Саквояж путешественника

Филмор Плэйс
Вечерело. Он сидел, постепенно пьянея, отложив бесполезную удочку. В костерке догорали остатки газеты, послужившей оберткой для съеденных бутербродов, рядом валялась допитая бутылка «портвешка». Тишина стояла было вокруг, тишина и покой.
- Доброго вечера...
Сидящий оглянулся. По тропинке вдоль реки шел бритый наголо мужчина средних лет. Несмотря на улыбку, яркую оранжевую ветровку и добротные туфли, выглядел он как-то покоцанно. Что-то неуловимое в движениях, во взгляде, в манере держаться. Что-то лагерное, отшельническое, словно не от мира сего. Да еще этот нелепый саквояж в руке…
- И тебе не хворать, – кивнул сидящий в ответ и машинально провел правой рукой по карману брюк.
- А что, дружище, лодка твоя? – махнул незнакомец в сторону причаленной в камышах плоскодонки.
- А если моя, то чё?
- Будь другом, – снова улыбнулся незнакомец, – перевези меня на ту сторону.
- А нахера? – сидящий словно случайно опустил руку в карман со складным ножом.
- Да вот, домой возвращаюсь. Да ты не думай, я заплачу. Немного, правда, осталось…
- Отчего не отвезти, коли домой… –  он поднялся и вынул из кармана руку. Протянул ладонь незнакомцу. – Меня Толиком звать, если чё.
- Андрей, – ответил тот, с чувством пожимая протянутую руку. – Так отвезешь?
- Отвезу… – кивнул Толик. – Сейчас соберемся, до ветра схожу. А то ссать хочется больше, чем ****ься…
Он расстегнул брюки и пустил ленивую струю в костер. Оправившись, вытер руки о зад и притоптал дымящиеся угольки. Поднял пустую бутылку и направился, было, к лодке, но вдруг остановился и вернулся за удочкой.
- Пошли, – буркнул, почти не глядя на мужчину в оранжевой ветровке, который все это время смотрел куда-то за реку. – Долго не было?
- Да, – с готовностью отозвался Андрей. – В Индию ходил. Вот, возвращаюсь…
Толик кивнул, поднял удочку и стал сматывать леску. «Уебан какой-то. Луноход… В учебке таких загоняли под кровати ползать: Луна-2, я Луна-1 поворачиваю направо…»
Толик положил удочку под ноги, пакет с пустой бутылкой пристроил на корме. Потом кивнул попутчику:
- Забирайся.
Тот неумело шагнул в лодку и встал, оглядываясь, куда примоститься. Не дожидаясь пока он сядет, Толик столкнул лодку на воду, запрыгнул следом и тут же оттолкнулся от берега веслом. Андрей плюхнулся на сидение на корме. Лодочник еще раз оттолкнулся веслом и прошел на середину лодки.
- Ну а вообще, – спросил он, начиная грести, – что ты искал в той Индии, у черта на куличках?
- Не знаю, – задумчиво ответил оранжевый, – наверное, самого себя. Не сказать, что что-то конкретное, просто однажды понял, что жить так больше не могу.
- И что, нашел что-нибудь?
- Можно и так сказать… Знаешь, к какому выводу я пришел?
- Ну?..
- К тому, что важно не то, кем ты был или кем ты хочешь быть. Важно только то, что ты делаешь прямо сейчас.
- Типа, вот что прямо сейчас делаю? Гребу веслом?
- Ну да! Понимаешь, что бы мы ни делали, все божественно! И грести, и рыбу ловить, и просто сидеть у огня...
Андрей говорил и говорил, но Толик его не слушал. Он все поглядывал на саквояж пассажира, словно оценивая, что бы там могло быть.
- Надо просто осознавать самих себя как проявление Творца…
- Не, не мое это… - недоверчиво покачал головой Толик. – Я православный, в Бога верю…
«Стукнуть бы его веслом, да и концы в воду…» Он пристально посмотрел на пассажира, словно примеривая силу удара. «А ну, как не сразу умрет? Да еще заметит кто с берега, что тогда?.. Не успеешь оглянуться, как приедут…» Прогоняя мутные мысли, спросил:
- Сам откуда будешь? Из каких мест?..
- Недалеко отсюда. Из Старых Дятловичей…
- Аааа… знаю, – кивнул Толик. – Ездили к вам драться.
«Или попробовать?.. Где эти Дятловичи, кто его будет искать?.. Раз, и готово… И концы в воду…»
- …Моя жизнь так изменилась, – продолжал, улыбаясь своим мыслям, Андрей. – Такой покой пришел, знаешь… ведь, раз все божественно, то уже нет никакой разницы, где находиться и чем заниматься…
«Точно, луноход. Болтает себе, и не знает, что его ждет… – мысли лодочника путались, сталкивались друг с другом и снова выстраивались вокруг чертового саквояжа, подобно воде, оставляющей след за кормой... – Поздно уже, никого нет… Эх, была не была…»
- Гляди-ка, – каким-то деревянным языком выдавил из себя Толик. Внутри его все дрожало, но он старался держаться спокойным. – Что это там, на берегу?..
Пассажир прервался и как-то растерянно оглянулся назад. Отпустив левое весло, лодочник взял двумя руками влажное древко правого и потихоньку вынул его из начавшей ржаветь уключины. Происходящее виделось ему словно со стороны.
- Вон там, видишь?.. Будто машет кто?..
- Где?.. – смотрел и не видел оранжевый.
- Там! - Толик привстал и резко опустил весло на голову пассажира, прямо на бритый затылок.
Оранжевый дернулся, захрипел каким-то странным голосом и опрокинулся на борт, заваливая лодку. Толик тут же бросил враз потяжелевшее весло на дно и, подобравшись, выбросил вон пассажира... Ни мыслей, ни чувств – только грести, грести подальше от этого места, где, покачиваясь на волнах, плыл в ночную мглу недавний попутчик. Плыл, чтобы исчезнуть…
На пристани было тихо. Толик поставил лодку на цепь, и некоторое время сидел без движения, глядя на темную реку. Потом поднялся, вынул весла из уключин и положил на левое плечо. Подхватил удочку и пакет с пустой бутылкой, и нехотя, словно все еще не решаясь, взял оказавшийся на удивление легким саквояж.
Почти невидимой в темноте тропинкой протопал через луг к своему подворью. Думать ни о чем не хотелось, и даже саквояж в руке воспринимался как нечто ненужное.
Не заходя в дом, прошел к сараю. Поставил у двери весла, пристроил удочку, положил на верстак пакет с бутылкой. Потом снял с крючка лопату с рассохшейся рукояткой и прошел к плетеным корзинам в углу. Переставил одну корзину, вторую, освобождая место для будущей ямы. Саквояж следовало закопать. Он даже не мог себя заставить заглянуть внутрь. Потом, все потом…