Годы падения в сны. В пропадающие и не выходящие из головы. Сны стали основой, частью, штрихом моего явления в мир с закипающими чайниками, со спинами в толпе, с самолётами, разбивающимися о землю, возносящими неиспытавшие души в синее логово смерти.
Элоиза перекрасила волосы и без труда превратилась в Лизу, студентку факультета начертательных полётов фантазии, в жизнерадостную молодую девушку с белыми зубами здорового образа жизни. Мы столкнулись на лестничной площадке, задели друг друга крыльями, перелетая из своих измерений в общее, где нам предстояло подружиться на недолгие земные месяцы.
Я стала хранителем, тенью, дочитывающей отставленные ею книги, доедавшей надкушенные её зубами конфеты. Мы просто дружили, выбирались на городской воздух, заводивший в темноту кинотеатра, в дым ночного клуба, в её рюшечную девичью квартирку. Ревностно отгоняла от неё мух и женихов. Я ничего не требовала, просто была рядом.
Через три месяца моего полудетского бдения и Лизиного насмешливого покровительства случился очередной сон или подобие сна. Или желанное подобие любви. Крылья отброшены, перья переплавлены в сумерки её комнаты...
- Расслабся и не думай ни о чём, кроме удовольствия, которое получаешь и даришь. Нельзя стесняться, понимаешь? Делай то, о чём фантазировала, я всё пойму... я такая же стервоза... милая, я люблю тебя, я тебя ужасно хочу... милая...
Я явственно ощутила какой трепет пронизывает тело Лизы. Её губы впились в мои, горячий язык ощупал нёбо и быстро закрутился в моём рту. По моей щеке потекла слюнка, вытекшая из неё. Наши соски соприкоснулись, и внутри меня пробежала первая сладкая дрожь. Да, до этой секунды я ещё не могла полностью отдаться своим чувствам; такое присутствие Лизы не в мечтах, а наяву опьяняло, но и сдерживало желание. Но теперь я была свободна. Свободна от себя, от всего мира. Я сама стала миром, сливавшимся и стонущим в этом соитии с миром вожделений Лизы.
Я раздвинула ноги, чтобы чётче, острее почувствовать сокровенное сокровенным. Мы обе были мокренькими, у меня немного кружилась голова, и желание ещё большей близости терзало меня, мучило огнём внизу живота, в груди, иссушало мои губы.
Лиза целовала, прикусывала мою шею. Её волосы... никогда не знала, что волосы могут так приятно пахнуть. Затем она снова впилась в мой рот, а её таз, судорожно подёргиваясь, начал елозить между моих ног. Оторвавшись от моих губ, Вика смотрела прямо в глаза. И я не отвела взгляд. Наши глаза говорили больше, чем любые слова. В них мерцали жажда любви, ласки, наслаждения.
Лиза быстрее задвигала телом, а я невольно подняла ноги выше и длинными движениями ладоней гладила её спину, тянулась к подрагивающей и сжимающейся попке. Мне хотелось вцепиться в неё ногтями, но я только гладила, вжимала в неё чуткие непослушные пальцы.
Во сне нет времени, прошлое и будущее становятся несуществующим настоящим.
Вскоре я испытала самый яркий чувственный взрыв в своей жизни. Ради этого стоило появиться на свет, ради этой долгой, сладостной минуты, когда сознание рассеивается , а тело накрывают волны острого блаженства. Одна за другой. Сильно. Ярко. Она резко прогнулась в пояснице, оперевшись руками на постель; её горячее лоно несколькими последними судорожными толчками поцеловалось с моим. Голова Лизы обессиленно опустилась, и она прильнула ко мне своим вспотевшим телом.
- Господи, как чудесно, - учащённо дыша, прошептала она.
- Да.
Вот и всё, что я могла ответить.
Её крылья унес с собой тот вечерний сумрак. Она ушла из моего сна к порядочному мужчине, которого я могла бы убить отвёрткой, якобы случайно появившейся в моей сумочке.
Той зимой я купила холст и кисточки "кошачий язык".