Почему ему снится этот сон? Уже который раз! Он просыпается от переизбытка чувств, кровь гудит в сердце, волнами ударяя, расходясь и затихая во всем теле. Но отголоски этих толчков еще долго не стихают в висках – и он, как завороженный, лежит, чутко к ним прислушиваясь.
Платьице! Почему она оставила ему это платье? Льняное, белое с красной земляникой, рассыпанной на подоле и рукавах. Платье, которое она сама сшила и вышила. Специально ходила на какие-то курсы, а потом как-то утром, торжествуя, вдруг предстала перед ним. Он любовался ею, глядя во все глаза…
- Нравится? – сказала она, следя за выражением его лица. - Это я сама все сделала… А ты говорил, что я ничего не умею.
- Да! – в восхищении произнес он. – Здорово!.. Неужели это все ты?
- Не веришь, спроси у нашего мастера. Она умоляет меня остаться у них…
Ах, как же она хороша была в нем! В волнении он привстал с дивана, сел, облокотясь об стену, и восхищенно смотрел на нее. Платье было потрясающее, но еще прекрасней была она сама. Как оно облегало ее фигуру, грудь, подчеркивало ее чудесную белую кожу, ее стройные ноги!
- Верю, Надюшка… Ты же у меня художник. Иногда такое выдашь!
- Правда? – выдохнула она. – Как я тебя люблю, мой медвежонок!
И она, заряженная его восторгом, подлетела к зеркалу, любуясь собой.
- В мастерской все отпали, когда я его надела! Говорят, надо на выставку представить.
- Ну и представь.
- Что ты! Я сама буду в нем ходить. Пусть балдеют! Пойдем сегодня, прямо сейчас!
- Сейчас не надо. Сейчас дай мне полюбоваться на тебя. Ты такая красивая, Надюша, в нем, что даже не хочется, чтобы ты снимала его…
- Ты хочешь меня, медвежонок? И это после ночи? Я так и знала! - И она прыгнула к нему на диван. – Оно тебя возбудило?.. Знаешь, меня тоже, когда я его первый раз надела… Давай я снимать его не буду. Давай в нем…
- Нет, сними, Надюшка, я так не могу… Оно слишком красивое. И убери с глаз, а то я не могу делать два дела.
- А я могу! Меня красивое, особенно красное, возбуждает. – И она нарочно повесила платье перед своими глазами на спинку стула. - А ты не смотри туда, эстет…
И действительно, возбуждение ее было на пределе. Она неистовствовала на нем, а сама все время, молча, как-то очень сосредоточенно поглядывала на свое платье, на рассыпанные на нем рельефно вышитые кроваво-красные ягоды земляники.
…Только под вечер они, изрядно голодные, вышли на проспект, чтобы купить что-нибудь подкрепиться, Она была, конечно, в своем платье. Все смотрели на нее и беззастенчиво оборачивались. Какой-то мужик подошел к нему, когда он стоял в очереди к кассе, и заговорщически, недоверчиво спросил:
- Твоя, что ли, эта артистка у окна?
- Моя. А что?
- А то! Везет же некоторым людям!.. А тут… Хотя бы раз в жизни с такой - все бы отдал!
В очереди все согласно закивали, заулыбались, а мужик, сокрушенно махнув рукой, отчалил.
Он поискал глазами ее. Она стояла у окна магазина. Проходившие мимо останавливались и заглядывались на нее. И он увидел - нет, скорее, почувствовал ее волнение. Каждый восхищенный взгляд, особенно мужской, возбуждал ее. Глаза ее сияли, руки трепетали, грудь поднималась, и она как-то странно, кокетливо–суетливо, улыбалась в ответ. Такой он ее видел впервые, и смутная тревога, крадучись, завладела им…
Потом, спустя несколько лет, когда они уже окончательно расстались, он вдруг обнаружил в своем шкафу это платье. Почему она оставила его ему? На память? И вот этот сон, который иногда повторяется: он достает и смотрит на ее земляничное платьице и в зеркало, то самое. А в зеркале она! В этом платье! Правда, не сразу, а постепенно надвигаясь. Такая же красивая, неотразимая, родная, любимая…
Он плачет и… просыпается, и ищет ее в темноте. А сердце разрывается от ударов и еще долго не может успокоиться в этой хранящей память о ней ужасно одинокой комнате.