого происхождением, это обожествление очень нравилось, и он всячески поддерживал этот процесс. Однажды он увидел письмо Марии Луизы к отцу, начинающееся словами: «Ваше Святейшее Величество». Наполеону так понравилось это обращение, что он хотел официально принять титул Святейшего Величества. Остановили только возможные новые неприятности с папой. Тем не менее, некоторые князья приставку «Святейший» в своих письмах к Наполеону применяли. «Вашего Святейшего Императорского и Королевского Величества смиренный слуга», – так обращался к Наполеону великий герцог Вюрцбурга. Потерявшая неаполитанский трон Мария Каролина, будучи ещё королевой, писала Марше ди Галло: «Если бы Бонапарт в своем музее захотел бы, как особую редкость, иметь по два пальца каждого владыки Европы, ему стоило только приказать. Каждый плакал бы от бесчестия и боли, но каждый послал бы ему пальцы».
Иногда, довольно редко, обычно в мрачные времена раздумий и тягостных сомнений, император пресыщался лестью и одергивал своих подчиненных. Так в мае 1808 года писал он морскому министру, особому льстецу даже в сладком сиропе парижского двора: «Я запрещаю вам сравнивать меня с Богом. В этом сравнении столько необычного, что я не верю в искренность ваших слов. Я призываю вас к разуму...».
Парижские лизоблюды и блюдолизы, дабы порадовать своего императора, решили возвести триумфальную арку. На выбор ему было предложено три надписи «Август», «Генералиссимус» и «Цезарь». Наполеон проявил скромность, ответив, что приемлема только надпись: «Император французов».
Кроме Талейрана, который был, так сказать, идеолог монархии и занимался серьезными вопросами её восстановления, не привязываясь, как он думал, к личности, которая случайно оказалась подходящей для этого, в вопросах внешних форм Наполеона во всём поддерживали чопорный Камбасерес и неутомимый Маре. Несколько позже к ним добавились всезнающий Сегюр и верный Дюрок. Эта четверка придумывала или восстанавливала придворные правила и церемонии. Кроме того, Дюрок отвечал за безопасность императора во дворцах, и надо сказать, он отменно исполнял свои обязанности. Наполеон был наиболее защищенным монархом, хотя всего 12 человек, из них 8 телохранителей, ночами не смыкали глаз, охраняя императора.
Возле дверей императорской спальни спал на матрасе мамелюк Рустам. Он родился в 1782 году в Тифлисе и ребенком его продали в рабство в Египет. В сражении под пирамидами раненого Рустама заметил генерал Бонапарт. Мамелюк сумел выказать генералу собачью преданность и с тех всегда находился подле хозяина. Собственно, из Египта Бонапарт привез двух мамелюков. Был ещё Алли, но того из-за дикого необузданного нрава вскоре удалили от охранения бесценной жизни первого консула. А Рустам, оставаясь по-азиатски преданным, научился вести себя в соответствии с этикетом.
Если ночью приходило важное письмо, адъютант должен был сначала разбудить Рустама, постучав в закрытую дверь прихожей. Затем Рустам и адъютант стучали в закрытую дверь Наполеона и по очереди подавали голос. И только узнав голоса и не найдя в них визгливых ноток от приставленного к горлу кинжала, император открывал дверь. Такие строгие правили речевки предложил Дюрок, исходя из печального опыта русского императора Павла, а первый консул одобрил их.
Обычно Наполеон входил в рабочий кабинет в семь часов утра. Он был одет, и порой оставался целый день в своем неизменном костюме: панталоны и жилет из белого кашемира, зеленый сюртук гвардейского егеря в обычные дни и голубой сюртук с белыми обшлагами по воскресеньям и в дни приемов. На Плечах его золотом блестели аксельбанты полковника, в петлях значки почетного легиона и железной короны, и под сюртуком на жилете – звезда почетного легиона и большой крест.
Приём начинался в девять часов утра. Офицеры, чиновники и гражданские лица принимались строго по списку. В десять часов Наполеон завтракал в маленькой комнате за кабинетом. Ел по-военному быстро – не больше 10 минут. Во время короткого завтрака он любил перекинуться парой слов с каким-нибудь ученым, писателем или художником. После завтрака он заканчивал приём и довольно долго работал с министрами и сановниками. Бывали дни, когда он до поздней ночи просиживал в кабинете.
Обедал Наполеон обычно в шесть часов наедине с императрицей. Только по средам на обед приглашались министры, а по субботам члены его семьи. После трапезы в салоне императрицы ему подавалась вторая чашка кофе. Первую он выпивал за завтраком. И никогда больше двух чашек кофе в день.
Обычно каждые семь или четырнадцать дней библиотекарь Барбье на столике в салоне оставлял для него новые книги. Если книга императору не нравилась, он бросал её на пол, если очень не нравилась – бросал в горящий камин. Только немногие он оставлял для внимательного чтения.
Когда Наполеон находился в войсках, библиотекарь присылал ему список новинок. Император имел привычку некоторые книги таскать с собой, куда бы он ни направлялся. Чтобы как можно больше вмещалось в специальный ящик, он приказал напечатать любимые свои книги малым форматом, положив начало передвижной библиотеке. В 1809 году передвижная библиотека насчитывала тысячу томов. 40 книг о религии, 40 книг эпоса, 40 книг с пьесами, 60 книг стихов, 100 романов, 60 исторических книг, остальное исторические романы.
Если император не работал в кабинете, вечера он проводил в салоне императрицы. В десять часов император распоряжался о регламенте следующего дня и шел спать, переступая через матрас Рустама.
Конечно, не только работа в жарком душном кабинете – после Египта он не мог согреться в холодной Европе – наполняла жизнь Наполеона. Почти каждую неделю он выезжал на охоту. Не столько ради самой охоты, сколько ради движения. Сидячая работа и леденцы придавали Наполеону нездоровую округлость, и он боролся с ней как мог – верхом на коне в лесах Сен-Жермена и Версаля. Раз в году организовывалась большая, двух-трех недельная охота в Рамбуйе.
Зимой император и императрица жили в Тюильри. До холодов же и сразу с наступлением тепла Наполеон предпочитал Сен-Клу, выбираясь в слишком роскошный Тюильри только на мессы и на дипломатические приемы. Полтора – два месяца, в сентябре и октябре, император и двор проводили в Фонтенбло.

9

Первая Французская империя являлась крайне неустойчивым образованием. Она держалась на плечах одного единственного человека. Наполеон по своему усмотрению и произволу управлял страной, а министры зачастую выступали секретарями императора. «Это большое искусство не только выбрать правильных людей, но и применить их умения соответствующим образом», – говорил Наполеон о своем стиле руководства.
Во время консульства были образованы восемь министерств и государственный секретариат, наделенный правами министерства. Позже добавилось ещё три: в 1802 году было восстановлено министерство полиции; два года спустя, во время налаживания отношений с папой, было образовано министерство культуры; летом 1811 года от министерства внутренних дел отпочковался отдел, ставший министерством мануфактур и торговли.
Коротко рассмотрим 12 столпов империи.
1. Министерство внутренних дел. С 8-го августа 1804 года министерство стояло под началом Шампаньи. 9-го августа 1807 года он передал дела Крете. Когда тот серьезно заболел, министерство временно возглавлял Фуше. В октябре 1809 года во главе министерства стал бывший генеральный директор мостов и дорог Монталиве.
2. Министерство юстиции. Долгое время во главе министерства стоял Ренье. В июне 1813 года его сменил граф Моле.
3. Министерство общей полиции. Фуше являлся наиболее подходящей для этого поста фигурой. В июне 1810 года из-за английской интриги император отправил Фуше в отставку, а его место занял генерала Савари. Абсолютная преданность Наполеону восполняла некоторый непрофессионализм Савари в управлении министерства.
4. Министерство внешних сношений. При консульстве и первые годы империи портфель министра крепко держал Талейран. 9-го августа 1807 года он передал дела Шампаньи. В апреле 1811 года Шампаньи сменил Маре. Последние месяцы империи, с ноября 1813 года, пост министра иностранных дел занимал Коленкур.
5. Министерство финансов. Доходная ипостась бюджета. Единственным несменяемым министром, от образования министерств при консульстве до падения империи, был министр финансов Годен. Благодаря его блестящим знаниям мира денег, огромной работоспособности и относительной честности возможны были все войны Наполеона.
6. Казна. Совсем иначе обстояло дело с расходной частью. В 1805 году бюджет едва не рухнул из-за легковерия министра казны Барбе-Марбуа. Наполеон заменил его Мольеном, оставшимся на посту до конца империи.
7. Военное министерство. При его основании министром стал Бертье. Некоторое время министром был Карно, но он не принял Наполеона-императора и ушел в отставку. Министром опять стал Бертье. Только в 1807 году Бертье сменил генерал Кларк.
8. Интендантское министерство. Сначала министерством руководил Дежан. В январе 1810 года дела министерства принял генерал Лакюэ, а в ноябре 1813 года его сменил генерал Дарю.
9. Министерства моря и колоний. С октября 1801 года во главе министерства стал Декре. Хотя император был часто им недоволен, он оставался на посту министра всё время империи.
10. Министерство по делам культов. При его основании министром стал Порталис. В январе 1808 года министерский портфель принял граф Биго де Преамено.
11. Министерство мануфактур и торговли. Руководил министерством граф Коллин де Сюсси.
12. Государственный секретариат. Сразу по его основанию руководить секретариатом стал Маре. Лишь с апреля 1811 года по ноябрь 1813 года, когда Маре пробовал себя на поприще внешней политики, секретариат стоял под началом Дарю.
Камбасерес, Бертье, Маре, Савари, Дюрок, Коленкур и Дарю – теснейший круг доверенных лиц императора. Примечательно, что среди них только Бертье был настоящий военный, да и то он был больше штабист, чем полевой командир. Ни один прославленный маршал: ни в коем случае не Даву – самый способный, не Бернадотт – самый строптивый, не Ланн – самый смелый, не Массена – наиболее самостоятельный, не Ней и не Сульт не пользовались таким доверием императора как эти, в основном невоенные люди. Однако эта семерка помощников, советчиков, преданных слуг не могла заменить одного Талейрана.
Постепенно ближе всех к императору стал Маре. Главный секретарь, в отличие от министров, всегда следовал за Наполеоном, деля с ним невзгоды и лишения походной жизни. Маре обладал удивительной способностью улавливать разрозненные мысли своего идола и оформлять их в красивую словесную мишуру. Барант считал, что ни один человек не имел такого влияния на императора как Маре, и влияние это было дурное. Несомненно, Барант имел в виду войну с Россией.
Каждый четверг в час пополудни собирался совет министров. Император сидел за круглым столом совещания в мягком кресле. Министры ютились на стульях. Они по очереди докладывали о положении дел в своих министерствах. Император слушал доклады, перебивал выступающего вопросами и, уяснив суть дела, принимал решение – всегда мудрое, всегда единственно верное. Особое внимание император обращал на положение дел в министерстве внешних сношений, в министерстве полиции и военном министерстве.
Кроме четверговых заседаний совета министров, по средам, понедельникам и воскресеньям проходили совещания по отдельным вопросам управления империей.
Законом от 17-го февраля 1800 года Франция была поделена на департаменты, а внутри департаментов – на арондисманы. Во главе департамента стояли префект с префектурой, как инструмент управления, и совет департамента. Арондисманом управлял подпрефект, городами и общинами – бургомистры.
Кроме гражданского управления существовала структура судов. В каждой общине существовал мировой суд. В каждом арондисмане находился суд первой инстанции. В департаментах были апелляционные суды – вторая инстанция. И суд третьей инстанции – кассационный суд – находился в Париже.
Всякое дело требует денег. Большие же дела требуют больших денег. А где их взять, как не с налогов. При королевстве во Франции существовали прямые и косвенные налоги. Революция оставила только прямые и упразднила косвенные. В результате и Конвент и Директория всё время балансировали на грани финансовой пропасти, и только поступления от контрибуций позволяли сохранять шаткое равновесие между доходной и расходной частями бюджета.
Директория, чтобы стабилизировать бюджет увеличением доходной части, проявляла чудеса выдумки. Было предложено облагать налогом обстановку жилья. Исполнение этого налога обещало огромные технические трудности, поэтому предложение не прошло, но как альтернативу придумали облагать двери и окна. И этот налог существовал более ста лет.
Уже в первые месяцы консульства начался осторожный ввод скрытых налогов. Весной 1804 года чиновники в цену вина подмешали государственную долю. Двумя годами позже правительство ввело налог на соль. Отмена соляного налога была кровью начертана на красных знаменах революции. Прошло 15 лет, и соляной налог снова ковал государству золотые. В те времена чиновничий гений не простирался так далеко, чтобы облагать скрытым налогом все товары без исключения, а отдельные товары вроде бензина, алкоголя или табака так окутать данью, что ездя, выпивая или куря, 80% мы отдаем родному государству.
В 1808 году под скрытое налогообложение попали пиво, табак и кареты. В 1810 году табачная промышленность вообще была национализирована. И наконец, Наполеон вновь ввел королевский налог на печати и заключение контрактов.
Важнейшим источником дохода являлась таможня, реорганизованная в сентябре 1801 года в связи с намечающимся замирением с Англией. Замирение вышло коротким, а таможня стала инструментом континентальной блокады. Борьба титанов нашла временное решение в системе лицензий, не удовлетворившее обе стороны, но позволившее как-то сосуществовать. По лицензиям Франция поставляла Англии зерно, лес, мясо и пряжу. Со своей стороны Наполеон позволил ввоз масла, рыбы, кожи и красителей, но только при условии, что англичане на ту же сумму купят во Франции шелк, полотно, вино и тому подобное.
Что же касается колониальных товаров, то со времени Берлинского декрета теоретически ввоз их был под полным запретом. На практике они ввозились всегда, правда в малых количествах и при высоких пошлинах.

В Республике продуманная финансовая политика была невозможна, в силу катастрофического падения ассигнаций. В 1796 году ассигнации вывели из обращения и заменили территориальными мандатами, обменным курсом от 1:30 до 1:100, в зависимости от региона. Но и мандаты падали так быстро, что летом 1799 года их вывели из обращения. Наследие королевской власти – металлические деньги за десять лет революции так и не исчезли из обращения.
Конвент, с целью собрать как можно больше средств, необходимых для защиты завоеваний революции и экспорта этих завоеваний в соседние страны, придумал так называемую Большую Книгу общественного долга. И он назанимал в эту книгу столько, что его преемница, Директория, не в состоянии была тащить этот груз. 2/3 долга Директория списала сама с себя. Оставшуюся треть признали и консульство и империя. По долгам Конвента, Директории и собственным долгам при консульстве и империи бюджет выплачивал проценты в размере 75 миллионов франков годовых.
В апреле 1803 года первый консул утвердил закон, определяющий наполнение нового франка серебром. Он весил 5 грамм 90% серебра и состоял из ста сантимов. Существовавшее отношение золота к серебру 1:15,5 было сохранено.
Как раз при империи, несмотря на огромную затратную часть, бюджет почти не прибегал к займам. Война должна кормить войну – император ещё с генеральских сапог твердо стоял на этом принципе. Одна только Пруссия за свою неразумную жажду Ганновера заплатила более миллиарда франков. На прусские деньги император провел испанскую операцию – очень затратную, – на прусские деньги император воевал с Австрией в 1809 году.
Бюджет был запланирован так, что поступление от прямых и косвенных налогов примерно соответствовали расходной части. За 13 лет, с 1801 по 1814 годы, доходы составили 13851 миллионов франков, при расходах – 14294. Перерасход составил 443 миллионов. За этот период прямые налоги дали 5260 миллионов франков; косвенные налоги и сборы за печати – 3474; продажа национального достояния (в основном лесов) – 1474; таможня и соляной налог – 1288; чрезвычайные поступления (контрибуции) дали 1453 миллионов франков. Затраты распределились следующим образом: 7218 миллионов – затраты военного и морского министерств; 3247 – управление; 2028 – оплата госдолга и награждение офицеров; 1807 – образование, наука, культура и т.п..
Сельское хозяйство, промышленность и торговля в годы консульства росли необычайно высокими темпами, а рассвет пришелся на первые годы империи. Испанская авантюра и война с Австрией сказались на хозяйстве страны. Хотя торговый оборот в 1810 году немного вырос по сравнению с предыдущим военным годом, но с тех пор он неуклонно снижался. Несколько лучше дело обстояло с сельским хозяйством, которое не так сильно, как торговля и промышленность зависело от моря.
Особенно интенсивно развивалось виноделие. В 1808 году было произведено 35,5 миллиардов литров, или по сто литров на каждого жителя империи. Ещё с консульства была принята государственная программа по приживлению на французской земле хлопка и табака, а другая программа была нацелена на получения сахара из свеклы. Хлопок не хотел приживаться, табак рос неплохо, а вот свекле прочили большое будущее и даже имелись планы снабжать сахаром не только Францию, но и всю Европу.
Однако самые большие успехи сельское хозяйство добилось в выращивании шелковичного червя. За несколько лет в стране возникло множество фабрик по производству шелка.