По указке сверху
или как укрепляли колхозы в послевоенный период
Читинская область в годы Великой Отечественной войны наряду с другими сибирскими территориями, как могла, оказывала материальную помощь фронту. Сельские жители напряженным трудом поставили Родине в те годы 18 млн. пудов хлеба, более 2,5 млн. пудов мяса, сотни тысяч пудов шерсти, свыше 5 млн. пудов молока и брынзы, десятки миллионов штук кож сельскохозяйственных животных. В последние годы войны в помощь освобожденным от немецкой оккупации районам из нашей области отправлено 546 лошадей, 17 тысяч голов крупного рогатого скота, 62412 голов овец и коз. Эти цифры известны и составляют особую гордость забайкальцев.
Но каким трудом дались они нашим землякам. В последние годы войны в сельском хозяйстве недоставало более 45 тысяч работников. Если в 1940 году в колхозах работало 50279 мужчин, то в 1944 году их оставалось 12916 человек. Из деревни черпала рабочую силу и местная промышленность. Более 10 тысяч человек было мобилизовано на заводы, транспорт, лесозаготовки и дорожные работы. Доходило даже до того, что в некоторых хозяйствах оставалось к концу войны менее 10 мужчин в возрасте от 16 до 60 лет.
Почти наполовину сократились площади зерновых культур. Урожайность их на бедных забайкальских почвах упала с 6 центнеров с гектара в довоенный период до 2-3 в 1944 году и до 1-2 центнеров с гектара в 1946 году. Истощенный машинно-тракторный парк МТС работал на пределе, с трудом обрабатывая оставшиеся посевные площади. В животноводстве резко сократилось поголовье лошадей - на 52 %, крупного рогатого скота - на 39 %, свиней - на 60 %. В целях сохранения крупного рогатого скота около 6 тысяч голов было роздано в личные подворья.
Жертвы, принесенные на алтарь победы, находят своё объяснение. Так было повсеместно по всей Сибири. Но в отличие от Иркутской или Новосибирской областей, Красноярского края или западно-сибирских территорий сюда не поступили в виде компенсации за счёт эвакуированных из европейской части страны людские и материальные ресурсы. Толчка к самостоятельному послевоенному выходу сельского хозяйства из кризисного состояния в Читинской области не получилось. Пришлось вновь, как и в войну, использовать чрезмерно истощенные внутренние резервы. Длительное перенапряжение физических и моральных сил привело к падению в колхозах трудовой дисциплины. Люди потянулись в города и рабочие поселки, где хоть можно работать от звонка до звонка, а не от темна до темна.
Одно за другим принимались постановления ЦК ВКП(б). В сентябре 1946 года – «О мерах по ликвидации нарушений Устава сельскохозяйственной артели в колхозах», в феврале 1947 года – «О мерах подъёма сельского хозяйства в послевоенный период». Об их исполнении рассказывается, в частности, в «Очерках истории Читинской областной организации КПСС». Но были и другие руководящие документы.
К решению этой, безусловно, важной проблемы подключили репрессивный механизм. 2 июня 1948 года принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный; паразитический образ жизни». Этим Указом определялось право общим собранием колхозников или общим собранием сёл и деревень выносить общественные приговоры о выселении из села лиц, которые «упорно не желали честно трудиться, вели антиобщественный образ жизни, подрывали трудовую дисциплину в сельском хозяйстве и своим пребыванием в селе угрожали благосостоянию колхозов, колхозников и их безопасности».
По районам прокатилась волна собраний колхозников. Как они проходили, рассмотрим на примере общего собрания колхозников и колхозниц колхоза имени Лазо (с. Фирсово Сретенского района) 24 июня 1948 года. Присутствовало 82 человека, в том числе и секретарь обкома ВКП(б) Пятунин и секретарь райкома партии Вагин. С докладом «О состоянии трудовой дисциплины в колхозе и о мерах борьбы с лицами, злостно уклоняющимися от трудовой деятельности в колхозе и ведущими антиобщественный, паразитический образ жизни» выступил председатель колхоза Ключевский. Слушали в глубокой тишине, не задав ни одного вопроса. После доклада Вагин зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР. Бригадир полеводческой бригады И.А. Хлуднев предложил исключить из членов колхоза свою однофамилицу Веру Григорьевну и выслать в отдалённые местности страны согласно Указу. Больше на собрании слова никто не брал. Через два дня Сретенский райисполком утвердил решение этого собрания об исключении Хлудневой из колхоза и выселении за пределы Читинской области в северные районы.
Так за что же выселили Хлудневу? В 1948 году ей исполнилось 27 лет. Отец ее был расстрелян в 1937 году, а сама она работала в колхозе с тринадцати лет. Была трактористкой, но трактор у неё был плохой и часто ломался, а запчастей не имелось. На этом тракторе она потеряла своё здоровье. Для лечения самовольно ездила в Сретенск. По этой причине за 4 месяца работы ей начислили всего 35 трудодней. В дополнение к этому её обвинили в разлагающем влиянии на колхозников наличием большого индивидуального хозяйства (2 коровы, 2 телёнка, 3 овцы, 3 ягнёнка, 1 свинья и огород 0,35 га), продукты с которого она продавала колхозникам.
Выселяли в основном женщин, родственниц тех, кого выселяли в начале тридцатых или репрессировали в конце тридцатых. Были среди них и вдовы тех. кто погиб на фронте при защите Родины. Вот несколько таких историй.
Из села Уникер Шилкинского района (сельхозартель «Гигант») выслали доярку З.Е. Анисину. Отец её был выселен в период коллективизации. Муж бежал от выселения. Второй муж расстрелян в 1937 году. На руках у неё было двое детей.
Из села Бытэв Акшинского района (сельхозартель «Пахарь») выселили Т.И. Азееву из-за невыработки трудодней в связи со смертью трехлетней дочери. Собрание эту причину во внимание не приняло. С матерью в дальний путь отправились её трое детей.
Из села Буторино Балейского района выселили Ф.П. Заремба. Её муж погиб при освобождении Запорожья и 1944 году. Она отказалась в 1948 году от выхода на уборочные работы, а своих взрослых детей старалась определить на работу куда угодно, только не в колхоз.
Отказалась работать в колхозе «Объединение» (с. Николаевское Улетовского района) Е.Я. Курмазова. Её отец был раскулачен в 1933 году, а в 1938 году осужден на 10 лет.
О А. Ржахова выслана из с. Дая Шелопугинского района за то, что ни могла выполнить норму выработки при бороновании на трёх лошадях, так как была слабенькой девчонкой, а за себя не могла и слова сказать.
Не могла выработать трудодни и С.К. Шайдурова из с. Мильгидун Чернышевского района. Муж её, Алексей Шайдуров, погиб на фронте. Сама же она в годы войны постоянно вязала и отправляла на фронт носки и варежки.
Пункт № 4 текста Указа от 2 июня 1948 года гласил: «Лица, в отношении которых вынесены общественные приговоры о выселении, подлежат удалению из пределов края, области, республики сроком на 8 лет в отдалённые местности, перечень которых устанавливается Советом Министров СССР». Для выселяемых из Читинской области был определён Аллах-Юньский (Усть-Майский), Алданский, Тимптонский и другие районы Якутии. Выселенцам присваивалась категория «указники». Использовались они на работах в шахтах и на строительстве автодорог.
В 1952 году некоторых «указников» освободили от спецпоселения как «незаконно прибывших», потому что решения об их выселении противоречили Указу ПВС от 2 июня 1948 года. Так были освобождены В.Е. Воронцов, 1930 года рождения (выселен из с. Алентуй Петровск-Забайкальского района), П.Ф. Пенюгин, 1894 года рождения (выселен из колхоза им. Семенихина, с. Газимурский Завод), Турановы (мать и сын), выселенные из с. Усть-Ага Шилкинского района.
К.Г. Пьянников из с. Ложниково Балейского района, выселенный 17 июля 1948 года из колхоза имени Ворошилова, о тех днях вспоминал: «Было легко одному человеку написать Указ в те далёкие прошлые годы, а исполнителям ухватить человека и увезти под страхом дула, мытарить, унижать среди людей. А правду найти невозможно. Я не считаю себя виновным перед тем Указом. Работать я начал с 1940 года. Зиму учился в школе, а летом в колхозе работал в тракторной бригаде, подвозил воду для тракторов. В те годы сидеть, сложа руки, как сейчас до 16 лет, не полагалось, несовершеннолетние работали. В 1941 году учиться вообще не пришлось - война, разруха, голод и прочее. Работали, не отказываясь ни от какой работы в колхозе. А на производство из колхоза отпускать было не положено».
Последнее утверждение Пьянникова хорошо иллюстрируется историей с Сергеем Заремба, о семье которого уже упоминалось. В 1947 году ему исполнилось 22 года. Он устроился работать в маслопроме. Однако по требованию правления колхоза был немедленно оттуда уволен и водворён в колхоз. Но на работу здесь он выходить не стал, а как представилась возможность, убежал оттуда и поступил рабочим в геологоразведочную партию № 2, куда забрал и двух своих сестёр. Но опять их заставили уволиться, а по возвращении в село общим собранием колхозников подвели под действие Указа.
Тех, кто не мог работать, выселяли, а тех, кто мог работать, пытались вернуть в колхозы. Разыскивали и возвращали молодых мужчин, которые в годы войны уходили на фронт, а после демобилизации оседали на производстве. Как это происходило?
В колхозах составлялись списки бывших колхозников с указанием их нынешнего места работы. Проводились заседания правлений колхоза с привлечением актива. В повестке был один вопрос: «О механически выбывших колхозниках из колхоза», и принималось решение: «Просить райисполком принять соответствующие меры к колхозникам, всех вернуть в колхоз ввиду недостатка рабочей силы в колхозе».
Такие решения принимались узким кругом. Например, в колхозе «Путь к коммунизму» (с. Нижняя Алия Сретенского района) присутствовало всего 11 человек. Эти заседания и собрания проводились не по инициативе снизу, а по указке сверху, вплоть до грозных предупреждений к руководителям об исключении из партии или привлечении к уголовной ответственности, если они будут противодействовать таким указаниям.
В Сретенском райисполкоме составили общий список потенциальных возвращенцев в местные колхозы. Получилось ни много ни мало - 449 человек. На Молодовск приходилось из этого списка 54 человека, Верхнюю Куэнгу - 34, Нижнюю Куэнгу - 28, Матакан - 20 человек, и так далее. Больше всего бывших колхозников ушло работать на судостроительный завод в п. Кокуй, железную дорогу, а также на Усть-Наринзорскую, Ломовскую и Чикичейскую машинно-тракторные станции. В эти и другие организации за подписью председателя райисполкома Колесникова разошлись письма: «При сим Сретенский райисполком высылает Вам список колхозников, самовольно ушедших из колхозов района и поступивших у Вас на работу. Предлагаем Вам освободить от работы указанных в списке колхозников и направить таковых в указанные колхозы. В случае невыполнения райисполком вынужден будет оформить материал и направить райпрокурору для привлечения Вас к ответственности".
При получении этого письма помощник директора по найму и увольнению завода в Кокуе Терещенко привёл список рабочих завода, ранее работавших в колхозах района и поступивших на постоянную работу в завод, с указанием их специальности и стажа работы на заводе. В этом списке оказалось только 33 человека из 43-х, приведённых в письме исполкома. Но, тем не менее, из него вырисовывалась интересная картина.
Непосредственно из колхозов на завод было принято только 2 человека. Причем один из них, А.Д. Цырельников, не бросил работу в колхозе, а был оттуда уволен 10 января 1948 года. 19 человек приняты на работу после демобилизации из армии в основном после войны, двое - после освобождения из мест заключения. Остальные перешли с других предприятий района. В большинстве своем эти рабочие являлись профессиональными рабочими (газорезчики, сварщики, крановщики, токари, плотники) 4-го разряда, а некоторые - 5-го разряда.
Настоящее указание райисполкома частично возымело положительный результат. Ряд бывших колхозников с отдельных предприятий оказались уволенными. Так, бывший житель села Молодовск И.И. Тонких, работавший с 13 декабря 1947 года на Сретенском хлебокомбинате в качестве сажала, 12 августа 1948 года был уволен. Причём в трудовой книжке запись о проработанном здесь времени выполнена не была.
Имеются сведения, что в 1948 году по району уволили с предприятий по этой причине 40 бывших колхозников. К сожалению, не удалось проследить их судьбу в дальнейшем. Вернулись ли они в свои колхозы? Известно лишь, что из четырех уволенных человек с порта в свой колхоз в с. Матакан вернулись только двое. Все трое, уволенных из ветлечебницы (два зоотехника и один ветсанитар), вернулись в свои села. Из артели «Ударник» в с. Адом вернулся К.М. Вологдин, с мясокомбината в село Курлыч - Г.С. Корякин.
Не все руководители предприятий, несмотря на грозное предупреждение, стали увольнять своих работников. Некоторые вступили в борьбу за удержание специалистов. Так, в Затоне был оставлен В.М. Григорьев из с. Матакан, в Читторге - Л.А. Боробова из с. Молодовск, в райздраве - И.А. Тонких из с. Молодовск, в ЦСУ - Вологдин И.Ф. из с. Адом, в РК ВКП(б) - В.Г. Гусевский из с. Бори, фонарщиком в водно-техническом участке - Н.А. Шадрин из с. Фарково, в милиции - А.М. Бочкарников из с. Ералги и И.Я. Лоншаков из с. Молодовск.
Аналогичная картина укрепления дисциплины и привлечения механически выбывших работников в колхозы наблюдалась и в других районах области. Сколько людских судеб было сломано в те годы? Кое-кто в девяностые годы в связи с принятием 18 октября 1991 года закона «О реабилитации жертв политических репрессий» стал обращаться с заявлениями о реабилитации, но данный вид репрессии не был отнесён к числу политических. Тем не менее, это тоже наша с вами история, и её мы должны знать.