окончание
А в это время от Сочинского Морвокзала к гостинице «Камелия» мчалось такси, Антон в нетерпении глядел в окно, вот подъехали, вот портье проверил паспорт, какие-то списки и картотеку и выдал ему ключ… Вот он тихо стучит в дверь полулюкса, вот стучит погромче, - мимо, задрав хвост прошла чёрная кошка, потёрлась о его ногу: - а ну, брысь… Он открыл дверь ключом на тяжёлой бирке, свет косо падал из приоткрытой двери ванной… В номере было тихо той тишиной, когда в помещении никого нет, он поставил чемодан, нашарил выключатель, вспыхнул свет - да, Меи нет. Где она гуляет? Встретила знакомых и с компанией, наверное, где-нибудь развлекается,… а, вот и записка посреди стола, - без обращения, торопливый почерк: «… должна немедленно улететь, отозвали… таможенные коносаменты…внеплановая поставка…Выборг, пограничный пункт Торфяновка…»
Ах ты, чёрт побери, этот Финторг долбаный, бедная девочка - из отпуска вырвали, ах, как обидно! Он так соскучился, так рвался – то одно, то другое, и вот на тебе! Он в сердцах кинул большой пакет в красивом импортном пластиковом мешке - сюрприз ей приготовил, тончайшую лёгкую итальянскую длинную дублёнку, у моремана в Николаеве купил.
Так, сейчас уже поздно, завтра надо в местную Инспекцию с утра, - оттуда он будет звонить домой в Питер, родителям и в Финторг, может быть поймает её, а то в Торфяновку на границу вообще невозможно позвонить…
И он, утомлённый длинным морским переходом и донельзя расстроенный, кинулся на кровать – постельное бельё ничем не пахло, ни женой, ни её духами – горничная уже сменила постель.
********************
А в таинственных цирковых недрах, в маленькой гримёрке Макс втолковывал Андрею:
- « Ищут тебя азеры, сынок, и ведь найдут, суки… Дикие люди, как говорится, дети гор, звери, ведь и прирезать могут. Надо тебе отъехать на время куда подальше. Прости, что я тебя невольно подставил, я ведь видел, как Туча «лишака» сливает и вольтом колоду уравнивает, тебе отмашку дал, чтобы Азер со своим «разоблачением» фраернулся,… но кто ж знал, что он тебе в причинное место ножом тыкать начнёт! Ты сегодня из цирка – ни ногой, сиди на представлении, будь налюдях всё время, чтобы не подобрались, мы ведь их в лицо знаем, хотя они все на одно лицо – чёрные,
носатые, усатые. Да и главный Азер, обутый нами так удачно, может и других подослать. Я подумаю, посоветуюсь с нашей корпорацией, деньги есть – куш знатный взяли, всем хватило, отдыхай пока».
- « Да мне бы в «Камелию» надо, я там с нужным человечком задружил, москвичом упакованным, со связями коронными в Москве, через него на таких жирных сазанов выйти можно».
- « Я сказал, не моги из цирка ни ногой, пошли ему сейчас с Петькой – униформой две контрамарки - ко второму отделению как-раз, сядь рядом и дружи весь вечер на здоровье».
Сказано – сделано, и вихрастый Петька-униформист погнал в «Камелию» с фирменным цирковым конвертом с двумя билетами на лучшие места в первом ряду, с наказом – разыскать Пейсашкина и вручить.
**********************
Мею разбудили лёгкие прикосновения к волосам, она открыла глаза, рядом на диванчике в чёрном обтягивающем трико сидел её возлюбленный и гладил её по головке, как маленькую, потом посадил её
себе на колени, покачивая, и они утонули близко-близко глаза в глаза. Вокруг его узких светлых глаз тоже лежали истомные синие тени – следы бессонной ночи. Он вынул шпильку из её волос, уткнулся ей в шею и, вдыхая её вожделенный запах, зашептал невразимое, непроизносимое, запретное, заповедное, известное только им двоим…
Но… - «…надо идти работать номер, сегодня я - силовым жонглёром и партерным акробатом, воздушной групповой акробатики не будет – оставляют побольше времени для Лео,» - он поставил её на ноги, глянул вниз на себя и засмеялся - «…что ты со мной делаешь, Саломея – совратительница! Хорошо, что викинговскую тунику надевать - она чресла прикроет, а то если бы в тесном трико – это же невозможно…» - и переоделся за ширмой, - надел кожаную короткую тунику с тяжёлым поясом в бронзовых узорных бляхах, на руки выше локтей и на запястья – витые браслеты, на ноги какие-то шнурованные поножи и на левое плечо – приколотый круглой узорной фибулой багровый плащ - Мея залюбовалась: - « Ну, ты просто - скандинавский бог Тор».
- « А я и есть – потомок Тора, наша родовая фамилия Торскёльд, значит – щит Тора…»
Он вынул из рубашки на спинке стула её, то-есть Сашины дымчатые очки – «…надень, я хочу, чтобы ты меня видела».
На этот раз лабиринтов не было, он вывел Мею в широкий проход с бархатным занавесом в конце, в разрез которого была видна арена, где прыгал и верещал клоун. Ивар подозвал униформиста:
- « Пожалуйста, посади мою девушку поудобнее и поближе, Кеша…», - тот кивнул и усадил её во второй ряд недалеко от лестницы.
На манеже клоун сделал кульбит и, кувыркаясь, пропал в разрезе занавеса, униформисты выкатили платформу с грудой чего-то тяжёлого,
блестящего и угловатого. Шпрехшталмейстер во фраке хорошо поставленным голосом объявил - «великолепный Ивар Тор» ! Оркестр заиграл «Полёт валькирий» Вагнера, и бог Тор вышел на арену, поднял приветственно руку - зрители заорали и захлопали. Он сбросил плащ и стал творить чудеса с большими двуручными мечами – мечи, вращаясь, сливались в сплошные сверкающие круги, потом летали и устремлялись ему в руки круглые тяжёлые щиты с бронзовыми руническими вставками.
Двусторонние боевые топоры-секиры крутились, высекая искры и свистя в унисон с оркестром, а огромный тяжелый молот улетал и возвращался в мельтешении бронзовых цепей навстречу копью с зазубренным наконечником. Бой с тенью - выподы, вольты, тройные сальто, - секира в одной и щит в другой руке, - круговерть тяжёлого сверкающего металла, стремительная пластика, взмывающие звуки скрипок…
Взрывом фанфар закончилась музыка, он победно поднял обе руки, под крики и аплодисменты пошёл к занавесу, в красном бархатном разрезе остановился, обернулся и отсалютовал Мее мечом. Шталмейстер ещё пару раз выводил его на аплодисменты и, величественно указывая рукой, провозглашал – «великолепный Ивар Тор!». Потом на арену вылетели наездники, и завертелись гривы и плюмажи. Мея не очень-то смотрела, уйдя в свои мысли: - Господи, если бы ей сказали неделю назад, что она влюбится в циркача, она не поверила бы…- и вот, она сидит в цирке, где с детства не бывала, собирается сбежать от мужа… - уже, считай, сбежала,…и не знает и не хочет знать, что будет дальше…
И тут Мея увидела через слабоватые для неё Сашины окуляры усаживающихся в первом ряду, почти напортив, - Пейсашкина, его дебелую даму в бриллиантах и Андрея, они махали ей и улыбались, она помахала в ответ.
Наездников сменили два клоуна, Мея их с детства боялась, её пугали их красные, как резаные раны, распяленные рты. Она сняла очки, чтобы не видеть страшных клоунов; и тут - сладкие мурашки побежали у неё по спине – рука Ивара обняла её за плечи, он присел рядом, - сильная шея в расстёгнутом вороте, мокрые после душа волосы, и этот его упоительный запах, его дыхание, его голос, от которого всё внутри вибрирует и тает: - « я через дирекцию заказал билет на самолёт тебе на завтра, на первый рейс, на 9.10,… а сейчас, сказка моя, ну его, этого Лео,… я не могу, я сейчас просто умру от любви… Поехали, я вызвал такси, а утром я отвезу тебя в аэропорт…»
И они встали и, взявшись за руки, пошли на выход, и ей было всё равно, видит это кто-нибудь или нет.
Домик за вокзалом снова стал их приютом, играла тихая музыка, и ласки их были тихими, нежными, и долгими, а разговоры детски-нереальными:
- «…давай сбежим в цыганский табор, у меня есть друг-цыган, – и будем кочевать по Закарпатью, я буду крутить сальто на улице на ковре, а ты будешь собирать деньги в шляпу…» - говорил он ей, наматывая прядь её волос на палец…
- «…давай сбежим в коммуну хиппи, есть такая в Литве, и будем жить жизнью детей-цветов…» - говорила она, расплетая его косичку.
- «…давай поедим по турпутёвке куда-нибудь заграницу, в Югославию, например, и сбежим там, станем невозвращенцами и будем путешествовать автостопом по всему миру. Или на мотоцикле… Скорость и дорога в неизвестность – знаешь, какой это кайф…» - фантазировал он…
Они вторую ночь не спали и изнемогали от любви, и медовая река уносила их, укачивала медленным ритмом, баюкала - и они уснули, обнявшись, часов в пять. Ивар с вечера договорился с таксистом, и тот заехал за ними в семь. Всю дорогу до Адлера они молчали, держась за руки, её голова у него на груди. Они простились без слов долгим поцелуем, обмирая от нежности и печали. Он, сняв с себя, надел ей на шею золотую цепочку с подвеской - руной Тора…
И вот Мея, вся заледеневшая от печали, бессонницы и утреннего холода, - (она забыла, что у неё свитер в сумке), - поднялась по трапу, оглянулась на высокую фигуру Ивара и обречённо пошла на своё место….
Он, проводив взглядом самолёт, пошёл в буфет, с намерением напиться, но там ничего не было, кроме мутного кофе и чёрствых бутербродов, но добросердечная тётка за стойкой за четверную цену вынесла ему бутылку портвешка в газетке, он сел в ожидавшее такси, вышиб пробку и глотнул
ядрёной отравы.
Таксист рулил по серпантину дороги, сочувственно поглядывая на пассажира, а тот пил и не пьянел. Его пустая и лёгкая голова кружилась, ужас невосполнимой потери затопил его.
***************************
В цирке же, после ухода эти двоих одержимых любовью, события развивались следующим образом:
Объявили антракт, после которого началось триумфальное, как всегда, выступление великого иллюзиониста - люди сгорали и вновь возникали, распиливались и снова обретали целокупность, отрезанные головы на подставках разговаривали и исчезали в дыму, прелестная жена-ассистентка украшала представление и всё шло великолепно, когда по проходу между рядами к сидящему рядом с Пейсашкиным в первом ряду Андрею с двух сторон стали пробираться два абрека. Им было велено культурно с двух сторон прихватить Андрея, сказать - выйдем на пару слов – и вывести тихо
из цирка, а потом доставить главному Азеру для дальнейшего обмена на половину Азеровского проигрыша. План был великолепный – в разгар феерического представления, элемент неожиданности, жесткий, но тихий прихват. Макс из-за занавеса всё видел, но и мадам Лео, неравнодушная к ясноглазому мальчишке, тоже это видела и знала от мужа о событиях на катране.
А на арену уже вывозили сверкавшую изнутри будку для номера с исчезновением человека и вторую, пока закрытую, где исчезнувший должен был потом появиться. Абреки приближались, Макс ничего не мог сделать, но мадам Лео шепнула что-то мужу, и тот громко провозгласил: - «…а вот сейчас мы попросим кого-нибудь из зрителей, Мила, пригласи молодого человека… - и указал на Андрея - …вот вы, пожалуйста…» И жена Мила с милой улыбкой подошла, протянула Андрею руку, и тот, перепрыгнув через барьер, вышел на арену, оглянулся с улыбкой на Пейсашкина с его дамой – и похолодел: не доходя буквально двух шагов до его теперь пустого кресла, застыли в растерянности два черноусых абрека.
Макс затаил дыхание, Мила подвела Андрея к сверкающей будке на колёсах, две прелестные полуголые девушки с двух сторон под локотки помогли ему туда подняться, - ну, хорошо, что не азеры ухватили под белы руки, - пронеслось в голове у парня уже внутри закрытой и поехавшей вкруговую кабинки.
На арене униформисты подкатили и поставили рядом вторую пустую,
теперь уже открытую кабину, музыка грянула, Лео что-то прокричал, грохнул холостой пистолетный выстрел, - первая открылась, из неё вместо Андрея выскочил пёстрый клоун и заскочил во вторую, снова грянул выстрел – вторая кабинка закрылась, её крутанули, - снова выстрел, она распахнулась – из неё вышла сияющая красавица в алом плаще и перьях, а Андрей так ниоткуда и не появился, вообще исчез…. Две открытые пустые кабинки вертелись на арене…
Старый Макс бежал закоулками под ареной и нашёл парня, когда тому помощники Лео помогали выбираться из тесного секретного устройства. Он вывел Андрея из подвала через какой-то наклонный люк, сунул ему деньги и паспорт, посадил в пёстрый фургончик с надписью «Сочинский цирк» и
напутствовал водителя: - «…гони в аэропорт, а ты, Андоей, первым же рейсом - в Москву,… дай телеграмму, как долетишь, - на адрес Крошки Мэри…» - и сам со служебного входа вернулся. Ему навстречу, поводя по сторонам носами как самонаводящиеся торпеды, шли два азера, рядом конюхи вели лошадей, рабочий подметал проход. Макс мигнул пожарнику, тот вахтёру, и они двое начали теснить абреков, - «…почему посторонние шляются тут, а ну к ядрёной матери отсюдова…» - и уже дюжий конюх подходил с вилами наперевес, - абреки, скалясь и ворча, вышли на зады здания цирка и зарыскали среди сараев и мусора…
Под куполом цирка гремели аплодисменты, представление продолжалось, а поздно вечером, когда всё закончилось и в цирке разбирали декорации и увозили с арены иллюзионные приспособления, в роскошной обширной гримуборной знаменитого артиста сидели и пили коньяк и крепкий чай - сам Лео, его жена-ассистентка и Макс. Они обсуждали происшествие с абреками:
- «…хорошо, что я вовремя увидела…» - говорила Мила;
_ - «…да, а я еле успел разрулить такой внезапный форс-мажор…» - иллюзионист выпел ещё стопку и утёр испарину…
- «… а я всё издалека видел, да ничего не мог сделать …восклицал Макс - ну, а ты лихо разрулил, на то и волшебник, народный артист! - Старый Макс тоже выпил, руки его дрожали,- …утром телеграмму надо ждать, как и что…»
Старый катала надеялся, что Андрей будет в безопасности и сумеет в дальнейшем воспользоваться связями Пейсашкина в Москве, - они ведь успели подружиться на почве филателии: Андрей обещал достать Абраму раритетную марку « перевёрнутая Дженни», правда, все филателисты знали, что это нереально, их всего 7 штук в мире, но Абрам, как истый коллекционер надеялся и верил, а Андрей умел входить в доверие.
***********
…………Мея, вся заледеневшая от переживаний, бессонницы и утреннего холода, поднялась по трапу, оглянулась на высокую фигуру Ивара и обречённо пошла на своё место, села, пристегнула ремень и закрыла глаза.
Самолёт ровно гудел, вот бы заснуть и всё забыть, хотя бы на время…Она то задрёмывала, то, вздрогнув, просыпалась. Ей мерещились летающий молот Тора, развалины незнакомого города и мутная штормовая волна
прибоя, шипящая пеной и глухо гремящая камнями, - а это гремела тележка, которую катила по проходу стюардесса и предлагала напитки. Мея
попросила чего-нибудь покрепче, ей подали пластиковый стаканчик с коньяком на донышке. Глотнув, она опять задремала, и вот - она спускается по широкой лестнице между двумя мужчинами - справа -
Антон, слева - Ивар, внизу клубится туман,….из тумана возникают рога Минотавра… - Нет!...надо проснуться и что-то решить! Она села прямо, попросила кофе…
Итак, - готова ли она жить вместе с Иваром, готовить обед, стирать и гладить, пылесосить и ждать его с работы, если он переведётся преподавать в институт Лесгафта? Она не готова, да и он тогда неизбежно погаснет в этой рутине без цирка, станет другим, и неизвестно, - каким, и не простит ей этого. А если не Лесгафта, а так, как есть? – значит, она будет ездить с ним на гастроли с цирком, сидеть на представлении или ждать его в гостинице? А как же её работа, если её не выгонят из-за скандального разрыва с мужем, так она сама уйдёт – гастрольная жизнь ведь потребует… А если мотаться по гастролям, то какая работа? – в цирке – но кем? ну, предположим – экономистом, ну - бухгалтером – невозможно! – рядом с великолепным Тором - богом молний и грозы - быть крысой канцелярской? Нет, невозможно - уйдёт всё её очарование, вся её тайна, её непостижимость, недоступность… А если не работать, заниматься собой и видеться с ним несколько часов между концом вечернего представления и началом утренней тренировки, но зато каждую ночь, - так эта рутина надоест ему рано или поздно - и скорее рано, чем поздно – а в цирке красотки полуголые вокруг него млеют…
Разве что, действительно, к цыганам в табор – она танцует, он крутит двуручные мечи и боевые топоры,… или в нищие грязные хиппари? – ну уж нет, только не это! Оба на подтанцовки в рок-группу? – там наркотики и
свальный грех, пьянки и разборки… На мотоцикл – и по стране? - страна большая, - мчаться, останавливаться в гостиницах, обедать в ресторанах… - дааа, - а на какие шиши?
Опомнись, Саломея - это ж детский лепет какой-то!
Так – или ничего не менять, ничего не было, всё забыть, выйти на работу, и напроситься в командировку в Финляндию, пока Антон в сочинской
Инспекции будет ещё несколько дней - за это время можно остыть, отдышаться, прийти в себя, - стать прежней? Прежней? – а сможет ли она
быть прежней? - Ну, можно потом ещё что-нибудь придумать, недомогание какое-нибудь, забраться в какой-нибудь дальний санаторий, потянуть
месяца два и вернуться к любящему мужу, как ни в чём не бывало? Он хороший, заботливый, любит её…. Он умный, красивый, модным нынче карате занимается… Он остроумный, начитанный, с ним интересно! Когда
они вместе входят на концерт, на вернисаж или … да куда угодно! – все оглядываются на них с восхищением… А если никуда не сбегать, - вот он вернётся из командировки из Сочи дня через 3-4, он её обнимет, наговорит кучу своих смешных нежностей….
Мея постаралась как можно явственней это всё вообразить - вот - они пойдут в спальню, он её нежно разденет, проведёт рукой между… ах! – нет,... сможет ли она? – нет,не сможет - Да и не представляет она это сейчас, ещё не остывшая от других объятий, от неведомых ей доселе таинств… - от одной этой мысли медовая волна окатила её изнутри,… она стиснула в руке талисман с руной Тора… - нет, она не сможет…
Надо потянуть месяца 2-3 под любыми предлогами, какие-нибудь курсы повышения квалификации после санатория где-нибудь подальше, во Владивостоке, например…
Или дать взятку, кому надо и уехать поработать, скажем, на год – полтора в Хельсинское представительство Ленфинторга, и забыть их обоих, начать новую жизнь с каким-нибудь … каким? – ну там видно будет…
Единственно, что она точно знает - Ивар её разыщет где угодно.
А сейчас из аэропорта она поедет к родителям, позвонит начальнику, что-нибудь наврёт и выпросит на завтра командировку в Торфяновку на границу, там её никто не достанет при всём желании, даже по телефону.
Самолёт пошёл на посадку.
Через день в Торфяновке, сидя вечером на крылечке домика служебной гостиницы и глядя на могучие сосны и гранитные валуны, Мея приняла решение.
***********************
А в это в время в поезде Сочи - Харьков труппа акробатов и жонглёров ехала на новые гастроли. В вагоне-ресторане сидел со стаканом рома Ивар и, не видя, смотрел на мелькавшие за окном пейзажи и телеграфные столбы, в кулаке он комкал и подносил к лицу шёлковый шарф, забытый ею у него в гримёрке, и вдыхал слабый запах её волос. Он мысленно перебирал те же варианты будущего, что и Мея. Институт Лесгафта и цирковое училище отпадали – эта размеренная жизнь не для него; возить её по гастролям - нет, это не для неё; вернуться в СКА, упорно тренироваться, взять первенство Союза, потом Европы и далее везде, и она с ним будет ездить повсюду… - нет, ему 26 лет, стар он уже для большого спорта. Ограбить банк? - Фу, детство какое,… или - Старый Макс и Андрей по дружбе поспособствуют ему выиграть в покер чемодан денег и они с ней вольными птицами – куда захотят? - а что, …
А может быть, в составе Питерского Военно-исторического Клуба организовать средневековую рыцарскую секцию, в Ивангородской или Выборгской крепости проводить фестивали с реконструкцией битвы Ливонских рыцарей с Новгородской дружиной… Или клуб - Рыцари круглого стола короля Артура; он сам - Ланселот, его зеленоглазая чародейка – Гвиневра… и - сказка продолжится, … а жить на что?
А сейчас самое главное - ему невыносимо думать о её муже, - хотя он знает, что тот пока всё ещё в Сочи, но,…НО… - бешеная ревность терзает его… «…безжалостная как Ад ревность…» - и кто сказал, что ад – это пекло? – нет, ад – это ледяное озеро Коцит в тёмной преисподней! И грудь ему разрывают отравленные зазубрины ледяной чёрной глыбы Адовой ревности… Одним глотком он выпил ром и встал.
Он принял решение…
Поезд тормозил у платформы, прибыли в Ростов; он заскочил в своё купе, схватил сумку, бросил удивлённому руководителю труппы: - «…считай, что я отстал от поезда…» - и прямо с вокзала поехал в аэропорт и первым же рейсом - в Питер.
**************
Несколько месяцев спустя в болгарском портовом городе Варна, Антон сидел утром за столиком в уличном кафе. Девушка с подносом несла его завтрак, за её спиной в дверях мелькнул женский силуэт, знакомый жест, поворот головы – Мея? У него задрожали руки,… - нет, ошибся… перехватило горло, невозможно дышать,… они ведь всё ещё женаты, иначе бы его не выпустили работать за границу… Он заказал двойной виски…
А в это же время неподалёку от небольшого эстонского городка на развилке дорог суетились люди, таскали с места на место аппаратуру, подсвечивали софитами, покрикивали в мегафон. Щёлкнула хлопушка,
визгливый женский голос выкрикнул: - «…сцена пятая, дубль третий, драка байкеров…»
- «… каскадёры - приготовились…мотор!» - рявкнул мегафон.
Взаревели двигатели, понеслись мотоциклы, подсечка… - один пошёл юзом,…покатился по земле высокий парень с лисьим хвостом на поясе,… пошла махаловка, замелькали цепи, блеснули кастеты….
- « …плёнка кончается, немного осталось…» - крикнул оператор режиссёру.
- «…Ладно, сейчас четвёртый дубль сделаем, сколько плёнки хватит, потом подмонтируем, если что… - каскадёры, - приготовились!»
Парень с лисьим хвостом плеснул себе на руки воды из бутылки, наскоро умылся, оседлал свой разрисованный драконами байк, газанул…
- «…куда?…» - всполошился помреж.
- «…опаздываю к автобусу…» - донеслось сквозь улетающий рёв.
В городке на маленькой площади уже выходили пассажиры из междугороднего автобуса, когда из боковой улочки вылетел мотоцикл, заложил вираж и остановился перед русой девушкой в дымчатых очках, в чёрных джинсах, серебристой ветровке и со спортивной сумкой через плечо. Байкер схватил её в охапку: - «…как я истосковался, сказка моя…»
- «…а я только на два дня вырвалась,…а зачем лисий хвост?»
- «…только на два!?... а хвост - чтобы следы хвостом заметать,… ну, просто наша банда в фильме называется «Лисьи хвосты», а я прямо со съёмки сорвался, боялся - не успею…»
- « …так я знаю, где тебя искать, нашла бы…»
- «…а я хотел встретить,.. - так погнали давай, я целый месяц об этом мечтал,… а в гостиницу - потом…»
Мея тесно прижималась всем телом и щекой к его спине, он обмирал, чувствуя кольцо её рук и её трепет, - они понеслись полевой дорогой, потом влетели в берёзовою рощу, Ивар затормозил, свернул между берёзами, остановился на полянке.
Грохот смолк, стали слышны птичьи разговоры и шум листвы. Он сбросил чёрную косуху на траву, скинул бандану, в нетерпении расстегнул
её блузку и все молнии, какие только на них были, и…. – медовая река затопила и унесла их…
Сверху на них весёлыми глазами смотрела белка…
Через два дня он подсаживал её в автобус и, неохотно выпуская её руку, говорил:- «… в конце месяца съёмки закончатся, и я на неделю приеду
в Питер,… а потом - буду в Крыму штурмом брать с крестоносцами Константинополь до глубокой осени.»
- «…да, приезжай поскорей,… позвони, - когда. Я возьму отгулы, белые ночи начнутся,…на Островах наймём лодку и там, качаясь на волне, мы…» - и она зашептала ему на ухо,… он поднялся к ней на ступеньку и стиснул её плечи,… - «…Саломея, беззаконница-бесстыдница моя…»
- «Девушка, за-аходитте уже, автобус оттправля-а-еттся…»- вернул их к действительности голос водителя с прибалтийским акцентом.
Ивар смотрел вслед, пока автобус ни скрылся за поворотом; в стороне стояли помреж и две ассистентки.
- « Какая любовь!…» - вздохнула ассистентка постарше.
- «…дааа - любовь,…да видятся только раз в месяц, если не реже…» - завистливо добавила ассистентка помоложе.
Помреж пробормотал:
- «…да, я его понимаю,…но выговор за самовольный уход со съёмочной площадки - всё равно закачу!»
- «Да ладно тебе, он же не актёр на главную роль, а каскадёр; остальные и без него хорошо сработали в последнем дубле, ну, смонтируете там…» - заступились ассистентки.
Помреж вздохнул, встал в позу и продекламировал, воздев палец:
«Дорогие девочки, девушки, женщины, тётки, дамы, бабы, матроны и старушки! Если вам посчастливилось, и у вас случилась такая любовь, любовь – сказка, любовь – праздник, любовь - печаль расставаний и лихорадочное счастье встреч - то не испытывайте такую любовь бытом: быта она не выдержит.»
- « А как же семья, дети?» - задумчиво проговорила та, что постарше.
- «…ннну, - иногда, правда очень редко, любовь-сказка превращается в тихую семейную привязанность…» - мудрый помреж мечтательно прикрыл глаза.