Кулигина любила осень. Не как Пушкин – вдохновенно и лирично, а как Кулигина, купаясь и растворяясь в ней. Листопад – это было её время, она специально ездила в ветреные осенние дни в Сокольники, чтобы оказаться среди тнцующего на ветру разноцветья. Это зрелище вызывало у неё чувство обновления. Не дурацкие, набухшие как фурункулы, почки на полуживых деревьях, а именно, лиственное конфетти. Притом, букеты цветов она не любила. Не то, чтобы ненавидела, но каждый раз отмечала: - «Вот очередной НатЮр Морт – мёртвая природа по-французски». Знакомые дамы недоумевали, как это можно не любить цветов? -«Да, так и можно, - объясняла она спокойно, без общественного вызова и бравады, - вечно ищешь подходящую вазу, с трудом находишь место, где её поставить, 5 раз на дню задеваешь эту несчастную вазу, она падает, её тошнит на стол, на книги, забытые на столе. Захочешь поработать, удобное место занято умирающими цветами. А, самое главное, Кулигина уже хоронила канарейку и кошку. Прошло много времени, но царапины на сердце остались, усопшие же цветы напоминали ей прощание с животными. – «Букеты несите мне на могилку» - говорила она друзьям и близким знакомым. И они несли ей в день рождения ананасы, пучки зелени, цветы в горшках, а «эту натюрморту» - цветы от тех, кто не знал о её вкусах, она тут же отдавала соседке. Подобных экстравагантных штучек в её арсенале было немало. Например, её манера одеваться. Она казалась иногда странной женщиной, а мужчины были от неё без ума, что злило соперниц ещё больше. Кроссовки с вечерним платьем она, конечно же, не надевала, но за 5 минут до выхода на какую-нибудь званную вечеринку щебетала: -«Нет, мне в этом сегодня неуютно», - и переодевалась с быстротой молнии из элегантного костюма в «бог знает во что». Это – на взгляд женщин. Мужчин же она притягивала как магнитом. Очевидно, одежда не мешала ей светиться изнутри, а этот свет видят только мужчины.
Несмотря ни на что, Кулигину любили в обществе, к ней тянулись, ей тщетно пытались подражать. Так же безуспешны были попытки понять её секрет. Ни на одной работе больше двух лет она не задерживалась. Не потому, что придерживалась умной японской теории и, не потому, что не срабатывалась, напротив, все искренне сожалели о её уходе, но понимали, что тайфун остановить невозможно, он живёт, когда летит вперёд, оставив после себя хоровод всего, что только может хороводить. Сейчас она работала в известной страховой компании рядом с домом, получая прилично, имея достойное окружение. Но огорчало и удивляло одно – дала сбой личная
- 2 –
жизнь. Она почувствовала себя, словно в вакууме, вокруг полно народа, а людей рядом нет. Вечером, сначала, шутя, потом, серьёзно, повторяла бабушкино присловье: -« Господи Всевышний, али я у тебя – лишний? Все - парами, только я – одна».
Сначала охватила паника, потом, нечто похожее на отчаяние. Но не будь Кулигина Кулигиной, чтобы сдаться. Она давно вывела «теорию ангины», которой раньше болела довольно часто, это не простуда и, даже не вирус, это – болезнь ослабленного организма. Сколько раз она получала этому подтверждение. Вот и по части социологии-психологии ей её теория пригодилась. Она поняла, что всё дело в ослаблении того самого внутреннего свечения, а правильный диагноз – на 90% - излечение. – « Я – птица-Феникс», - сказала она себе. Всю жизнь она жила под каким-либо флагом, символом, девизом, у неё, как у Пикассо, были разноцветные периоды.
И вот однажды она влюбилась. Внезапно. Костя заглянул в офис, когда она, стоя посреди комнаты и, как обычно, вдохновенно и артистично, отчитывалась перед «коллежанками» о вчерашнем нашумевшем спектакле. Глаза горели, голос впитал в себя всё напряжение вчерашнего аншлага, жесты были красноречивее, чем у Сары Бернар. Их глаза встретились. Встретились две мифологические половинки. Подруги, вроде как, обрадовались, но, с другой стороны, загрустили – жалко терять родственную душу, да и, непонятно, почему – ОНА?! Напоследок договорились устроить девичник, прощальный ужин «клуба одиноких сердец», как они себя называли. Сбор у Маринки, каждая приносит фирменное блюдо. Проводы состоятся при любой погоде.
Кулигина не пришла. Не потому, что забыла. Не потому, что не хотела. Не потому, что Костя возражал. Просто поднялся сильный ветер, он кружил, напевая: - «Роза ветров, роза ветров…», и листья не просто падали с деревьев, они летали как дельтапланы, не желая приземляться.
Стояла золотая осень. Душа просилась возродиться. Или погулять.
А душе разве можно отказывать?