Поздняя, пронизывающая ледяными ветрами осень. Поеживаясь, заходит в городскую поликлинику народ, рассупонивается в раздевалке и разбредается по кабинетам. Кому куда. На третьем этаже в коридоре неуютного блочного дома у кабинета участкового терапевта Башлыкова Л.П. сидят, стоят, подпирая стену, и нетерпеливо ходят по периметру разновозрастные, но, как на подбор, одетые в тёмные тона больные. Как будто сама уже отшумевшая и сбросившая яркие одежды осень требует и от людей траура.
В кабинете серьёзный, лет сорока с небольшим доктор в белом халате торопливо пишет в карте понятным только ему почерком. Напротив что-то листает и регистрирует рецепты шустрая медсестра, изредка поглядывая на врача - не будет ли каких распоряжений, а рядом со столом доктора молчаливым китайским болванчиком сидит на краешке стула с видом просителя горемычный больной - ни в чью помощь он уже не верит, а пришёл за бесплатными таблетками, вот и всё.
- Леночка, подпиши это у заведующей и пригласи следующего,- спокойно просит врач медсестру, а больному предлагает: - Подождите в коридоре. Медсестра подпишет и отдаст вам ваши рецепты, а вы в регистратуре поставите печать и получите в аптеке лекарства.
Больной понимающе кивает, встаёт со стула, берёт свою сумку и выходит из кабинета. Медсестра мнётся и не спешит вызывать следующего по списку самозаписи:
- Леонид Палыч, я сразу не сказала… Тут вам письмо передали…
- Письмо? Какое письмо? Когда?
- Утром, когда я подошла к поликлинике.
- Кто передал?
- Женщина какая-то…
- И что она сказала?
- Ничего, только просила передать вам письмо.
- Странно… Так чего ж ты тянешь?
- Не знаю. Сначала хотела, а потом испугалась. Вдруг там что-нибудь страшное…
Леонид Павлович берёт из рук медсестры и быстро разрывает конверт, вынимает оттуда письмо, заглядывает, нет ли там ещё чего. Ничего нет - пусто.
- Лет этой женщине сколько?
- Ну, не молоденькая. Как вы, наверное.
- Как я, говоришь? Ладно, ступай к заведующей… И пока никого не приглашай.
Он не представлял, от кого могло быть письмо и о чём оно. Глянул в конец, надеясь найти ответ на вопрос, кто и зачем ему написал. В конце было имя «Маруся» - тут его прошиб пот… И телефон. Вернулся к началу:
«Привет, Лёньчик!»
Только она так его называла. Господи, когда же это было? В другой жизни. Когда он ещё был молод и полон больших надежд и грандиозных планов. Но во всех этих надеждах и планах была она - всё для неё и во имя неё. Они вместе учились и в школе и в институте. Всегда вместе. И вдруг она исчезла – как будто и не было её ни в этом мире, ни в его жизни. Острая на язычок соседка сказала бы: как корова языком слизала. Но с сердца не слижешь и из памяти не выкинешь. И теперь вот «Привет, Лёньчик!» - как будто и не было тех страшных, до крика среди ночи, пустых, загубленных лет его жизни… Когда и надежды и планы - всё рухнуло в одночасье, оставив по себе торичеллиеву пустоту. Да что она – совсем, что ли… Да и она ли это? Посмотрел дальше:
«Да я это, не сомневайся. Твоя Маруся. Откуда вдруг? И зачем? Да? Правда, я теперь Чечулина, но для меня это ничего не меняет. Трудно поверить – понимаю. Сама не подошла – испугалась и за тебя и за себя. Сердце не выдержит… Я же помню, что у тебя больное сердце…»
Испугалась, значит, за меня. Может, и не выдержит. Вон как замоталось – как овечий хвост. Интересно, как она теперь выглядит. Ленка говорит, моего возраста. Да-а-а, время. И чего же надо? Стал дальше читать:
«Полгода назад мой муж погиб в авиакатастрофе. Он без конца летал, а я тряслась за него. И долетался. Он и не знал, что Ваня – не его, а твой сын».
Ну, началась мыльная опера… Бред какой-то. Исчезла, ни слова не сказав, и тут на тебе – сын.
«Мне не нужны алименты – Ванька вырос уже, слава Богу. Тут такое дело. У него, как и у тебя, порок митрального клапана. А весной он в институте нахватал хвостов, и его призывают в армию. Сейчас проходит медкомиссию, и я прошу тебя обратить внимание на его сердце. Ты же знаешь, как наши комиссии смотрят - на всё закрывают глаза, а наши дети потом у них гибнут. Нет, не отмазать прошу, а непредвзято послушать. Я помню тебя как диагноста от Бога. Короче, он о тебе пока ничего не знает. Я просто попросила его записаться к тебе на приём, а тебя прошу внимательно к нему отнестись. Ты ж понимаешь, меня он и слушать не захочет, а к твоему мнению, может, прислушается. Не знаю. Вот такая у меня к тебе просьба. Других детей у меня нет, потому и трясусь над Ванькой. Прошу тебя потом позвонить мне и сказать, что ты думаешь про его сердце.
Маруся. Мой телефон…»
Леонид Павлович не заметил, как вернулась и тихо села за свой стол медсестра. Голову пробивал отчаянный пульс, ему хотелось выйти посмотреть, сидит ли в очереди на приём его сын. Но двинуться с места не мог.
- Леонид Палыч, вам плохо?
Врач очнулся не сразу:
- Посмотри, среди записанных есть Чечулин?
- Сейчас… Да, вот его карта. Так это призывник, правда, иногородний. Для нас он обычный больной. Так вызвать без очереди?
- Да-да, вызови.
- Может, вам накапать валокордин?
- Да-да, сорок, нет, лучше шестьдесят капель, - он тяжело дышал, лоб покрыла испарина. Подумал: хоть бы и в самом деле инфаркт не хватил. Выпил капли, запил водой.
- Ну, что – вызывать?
- Вызывай.
В кабинет вошёл высокий красивый парень – один в один Леонид Павлович. И даже волна каштановых волос надо лбом лежала так же. Леночка изумлённо округлила глаза и тихонько опустилась на стул. Чечулин тоже обратил внимание на то, что перед ним сидит его старшая копия. Первым заговорил врач:
- Здравствуйте, Иван. Вы – призывник? - Леонид Павлович не стал задавать банальные вопросы типа: почему к нам из другого города - он вообще с трудом говорил.
- Да.
- На что жалуетесь?- Леонид Павлович не выдержал и опустил глаза, открыл карту больного, как будто собираясь что-то туда записывать.
- Да ни на что особенно. Так, покалывает иногда сердце и бывает одышка, если пробегусь.
- Раздевайтесь, я вас послушаю, - и вставил в уши фонендоскоп, подождал, отвернувшись к окну, пока пациент снимет рубашку.
Увидев родинку на его плече - там же, где и у него, Леонид Павлович чуть не задохнулся. Стал слушать. Поначалу собственное сердце перебивало все звуки, он никак не мог взять себя в руки и сосредоточиться на больном. Потом, наконец, вслушался и услышал отчётливые шумы в сердце парня. Послушал его и со спины, и спереди, сел и записал что-то в карту, а потом сказал сестре:
- Леночка, оформите больному направление на ЭКГ, пусть сделают при вас, отведите его сами, и принесите заключение.
- Хорошо, Леонид Палыч.
И медсестра заполнила пустую форму для ЭКГ и повела больного в кабинет функциональной диагностики.
Когда медсестра с Иваном вышли из кабинета, Леонида Павловича охватила паника. Он никогда не знал о существовании сына. Да и парень, наверное, тоже догадался, или нет. Сходство просто фотографическое, не узнать невозможно. Зачем она так с нами поступила? И зачем сейчас обратилась именно ко мне? Какие у неё планы, чего она хочет? И что с сыном? А вдруг нужна операция? Шумы явные, нехорошие. Какая там армия!
Голова у Леонида Павловича лопалась от мыслей, а сердце разрывалось от свалившегося на него то ли счастья, то ли несчастья – как будто шторм, разнёсший город в щепки, к его ногам прибил лотерейный билет на миллион. Нужно было вести приём, а он не мог совладать с охватившими его переживаниями.
Продолжение http://www.proza.ru/2014/01/01/1569