Маленький, большой человек

Василий Бабушкин-Сибиряк
Может  это  звучит  пафосно,  но  встречаются,  наверное,  у  каждого человека  в  жизни   люди,  которые  по  прошествии  лет  затмевают  очень  многих  ярких  и  интересных  личностей.  Такие  обычные   среди  остальных  людей,  ничем  не  выделяющиеся,  они  вдруг  всплывают  в  памяти.  Всплывают  словно  огромная  льдина  в  половодье   в  мутной  ангарской  воде,  вынырнув  со  дна  памяти,  расталкивают  близко плывущий  лёд,   сверкая  на  солнце  своими  гранями.
Мы,  мальчишки,   выросшие  в  послевоенные  годы,  самой  большой  и  страшной  войны,  хорошо  помним,  как  «гуляли»  бывшие  фронтовики  в  День  Победы.
Эти  люди , наши  отцы  и  дядьки,  собравшись  вместе,  становились  силой  огромной  и  непробиваемой.
Пусть  простят  меня  нынешние  десантники,  собирающиеся  на  свой   праздник,  и  тоже  старающиеся  показать  своё  единство.  Нет,  это  совсем  уже  другое.
Тогда  мы  мальчишками  чувствовали  гордость  за  своих  отцов,  бегали  среди  подвыпивших  мужиков,  некоторые  из  них  ещё  сохранили  кители  и  гимнастёрки,  а  грудь  у  каждого  сверкала  орденами  и  солдатскими  медалями.   И  это  вызывало  не  фальшивую  праздничную  обстановку,   а  какую -  то  грусть  и  радость  одновременно.
Это  сейчас  я  понимаю,  что  среди  выживших,  вернувшихся  с  фронта   солдат,  невидимо  витали  души  погибших.   Они  носились  от  сердца  к  сердцу,  пытаясь  что -  то  сказать  живым.  Они  говорили,  что  в  любой  войне  нет  победителей,  а  есть  только  погибшие  с  той  и  другой   стороны.  Есть  только  скорбь.
И  живые  их  понимали,  они  в  этот  день  становились  чище,  серьёзнее,  не  похожие  на  себя.  Все  эти  души,  погибших    на  войне  людей,  обитали  где-то  вместе,  им  давно  было  известно  что-то  неведомое  живым.   Наверное,  только  вот  в  такой  день  общей  скорби,   они  могли  навещать  живущих  на  земле   и  пытаться  что-то  сказать  им.
Они  касались  и  наших  детских  сердец,  пробуждая   в  них  любовь,  друг  к  другу.  Я  помню,  что  мы  никогда  не  дрались  в  этот  день,  а  взрослые  не  ругались.
Кончался  день,  люди  расходились  по  домам,  а  однажды  я  с  пацанами  увидел , как  над  нашим  посёлком,   высоко  в  небе  из  множества  слетающихся  искринок  образовался  сверкающий  шар,  который  пронёсся  над  Ангарой  и  исчез  далеко  за  темнеющим  горизонтом.
Когда  я  рассказал  об  этом  бабушке,  она  произнесла  непонятные  мне  тогда  слова:  «Там  были  и  твои  погибшие  дядьки».

Со  всеми  нашими  фронтовиками,  разными  по  характеру  и  количеству  наград,  отмечал  День  Победы колхозный  конюх,  Пимыныч.
Посёлок  у  нас  большой,  в  нём  жили  люди,  работающие  в  леспромхозе,  на  руднике,  в  колхозе  и  даже  рыбной  артели.  Пимыныча знали  все.  Тихий  безобидный,  добрейшей  души  человек. У  него  было  одно  ругательство  на  все  случаи  жизни,  «пим  дырявый».  У  нас  на  Ангаре  пимами  зовут  валенки,  от   того  и  прозвали  его  Пимыныч.  Да  ещё  он  был  росту,  как  говорят, « метр  с  лишком».  Вот  и  прилипло  к  нему  это  прозвище.
  Пимыныч  прошёл  две  войны,   вначале  с  немцами,  а  после  и  с  японцами.  Когда  его,  шутя,  спрашивали,  как  он  уцелел,  то  он  отшучивался: « Пули  всегда  выше  меня  летели».  Но  японский  осколок  всё  же  зацепил  его  и  снёс черепную  кость. Мозг  не  задел,  рана  затянулась  кожей , и  нам  мальчишкам  было  страшно  смотреть,  как  она  шевелится  от  работающего  мозга.
Всю  войну  он  провёл  в  артиллерии,  был  ездовым , постоянно  при  лошадях.  У  него  было  всего  три  солдатских  медали.  За  взятие Кенисберга,  За  освобождение  Праги  и  За  отвагу.
Когда  Пимыныч  напивался,  то  становился  обидчивым,  словно  маленький  ребёнок.    Он  начинал  пугать  свою  жену   тётку  Грушу.
« Груса  давай  мои  медали,  пойду  топиться».
Его  жена  Груня,  но  почему-то  её  все  звали   Грушей,  да  она  и  походила  на  этот  экзотический  для  нас  сибиряков  фрукт.  Маленькая  и  полная,  но   подвижная,  она  словно  каталась  по  двору,  дому,  улице.
Тётка  Груша   прижимала  голову   Пимыныча  к  своей  груди,  поглаживая  его  лысину  и  дуя  на  шевелящийся  под  синеватой  кожей  мозг.  Иногда  Пимыныч  всё  же  уходил  на  Ангару,  там  он  сидел  на  берегу  и  плакал  пьяными  слезами,  пока  не  засыпал.  Приходила  тётка  Груша,  брала  его  на  руки  и  как  ребёнка  несла  домой.
Я  хорошо  помню,  как  однажды  Пимыныча  пригласила  в  школу  пионервожатая.  В те  времена  любили   приглашать  фронтовиков,  рассказывать  пионерам  о  своих  подвигах.  Видимо  это  нужно  было  для  патриотического  воспитания  детей.
Не  всегда  понимаем,  что  патриотизм  не  насаждается,  а  вырастает  в  сердце  человека,  как  трава,  на  которой  он  лежал  в  детстве,  глядя   в  бесконечную  синь  родного  неба.
Обычно  к  пионерам,  комсомольцам  приглашали   слепого  фронтовика  дядю  Пашу.  Он  умел  и  любил  рассказывать  про  войну.  Он   поговорить  был   мастак.  Однажды  он  договорился  до  того ,  что  был  защитником  Брестской  крепости,   хотя  его  призвали  на  войну   в  сорок  третьем.
А  вот  Пимыныча  пригласили,  как  воевавшего  на  Дальнем  Востоке   с  японцами,  больше  у  нас  в  посёлке  таких  не было.
Он  не  понимал,  что  о  войне  надо  рассказывать  не  так , как  он  рассказывал.  Вот  дядя   Паша  тот  умел  говорить  о  героизме,  а  Пимыныч  рассказывал  о  лошадях.  Он  говорил,  как  тяжело  было  лошадям  в  войну  и  сколько  их  гибло  при  бомбёжках  и  артобстрелах.  Рассказывал,  что  всех  лошадей  забрали  на  фронт,  а  женщины  на  себе  таскали  плуг.  Он  тогда  сказал,  что  лошади  должны  пахать  землю,  а  не  воевать  вместе  с  людьми.  После  войны  лошадей  почти  не  осталось,  все  погибли  на  фронте.
Его  часто  перебивала  пионервожатая,  пытаясь  перевести  рассказ  в  нужное  русло:  «  Вы  расскажите  о  героизме  наших  людей  на  фронте».
Но  Пимыныч  снова  и  снова  говорил  о  лошадях.
«Зачем  этого  конюха  пригласили?»  -  с  досадой  говорила  после  наша  завуч,  идейная  патриотка,  член  партии,  секретарь  всех  президиумов  и  конференций.
А  для  нас  мальчишек  война  вдруг  открылась  совсем  с  другой  стороны.  Нам   стало  жалко  лошадей ,  о  которых  говорил  Пимыныч.  Мы  представляли,  как  они  хрипящие,  выбиваясь  из  сил,  тащат  тяжёлые  пушки  по  раскисшим  весенним  дорогам,  увязая  по  брюхо  в  грязи,  а  артиллеристы  помогают  им,  толкают эти  орудия,  а  сверху  на  всех  сыпятся  фашистские  бомбы,   разрывающие  лошадей   и  людей на  куски.
Ещё  я  запомнил,  как  однажды  в  нашем  доме  собрались  на  октябрьские  праздники  гости.    В  те  времена  люди  любили  встречаться  за  столом,  и  почти   каждая  семья  собирала  такие  застолья. Среди  гостей  были   слепой  дядя   Паша  с  женой  и  Пимыныч  с  тёткой  Грушей.
Дядя  Паша,  которого,  как  слепого  часто поддерживали  и  водили  женщины  и  девки,  любил  «пощупать»  их.  Он  хватался  за  их  титьки,  за  зад   словно  нечаянно,  но  все  бабы  давно  знали  эту  его  слабость  и  делали  вид,  словно  не  понимают.  Жена  дяди  Паши  говорила  им:  «   Вы  простите,  бабоньки,   ведь  он  это  не  от  голода  делает,  а  просто  хочет  чувствовать  себя  полноценным   мужиком».
Русская  женщина  отличается  от  всех  женщин  мира.  Это  самая  сердобольная  женщина.  Только  у  неё  преобладает  в  характере  материнская  жалость  к  мужу,  мужчине.  Никто  не  умеет  так  любить,  как  любит  русская   женщина.  Жаль ,  что  уходит  эта  любовь  от  наших  женщин  и  они  становятся  как  все.
Есть  прелесть,  своя  особая  прелесть  в  русском  застолье. Здесь  тоже  всё  русское.  Бесшабашное   хлебосольство,  которого  нет  ни  у  одного  народа. Это  русские  говорят:  «  Раз  пошла  такая  пьянка  -  режь  последний  огурец».
Мальчишкой  я  не  одну  такую  «гулянку»  наблюдал с   лежанки  русской  печки,  задёрнутую  ситцевой  занавеской.  Видел,  как  подвыпившие  мужики  «тискали»  вдовушек,  а  те  раскрасневшиеся  от  выпитой  бражки,  хихикали  и  отталкивали их , посылая  к  своим  жёнам,  которые  издали  зорко  следили  за  своей «  собственностью».
В  ту   «гулянку»  всё  шло  как  обычно.  Пока  дядя  Паша  не  «пощупал»  тётку  Грушу.
Пимыныч  это  увидел  и   стал  разбираться  с  дядей  Пашей.
«  Ты  чего  лапашь  то  чужих  баб,  тебе    своей  мало?»
Дядя  Паша  задрав  вверх  голову,  слушал ,  чёрные  очки  на  глазах,  сизый  зигзастый  шрам   по  щеке, лицо  слепого  не  выражающее  никаких  эмоций.
А  Пимыныч  раскалялся  от  этой  неподвижности  и  начал  по - детски  бить  кулачками  дядю  Пашу   в  живот.  Слепой  поднял  руку  и  стал  шарить  ей  в  поисках  обидчика.
«Господи,  он  повредит  ему  голову,  помогите  кто нибудь»   - завыла  тётка  Груша.
Мой  отец  кинулся  разнимать  их, но  зацепившись  протезом  ноги  за  лавку,  потерял  его.   Он  прыгал  на  одной  ноге,  не  зная  то  ли  надевать  протез , то  ли  разнимать  дерущихся.
Всё  уладила  моя  мама.  Она  встала  и  своим  высоким   чудесным  голосом  запела:  «  Расцветали  яблони  и  груши,  поплыли  туманы  над  рекой..» .
Уже  через  несколько  минут  фронтовики   обнимались  и  подпевали,  а  через  полчаса  смеялись  над  своими  увечьями.

Недавно  я  был  на  родине.  Ходил  по  большому  кладбищу , отдавая  поклон   умершим,  которых  знал  при  жизни.  Дошёл  до  могилы  Пимыныча  и  его  жены  тётки  Груши.    Скромная  пирамидка  со  звёздочкой,  под  которой  покоился    маленький , но  большой  души  человек,  заставила  меня  написать  этот  рассказ.  У  этого  человека  не  осталось  детей,  но  пусть  живёт  о  нём  память.  Выпейте  за  него  стопку,  помяните  его,  помяните  и  множество  других  таких  же  русских  людей.  Маленьких  и  незаметных,  но  без  которых  великие  полководцы  и  маршалы  не  выиграли  бы  никогда  той  страшной  войны.

                (август 2014)

Публикации: альманах Арина № 26,
 Опубликовано: журнал Северо-Муйские огни № 2 апрель 2018г.