Праздники и поминки
Пироги пекли два дня, русскую печку топили и утром, и ближе к вечеру. Сначала тетушки колдовали над тестом. Ставили сразу на всю стряпню, в больших кастрюлях. Тесто получалось воздушным: не жалели молока, яиц, масла. Начинку готовили тут же, перед русской печью. На большой сковороде жарили мясной фарш с луком и специями, отваривали рис, вымачивали сушеные грибы.
Запах от печки и пирогов доносился аж до трамвайной остановки. Ожи¬дающие трамвая сглатывали слюнки и говорили: «Опять Староверовы собираются вместе».
В эти дни, когда пекли, жарили, варили, собирали стол, тетушки ничем другим не занимались. Зарумянившиеся пироги с мясом вытаскивали, сма¬зывали растопленным маслом, отставляли в сторону, накрывали чистым полотенцем и давали отдохнуть.
Отдохнувший пирог становился мягким, его обсыпали сверху сухарями, и он приобретал еще более аппетитный вид.
Рыбные пекли в тот же день. Заранее обсуждалось качество рыбы, ее очищали от косточек, клали рис на нижний слой пирога, а сверху - кусоч¬ки рыбы. Я запомнила - розовая рыба, белого, яблоневого цвета, рис, капельки янтарного масла, черный перец, темно-зеленый лавровый лист и золотистый жареный пук. Верхняя корочка была почти прозрачной, на¬столько тонко ее раскатывали.
Затем наступал черед сладких пирогов. Обязательно пекли пироги с черемухой, курагой, с повидлом. Сладкие пироги почему-то никогда не расползались. Имели, говоря современным языком, товарный вид и были очень ароматными.
Но самыми любимыми сладкими пирогами были каравайчики — пышное семейство маленьких пирожков. Их пекли в больших сковородах, а потом выкладывали на большие зеленые эмалированные тарелки и посыпали сахарной пудрой.
Аккуратно нарезанные мясные, рыбные, грибные, сладкие пироги ставили сразу на столы. Как и кисель - тугой, вишневого цвета, разлитый по глубоким тарелкам, и компот с желтыми солнышками абрикосов.
На поминках вначале подавалась кутья - искусно приготовленный рис с изюмом. Пробовали ее маленькими ложечками. Потом тетушки в чистых цветных фартучках и ослепительной белизны белых платках приносили наваристые щи. Я точно помню, что никаких салатов, колбасы, закусок не было, но все было настолько сытным и вкусным, что вставать из-за стола не хотелось, хотя по обычаю долго задерживаться было нельзя.
Кормили в две, а иногда и в три очереди. Первыми садились соседи, дальние родственники, знакомые. Последними — самые близкие.
Сто грамм водки, выпитые за упокой души, размягчали поминавших. Но была строгая мера в выпивке, и никто не нарушал сложившиеся прави¬ла. Посуду мыли в трех водах, вытирали чистыми полотенцами, стаканы, рюмки промывали до блеска. В этот же день к вечеру разносили гостинцы тем, кто не мог прийти на поминки.
Со стола ничего не выбрасывалось: скотину всегда кормили сытно.
И горе становилось общим, а грусть - теплее и сохранялась дольше в каждом сердце.
Особых речей не произносили, но видны были трогательное отноше¬ние к ушедшему, искренность слов о долгой светлой памяти.
У родственников давно было заведено разделение труда в дни траура: кто-то собирал справки, кто-то копал могилу, делал гроб, заготавливал платочки, полотенца, покупал продукты, накрывал поминальный стол.
С годами люди в «командах» менялись, но честность, аккуратность, бережливость были всегда.
Меня еще подростком допускали до настоящих дел: я чистила картош¬ку, носила воду, дрова, выполняла маленькие поручения. Но самым боль¬шим праздником было участие в стряпне. Тетушки заставляли тщательно вымыть руки, убрать косички под косынку, надеть фартучек - и посвящение в стряпухи начиналось.
Тетя Сима ограждала меня от излишних указаний тети Оли, иногда по¬тихоньку исправляла мои ошибки - и в печку уходил пирог правильной формы.
Мой папа, профессиональный кулинар, и дядя Коля, кондитер, не допускались до стряпни - сестры-искусницы все сами делали мастерски. А потом ждали оценок своих братьев; я не помню, чтобы профессионалы плохо отозвались о пирогах, иногда только говорили: «Соли бы чуть-чуть в тесто или сахарку немного убавить».
Происходило самое главное: Староверовы собирались вместе, и горе, делясь на всех, становилось меньше и легче.
А впереди снова ждали хлопоты — девятый, сороковой день, полгода, год. И тот, кто уходил, навсегда оставался в большой семье с такими обычными житейскими традициями.
Праздники в семье были настолько яркими, что, мне кажется, я не сумею это передать точно. Свадьбы, юбилеи поднимали сообща, попросту - в складчину. Со всех, даже с тех, кто не мог прийти на торжество, собирали деньги (не очень большие с каждого, но главное - получалось много в итоге) на подарок. Безделушек не покупали, приобретали стиральную машину, диван, шифоньер, посуду, предварительно узнавая желание того, кому дарили.
У нас в доме праздники начинались с составления списка приглашенных. Список Староверовых был всегда огромен, список Меньшиковых (родственников мамы) — в несколько раз меньше. Моя терпеливая и выдержанная мама обижалась, что опять кого-то из ее родни не будет. Потом обдумывалось меню. Папа занимался этим сам.
Подбирал холодные закуски: холодец, заливное мясо, колбасу, рыбу, салат «Зимний» и т. д.
На горячее подавали одно из двух блюд. Если это был плов, то приготов¬ленный в настоящем казане, если курица, то прожаренная до хрустящей корочки. Помню, папа всегда учитывал, что зубов-то у тетушек и дядюшек становится все меньше, и готовил все мягкое, чтобы и вкусно было, и прожевать легко.
В меню папа включал все, что хотел видеть на столе, а еще принимал во внимание специфику праздника. Потом начиналась заготовка продук¬тов. Закупали не сразу, по возможности. Помню, что конфеты складывали в трехлитровые банки, а мы иногда находили эти тайники.
Дня за три-четыре папа отправлялся к дяде Коле - приносил ему муку, масло, сахар, яйца и просил сделать бисквит, заварное, безе. Потом, за день до торжества, снова приходил к брату с помощниками. И в больших бельевых корзинах они уносили воздушное безе, игривое заварное, а на листах - жеманистый бисквит.
Столы в доме расставлялись в виде буквы «П». На них стелились ста¬рые покрывала, а сверху - накрахмаленные белые скатерти. Это делалось для того, чтобы посуда не стучала. Почти полдня шла ее подготовка: все перемывали, протирали. Сервировка начиналась с установки двух-трехъярусных ваз, потом расставлялись тарелочки, раскладывались вилки, ножи, ложки, все по всем правилам этикета. В центре буквы «П» ставился круглый стол для гостей из Челябинска, Усть-Катава, Магнитогорска, которых нужно было покормить еще до торжества: обычно папа делал суп-скороварку с фрикадельками. Приносили на этот стол пироги, наливали чай.
Торты, приготовленные напой, тоже ставились сразу. Это было самое интересное в подготовке стола. Мы всегда участвовали в создании царского торта. Папа разрезал готовый бисквит на прямоугольники, но сначала укреплял на нем фонтаны. Фонтаны он делал из патоки. Горячую патоку разливал на мраморной доске фонтанными брызгами, патока застывала, затем ее надо было отделить ножом и поставить вертикально на бисквит. Мы всегда помогали папе в этой ювелирной работе.
И вот фонтаны уже установлены, и торты начинали наряжать кремовы¬ми розочками, листочками, дорожками. В специальные мешочки закладывался крем, предварительно окрашенный, прикреплялись трубочки - и папа начинал творить чудеса. Мы вместе с ним (помогали облизывать крем с трубочек и из мешочком) создавали сказку из крема.
С раннего утра в день торжества папе выделяли край стола. Ставили перед ним стопку мелких тарелок, вареные овощи, рыбу, колбасу, сыр, масло. И он начинал священнодействовать. Королями закусок были курчавые барашки из сливочного масла, лежащие на ломтиках лимона. Отец делал основу для барашков из полутвердого масла, получались маленькие голышки, потом в мешочек с размягченным маслом вставлял трубочку, из нее выбегали мелкие завитушки, и голенькие барашки становились кудря-выми. Никто из гостей не хотел разрезать это чудо. В конце пиршества на столах оставались сливочные барашки и фонтаны. Для нас наступали самые радостные минуты, позволялось попробовать фонтан. Все мальчиш¬ки и девчонки с нашей улицы ждали этого момента. А потом, сидя на ла¬вочках, мы хрустели вкусным рассыпчатым безе.
Папа продумывал все до мелочей: куда гости повесят одежду, где смогут прилечь, если стало немножко тяжело, какие песни будут петь за столом, какого гармониста пригласить.
Заранее на машинке крупным шрифтом печатался текст песен. Самой любимой у отца была «Белым снегом». Пел он ее одинаково с чувством и зимой, и летом. А много позже мне пришлось общаться с автором этой песни, композитором Евгением Павловичем Родыгиным, слушать ее в его исполнении. И я с теплотой и нежностью поняла, что папа, не имеющий особых вокальных данных, делал это душевнее и азартнее, чем автор.
Каждый гость вносил в торжество свою изюминку. Тетя Нюра пела задорные частушки, тетя Сима и тетя Оля любили наряжаться: шили специальные костюмы из ситца, надевали шляпы, красили ботинки в разные цвета, румянили щеки, а потом показывали целое представление. Дядя Коля исполнял на кастрюлях и сковородках коронный номер. Тетя Лана, как всегда, ворчала на своих несерьезных братьев, но видно было, что и ей интересно. Летом все выходили танцевать и петь на улицу. Тут же, на улице, угощали водочкой, наливкой.
Я нисколько не кривлю душой: не было на таких праздниках драк, валя¬ющихся или шатающихся. Мера в употреблении спиртного была у Староверовых в крови, а вот веселились не зная меры, от души и в полную силу своих талантов.
На следующий день мужчины приходили опохмеляться, а женщины — пить чай и рассматривать подарки.