из книги "История одного рода"
Глава 6. Наступление шведов. Некоторые битвы и сражения!
Украина попала в капкан.
Государь московский Петр Алексеевич распекал Шереметева за нерасторопность.
– Баталии наши не всегда удачные и не подорвали у Карла веру на победу над нами. Он уже выдвинулся с Радошковичей и направился к речным воротам!
Что имел в виду царь Московии под этим названием? А вот что:
Шведский король передвигался на восток, к месту, носившему это, на первый взгляд, непонятное название. Две полноводные большие реки Днепр и Двина, являлись водной преградой к Московскому царству. Эта природная защита со стороны Черного и Балтийского морей надежно прикрывала от непрошенных гостей, за исключением узкого коридора, где оба водных пути сворачивали на восток: это и были «речные ворота». Через этот межречной проход шла дорога на Москву. На первый взгляд открытая дорога, на самом деле была испещрена массой речушек и притоков рек.
Первый испуг русского царя остался вначале Северной войны, и сейчас, озабоченный выдвижением войска шведского короля из Радощковичей, он распекал своих командиров, преследуя лишь одну цель: не терять бдительности и использовать естественные рубежи, для изматывания противника.
– Бориска, каждая речка, каждый ручеек, обрывистый овраг и лесок – должны стать бедой для свеев.
– Противник зело опытен и хитер! – вставил слово Шереметев. Царю возражать – себе опалу добыть, это знали все. Но Петр разрешал иногда своим офицерам возражать. Эта черта московского царя не раз сослужила ему добрую службу.
Глянув на командующего, царь нахмурился, но сказал сдержанно:
– Знаю, что хитер! Знаю, что опытен и умен, потому и проворонили мы его, сосредоточив войска на Березине под Борисовым. Искусен Карл, сделал ложный маневр – даже я поверил, что он ударит по Борисову! – Петр потер подбородок. Окружение молчало, ожидая, что государь скажет дальше. – А он, пока мы готовились к атаке, обошел тропками все наши ловушки. Упустили момент! – тряхнул длинными волосами царь. – Но!.. – он поднял палец, призывая к вниманию. – Но, Карл учит нас, как его бить и все его удачи сейчас – поражения завтра. Так должно быть! Ты Бориска зело умен – раздели еще несколько полков на отряды по пять сотен, и пусть ударят по обозам возле каждой переправы, пусть ломают пушечный инвентарь, угоняют скот, и бьют, бьют, и бьют! Бей его ударами молниеносными и чувствительными. Так мы будем уничтожать его превосходство в военном умении. На пути следования уничтожь все, что может ему послужить на корысть.
– Деревни и жители… мы оставим их без жита и сена? – осторожно спросил главнокомандующий войсками.
– Оставим, коли надобно сие! Швед не должен пополнять провиант и фураж.
– Уничтожив все на его пути, мы подвергнем крестьян и люд городков на голод, – заметил фельдмаршал.
– В войне без потерь не бывает! Враги и так пограбят. Пусть прячут в ямы, а что не удастся – сжечь! – резко приказал Петр.
– Обманный маневр шведа, дал ему возможность выйти к плотине Черная Напа, какой план у государя? – глянул на царя Шереметев.
– Не только подошел, но и разбил лагерь у деревни Молятичи! – уточнил Меншиков.
– Сие знаю! – кивнул Петр. – Что скажешь Бориска?
– Передовая колона генерала Роса: пять полков, из которых один конный – в трех верстах от него. Нам сие на руку. Его-то мы и уничтожим, если угодно будет вашему царскому величеству! – глянул на царя Шереметьев.
– Что скажешь светлейший? – вопросительно посмотрел Петр на Меншикова.
– Хорошая мысль, мин херц! – кивнул тот. – Но Карл зело хитер, наверно уже придумал какую-то ловушку.
– Да, хитер! Но наш стратег, – царь кивнул на воеводу – наверное уже имеет план! Говори!
– Светлейший прав: не просто его обмануть, но мы его перехитрим и побьем! – уверенно произнес Шереметьев. – Надобно усилить отряд Голицына двумя батальонами: с его шестью – ему хватит. Пусть атакует Роса с фронта, а генерал-лейтенант Флуга с 30 эскадронами обойдет с левого фланга и ударит по нем всей мощью в сабли!
– Сие добрая диспозиция! – после непродолжительного молчания изрек Петр. – Разрешаю действовать! Приступай!
– Помоги нам Бог! – отреагировал воевода, на что Петр невпопад произнес:
– Иди! Иди и помни: баталии выигрывают не числом и силой, а умением.
Московский государь явно переборщил, потому что впервые услышал эти слова именно от Бориса Шереметева – самого талантливого полководца своего правления. Но, кто укажет царю, если он служит во благо Отечества.
Выполняя приказы царя Петра, Шереметев в июне сосредоточил войска за речкой Бабич у местечка Головчин. Выбранная позиция была неплохая и простиралась на 10 верст. Южным ручьем и оврагом Мараст, она делилась на три части: северную, среднюю и южную. Каждая была стратегически важна и давала возможность, не только обстреливать противника, но и затрудняла наступательное движение шведов. Цель Карла – переправится через реку, и осуществить ее можно было либо через три моста, либо в брод.
Пока шведский король, как всегда, не теряя хладнокровия разрабатывал план наступления, московские войска возвели дополнительные укрепления, причем на среднем участке они были не завершены, и представляли собой непрерывный окоп, длиной более версты с двумя фланцами под тупым углом. Линия огня правого фланга была в половине версты от моста на реке Бабич, а линия огня окопа среднего укрепления – в 500-600 метрах от Бабича, что превосходило дальность полета пули.
Шереметев, после очередного совета у государя сосредоточил основные силы невдалеке села Доброе, на левом берегу реки Белая Напа. По настоянию Меншикова, к Горкам была передвинута пехотная дивизия для заслона корпусу Левенгаупта, собиравшегося идти из Риги на соединение с Карлом XII.
Тем временем, имея точные сведения о расположении шведской армии, и, используя ошибку неприятеля: отделение колоны Роса от основных войск – 29 августа Борис Шереметев приступил к выполнению плана разработанного на совете у царя Петра.
Восемь батальонов Голицына и 30 эскадронов генерал-лейтенанта Флуга, приступили к военной операции.
3-го дня августа, войска Голицына атаковали шведов. В результате двухчасового упорного боя, московским войскам удалось потеснить неприятеля. Карл XII успел выслать подкрепление, и, Голицын отступил обратно за реку Черная Напа.
В этом сражении, трудно было определить победителя, но царь Петр поспешил отослать в Москву сообщение о крупной победе. Потери убитыми и ранеными московских войск – составили 1566 человек, у шведов – 1020. Единственное, что можно было трактовать, как некую победу это шесть захваченных шведских знамен. Петр для придания большей помпезности такой «победе», наградил князя Голицына орденом Андрея Первозванного.
– Награда сия – есть подтверждение доблести вашего сиятельства, и служит примером другим храбрым сынам Отечества! – провозгласил уже за пиршественным столом царь.
Пили – много, упились – все. Александр Данилович перецеловал весь командный состав, а в конце расплакался от умиления и долго лобызал Митьку, так он в пьяном любовном угаре называл Дмитрия Михайловича Голицына – стольника царя, полководца и воеводу киевского.
Еще хмель от пира не прошел, а генерал-майор Мекушев, направленный от Бауэра с двумя тысячами драгун: 9 сентября напал на авангард шведов и разбил его.
Потирая от удовольствия руки, царь Петр тут же отписал стольнику и губернатору астраханскому Петру Апраскину:
«…Неприятель в таком трактаменте не знает, что и делать…».
Шведское войско на московской земле, несмотря на оптимизм своего короля Карла, попало в тяжелые условия. Один и современников Энглуд пишет:
«…Лето было холодное и дождливое. Рядовой состав мучился ужасно. Хлеба в это лето созревали медленно, и приходилось косить незрелые зеленые злаки на полях, и потом молоть на маленьких ручных мельницах… получался черный невкусный хлеб, а иногда и его не было… Кроме того, солдатам было трудно выкроить время, чтобы вообще приготовить себе еду. Горизонт перед ними струился бесчисленными дымовыми столбами, а вокруг них все время роилась московская легкая кавалерия… много раз по утрам их будили крики казаков… особенно они любили нападать на обоз: убивали солдат, возниц, работников и больных, резали лошадей и грабили, что могли. Когда шведские солдаты строились во фронт и шли на них в атаку, казаки с быстротой молнии разбегались, а если шведы пускались их преследовать, они только загоняли лошадей. Чтобы солдаты не заблудились в незнакомых лесных чащобах в темноте, в непогоду, иногда приходилось выставлять вперед барабанщика, который дробью своих палочек указывал путь голодным, мучимым жаждой и усталым солдатам. После долгого дневного перехода часто вечером не удавалось, как следует разместиться на постой, потому что московиты либо сжигали все дома, либо так тревожили квартирмейстеров, что они никак не успевали распределить места для постоя. Да вечер сам по себе и не означал, что солдатам можно будет отдохнуть. Их ожидал либо долгий грустный дозор или караул, либо различные тяжелые работы, например, их могли послать запасаться фуражом. Армия нуждалась в лошадях, а лошади нуждались в корме, и солдат посылали собирать то, в чем все нуждались…».
Я не буду перечислять лишения шведской армии, в конце концов, их никто не звал на московскую землю, но то, что так драматично нам описал Энглуд, заставило самоуверенного Карла XII остановиться у пограничного городка Стариши, в 14 верстах от Смоленска. Произошло это 11 сентября. Четыре дня стоял в нерешительности, самый решительный полководец того времени, шведский король Карл XII. Противостоять московитам, разоряющим собственную страну, ради того, чтобы его и его войска полностью оставить без припасов: с этим шведы не были готовы бороться.
Об указах Петра, которые обрекали Украину на обнищание и голод, я остановлюсь немного позднее, а пока, а пока шведский король поразмыслив, на пятый день решил повернуть на Украину. Произошло то, чего так боялся гетман обоих берегов Днепра Иван Степанович Мазепа. Его планы были перечеркнуты, а царь Петр мог торжествовать: он увел опасность от Москвы и всей Великой Руси, путем неисчислимых бед, последовавших за этим для Малой Руси, ка он называл Украину. А что?.. Своя рубашка ближе к телу. Воевать на чужой территории, используя экономические и людские резервы той же страны, куда, как сподручней и популярней, чем отдавать свою землю на растерзание неприятелю. Царь Петр попросту, прикрываясь бравурными словами о долге, об Отечестве, отдал чужую ему Украину на растерзание. И всем тем, кто триста лет трясут ручонками, откапывая гнилые, полные двуличия и фальши пафосные слова о предательстве гетмана М, стоит закрыть свои рты, ибо Малая Русь, то бишь Украина – не была родной Московии, и потому никакого предательства в условиях ее полного разграбления, граничащего с уничтожением, быть не могло. Счет пошел на выживание, и гетман Войска Запорожского, получив от царя несколько указов и депеш, вызвал генерального писаря.
– Читай! – кивнул Мазепа на стол с лежащими документами от царя Петра.
Вместе с генеральным писарем, он пребывал в загородной резиденции-замке, который называли «подворок». Находился тот в версте от Батурина, по дороге на Конотоп в Гончаровке, на берегу реки Сейм. Последние годы Иван Степанович особенно заботился об укреплении Гончаровки, избрав ее своей загородной резиденцией. По свидетельству казненного Кочубея, Гончаровку в начале 1708 года гетман «обнести велел знатным валом для яксись неведомой причины».
Филипп не спеша взял их одну за другой в руки и окинул взглядом. Посчитав, более важной одну из них, он прочитал негромко:
– «Шлю послание, верный мой соратник, Гетман Кавалер Царского Пресветлого Величества Войска Запорожского обеих сторон Днепра, что мною одержана победа под Головчино, где мои солдаты побили зело много свеев. Об этом я тебе отсылал депешу. Уничтожив затем авангард, мы остановили свейского короля, а остановив, вынудили повернуть на Украину. Москва спасена…».
Филипп Орлик оторвал глаза от царского послания и взглянул на гетмана.
Тот, как-то сразу постарел на несколько лет. Поворот Карла на Украину: об этом донесли казацкие посланники полковника Полуботка. Указ от царя Петра пришел только что.
– Застонет мать-земля наша! – произнес Мазепа, глядя куда-то в потолок.
– Да, радости мало! – вздохнул генеральный писарь. – Дальше царь пишет, что шведы двинулись на Стародуб, тебе предписывает: лично возглавить конные полки, и не только не давать Карлу покоя, но и уничтожить на его пути все, что может тому послужить.
– Конец наступил нашей любимой земле!
Мазепа произнес фразу, не адресуя ее Филиппу, просто констатировал факт. Плечи его поникли и он, переведя взгляд на друга, спросил беспомощно:
– Что делать будем? Указ царя Петра полностью уничтожит все, что еще дышит на нашей земле. Пока московские полки будут переформировываться, и готовиться к битвам, Карл захватит Украину.
– Собирай батьку сход! Многие полковники сейчас в Батурине, приехали к тебе на переговоры.
– То негоже оставлять без присмотру полки... – начал, было, Иван Степанович.
– Негоже, но нужно? – возразил Филипп. – Они оставили наказных полковников и прибыли к тебе!
Двадцатого дня сентября 1708 года. Гетман обеих берегов Днепра, его ясновельможность Иван Мазепа, собрал в своей резиденции-замке в Гончаровке войсковую старшину, для решения важного вопроса: как видят полковники дальнейшее состояние дел? Собрал людей доверенных, проверенных в боях и на казацкой дружбе. Говорить будут обо всем, и неосторожные слова, произнесенные сгоряча, не должны стать предметом доноса московскому царю.
В Гончаровку приехали полковники Белоцерковского, Винницкого, Полтавского, Корсунского, Лубненского, Прилуцкого. Миргородского, Киевского, Гадяцкого и сердюцких полков. Позвал гетман и кошевых атаманов Запорожской Сечи, но те не приехали.
Хоть и именовал себя Иван Мазепа: «Гетман Войска Запорожского», но это не совсем соответствовало истине, и было больше для бумаги, потому, что сами запорожцы считали себя вольными от будь каких обязательств, и не терпели старшину Гетманщины. Запорожская Сечь – республика, где все равны и выделялись лишь воинскими талантами. И все же среди запорожцев было много сторонников гетмана, вернее, противников московского царя. Атаман Кость Гордиенко недвусмысленно дал недавно понять гетману обоих сторон Днепра, что поддержит его, если тот более решительно будет действовать против московитов.
Батурин гомонил. Окружение казацкой старшины и есаулов, пока те заседали в замке гетмана, гуляло в шинках, а на подворье монастыря выкатили несколько бочонков с медовухой и брагой: горилки было тоже вдосталь. За порядком в Батурине следили сердюки – наемные полки, подчиненные только гетману. Пока казаки гуляли, сами старшины заседали, а личная гвардия Ивана Мазепы – сердюки, бдительно охраняли столицу и подступы к ней.
При решении важных вопросов, гетман не созывал войсковой круг, как на Запорожской Сечи, а устраивал совет старшин, то бишь полковников и близкого окружения. Внимательно выслушав всех, он принимал решение, более разумное и за которое высказывалось большинство.
– Читай всем, Пылып! – махнул рукой Мазепа, сидя в кресле за огромным столом, в, не менее, огромной зале.
Филипп Орлик зачитал послание московского царя Петра о победах под Головчино.
Сдержанные возгласы – были реакцией. Несколько участников последнего сражения, могли подтвердить победные баталии, но они сдержанно покручивали усы и молчали. Затем, генеральный писарь ознакомил с указом царя об устроительстве губерний. Не давая проявить эмоции, Филипп зачитал и второе послание-указ, в котором говорилось о том…, впрочем, почитаем и мы:
– «… Неприятель пошел на Стародуб, на Украину. Тебе, гетман, с полками идти у оного передом и везде провиант и фураж, тако ж хлеб стоячий на поле и в гумнах или в житницах по деревням (кроме только городов) жечь, не жалея, и строенья перед оным и по бокам, также мосты портить, леса зарубить и на больших переправах держать по возможности».
Слова из указа царя были встречены, гробовым молчанием. Слышно было как мухи, затеяв возню в окне, попали в сети паука и истошно жужжали, нарушая зловещее молчание. А Орлик продолжил:
«… сказать везде, ежели, кто повезет к неприятелю, что ни есть, хотя за деньги, тот будет повешен, тако ж равно и тот, который ведает, а не скажет. Тебе гетман повелеваю: главное войско свейское зело обжиганием и разорением утомлять. Выжженную землю и разорение создай на пути свеев. Пособников их предавать смерти лютой как изменников отечества!».
Зачитав последний указ царя Петра, Филипп Орлик перешел к посланию от светлейшего князя Меншикова.
Мазепа и раньше получал такие послания, но уклонялся от требуемых Александром Даниловичем срочных действий по отношению к шведам. Гетману удавалось, ссылаясь на «хирагрические и подагрические» припадки, медлить с выполнением требований, но в этом послании: Меншиков настаивал на встрече для проведения совещания.
– Конец наступил нашей любимой земле! – повторил Мазепа слова, недавно сказанные наедине Орлику, никак не комментируя послание Меншикова.
Чтение документов, при завершении последнего, вызвало бурю гнева, но генеральный писарь поднял руку, и, дождавшись, когда все стихнут, еще раз пояснил полковникам, что требует ввести на Украине московский царь и чего ожидает в войне со шведами.
Когда прозвучало о ликвидации казацкой старшины и переформирование реестровых казацких полков обоих сторон Днепра, а также, сердюцких по типу слободских, и то урезанных – изба опять взорвалась руганью и нелестными словами в адрес московского правителя. Завершил Орлик вопросом:
– Все поняли послания царя Петра Алексеевича? – На выкрики, он опять поднял руку и, когда те стихли, предложил: – Каждый полковник и есаул может высказать свою думку. Его ясновельможность пан гетман хочет услышать всех, перед тем, как принять решение о нашей дальнейшей судьбе. Кто первый?
Несмотря на выкрики, первым выступать никто не стремился: каждый смотрел друг на друга, но говорить первым…
Наконец, крякнув, поднялся Данила Апостол – полковник миргородский. Известный боевыми подвигами, не раз избиравшийся наказным атаманом, он пользовался уважением, даже у полковников значительно старше себя. Ходили слухи, что и он приложил руку к доносу Кочубея на гетмана, но, то были слухи и сейчас им небыло места. Точнее сказать, Иван Степанович сознательно закрыл глаза на возможное участие полковника в доносах. Они никогда не были друзьями: скорее наоборот, но именно Апостол упрекнул гетмана в Жолкве на нерадение и недолжное отстаивание интересов Украины перед царем Петром, и именно он, Данила, потребовал отложиться от Московии еще тогда в 1707 году.
– Всім зрозуміло, що нас чекає з боку Московського цара, – начал полковник. – Так було й раніше, але тоді, ми мали змогу самі керувати нашими землями, а головне, мали можливість боронитися від татар та ляхів. Зараз, коли будуть ліквідовані козацькі полки буде обче військо, яке розташується десь під Полтавою, чи Батурином. Зрозуміло, що при появі татар в якомусь не захищеному місці, воно ради не дасть і застогнуть невільницькі базари від плачу чоловіків, жінок та дітей українських. З іншого боку – тягар, який ми винесли у війнах з Туреччиною, й виносимо зараз – це неімовірна кабала. Біля сорока тищонц душ загинуло на мурах Санкт-Петербургу, Ладозькому озері, та Печерської фортеці. Козаки, провіянт, гроші, коні та інша худоба – все це береться на війни з нашої країни. Цар Петро будує велику державу Московію на нашому горі й крови, на занепаді України. Ні який бусурман так не страшний, як страшний московський цар. Татарин набіжить и зникне, а ці деруть, деруть і ще раз деруть, и все це «Во благо «Отечества»», до якого нам немає ніякого діла. Деруть, прикриваючись добропорядними словами, котрі не мають жодного порядного дійства. Україна занепадає, і від нас зараз залежить: будуть наші нащадки вільними, чи стануть навіки рабами.
– Шо пану полковнику нам радять? – спросил Филипп Орлик.
– Йти супроти москаля – їх цар супостат і наш ворог!
– То не так легко, як здається! – вставил слово Михаил Омельченко – белоцерковский полковник.
– Нічого в світи немає легкого, а хто так каже, той бреше! – махнул рукой Апостол.
– Розумію: зараз важко, але до кого податися, у кого просити допомоги?
– Ні у кого не треба просити допомоги: шведи просять у нас союзу проти московського цара, то треба поєднати зусилля и вгамувати Петра, – спокойно отреагировал генеральный судья Чуйкевич.
– Слушно мувіш, ваша милість! – кивнул прилуцкий полковник Горленко.
– Слушно! – согласно отреагировал генеральный хорунжий Сулима. – У нас нема виходу – треба негайно щось вирішити. Свеї повернули на Україну, якщо будемо на боці супостата Петра – війна нас доб’е. Села спустошені, міста без людей, поля не орані і не сіяні – голод на порозі.
– Змова протии цара, це злочин, лиха й крові буде море, – с сомнением вздохнув, произнес Лубенский полковник Зеленский.
– Шведський король? Як він? Що каже? – подал голос Гамалія.
Разговор за огромным столом, в не менее огромной зале, велся на спокойном, не характерном для казаков языке. Обычно такие советы, а точнее сборища сопровождались криками и ругательством: часто – оскорблением друг друга и дракой, а то и вооруженной схваткой. Но гетман знал кого приглашал, да и полковники были людьми обученными не только грамоте, но и этикету. Многие бывали на приемах у короля Речи Посполитой, а сам Мазепа, поборник культуры и духовности, не терпел хамства и спуску своему окружению не давал. И все же корсуньский полковник Кандыба засомневался.
– Небезпечну справу ви замислили, шановне товариство. У цара солдатів море, як покличе на Гетьманщину – лихо буде!
– Лихо буде коли він зруйнує нашу самостійність, та підпорядкує своїм генералам. Ото буде лихо, так лихо! – отреагировал генеральный обозный Ломиковский.
Дискуссия длилась около трех часов. Большинство полковников однозначно высказались за противостояние московскому царю Петру и за союз с шведским королем Карлом XII. Упорствовали несколько, в том числе и полковник Кандыба: ему все не хватало доказательств в том, что единственный приемлемый путь для Украины – это союз с Швецией.
Кандыба известный канцелярист и казак исправный. Смелый, решительный, обладающий военным талантом, он всегда был на переднем плане: подозревать его в симпатии к Московии абсурд.
Гетман внимательно слушает, изредка вставляя слово. Ему нужно принять решение. Все что сейчас говориться, все это от сердца, но многими двигают эмоции.
– Что скажете братья на послание князя Меншикова? Как поступить? – задал Иван Степанович вопрос, на московском наречии, чтобы придать ему большую промосковскую значимость.
– Не езди ты! Не искушай черта! – грубовато отреагировал Ломиковский на том же московском наречии.
– Советуешь скрываться? То хуже будет! – дернул себя за ус гетман.
– Не за себя думай, а за нас! Поедешь – погубишь и себя и Украину!
– То легко сказать! Светлейший, очень уж подозрительным стал, как бы, чего не вышло!
– Мы сколько раз тебя просили: посылай к Карлу гонцов, а ты все медлил. Спишь, что ли? Теперь войска москалив вошли на Украину, и обрекают на всенародное разорение. Чего медлишь? Определяйся: шведы тоже не сахар, коль не знают кто мы им!
От таких неприятных слов гетман побагровел и сказал в сердцах:
– То не мне определяться, а вам надобно! Вы меня предателем недавно чуть не сделали, то сами и говорите! Я гетман и выполню волю казацкую! Но скажу вам: не все вы, кто сейчас ратуете за отложение от Московии, будете со мной до конца. Не все! – Гетман нахмурил брови. – Будут те, кто предадут и супостатом меня ославят! А сейчас вы требуете?.. – Давно Мазепу таким не видели. Слова гетмана во многом были пророческими, но об этом, ни он, ни старшина еще не знали. Эмоции последних месяцев прорвали, словно плотина на Днепре. – Черт бы вас всех забрал с вашими советами, в которых нет единства и верности делу. Возьму с Орликом и уеду к царскому двору, а вы пропадайте пропадом!
За огромным столом и в задних рядах послышались недоуменные возгласы.
– Ми й радимо, батьку – йдемо до Карла! Будемо з тобою до кінця! – за всех высказался хорунжий Сулима.
Вспыхнув, Иван Степанович вскоре и успокоился – понимал в каком состоянии друзья-соратники. Трудно решение принимать. Понимал он и то, что за все в ответе – быть ему: гетману обоих берегов Днепра.
– Добре! – смягчился он. – Дайте відповідь тільки на одне запитання, але чітко й зрозуміло: Відправляти до Карла послів, чи ні? Говоріть усі разом, щоб потім слово «зрадник» не ганьбило нашу славу!
– Тобі й кажімо, ясновельможний, давно вже треба було надіслати! – услышал он, словно одно дыхание.
– Слушно! Генеральному писарю, доручаю скласти листа до міністра шведського графа Піпера, греку Анастасу перекласти латиною і відправити негайно.
На этом и закончилось совещание казацкой старшины в Гончаровке, но начиналась, новая сложнейшая страница в истории Украины и жизни гетмана обоих сторон Днепра Ивана Степановича Мазепы.
Ворча что-то под нос, врач Анастас Галатианос перевел послание на латинский язык. Это мог бы сделать и Филипп Орлик, и даже сам Мазепа, но осторожность оставила их, а может не осторожность, а более важные дела… Быстрицкий забирая послание у грека выразительно покрутил у него под носом кулаком:
– Язык держи за зубами – не то разговаривать будет нечем!
Анастас хитро улыбнулся, отреагировав:
– Неужели я не знаю ваших милостей! На кол угодить, что чарку водки выпить! Мое дело сторона – я слуга гетмана и… – он замолчал.
– И? – окинул его внимательным взглядом управитель Шептаковской волости и свойственник гетмана и муж сестры Войнаровского.
– И пана генерального писаря его полковника Филиппа Орлика и ваш, пане управителю! – пожал тот плечами.
– То-то!
– Мне нужно готовить батьке отвар от болестей головы, если я не нужен – отпустите, ваша милость!
Через несколько часов гонец уехал с посланием графу Пиперу. В нем на латинском языке было написано:
«… После долгих колебаний, я и войсковая старшина Запорожского войска в ответ на вашего величества послания ранее, приняли на казацком сходе отложиться от русского государя, ибо несет он и сия война погибель Украине. В этом мы тверды, аки кремень и будем за родину биться зело люто, до последнего защитника. Верим, что вместе с нами, ваше величество, доблестный король Швеции поубавит пыл московского царя и даст многострадальной семье украинской, права Русского княжества, как-то Черниговского, с одинаковыми правами вольности для Украины обеих берегов Днепра и Запорожской Сечи в складе Речи Посполитой. Коли такое приемлемо, будем верой и правдой служить вам, ваше величество… Полков казацких приведем под знамена вашего величества до 10 и более. В каждом по 1000-1500 добрых казаков, побывавших во многих боях с ляхами, татарами, турками и австрийцами. По надобности подготовим паромы на Десне, у Макошинской пристани. Амуницию своим войскам справим сами, если ваше величество выделит нужное количество талляров. Зело нужно будет: склоним татар к союзу…».
Послание Мазепа доверил управителю Шептаковской волости, Быстрицкому, своему свойственнику.
Одновременно к Меншикову отослал своего племянника Войнаровского, с известием, что разболелся хворями и при смерти отъезжает из Батурина в Борзну, где намерен собороваться маслом от киевского архиерея.
Получивши послание, светлейший уведомил об этом царя и выказал сожаление, но сам решил ехать к Мазепе в Борзну.