Они уезжали в поля, в тихие лесопосадки,-- искали убежища от всех - на диких пляжах, - вдали от городской суеты и чужих глаз... Им - было очень хорошо вдвоем, и никто не нужен был -- рядом. В вечной суете сует, - среди которой ежедневно барахтались - их судьбы, - не было места их Любви...
Каждый новый день - приносил для них свои разочарования и порождал новые проблемы, - решений для которых найти пока -- было трудно.
Он жил - двумя жизнями сразу, нет, - даже тремя... Одной - для мамы, другой - для жены Ольги и годовалого сына Димки, а третьей, настоящей, истинной жизнью - для нее, Вики... В этой, третьей жизни не надо было - ничего придумывать, изворачиваться или хитрить, все было просто и ясно!
Она - жила жизнью непонятной, а потому загадочной, и даже -таинственной! У нее были - карие, умные и добрые глаза, кроткие и тихие, как и она сама... В ее взгляде - искреннем и невинном - было столько преданности и ласки, что он даже терялся, и не мог понять, за какие - такие заслуги пред Богом, - он смог заполучить себе такое счастье!?
Когда она - надевала оранжевый шлем и садилась позади него, обнимая его нежными руками, у него - сразу обрывалось дыхание и останавливалось сердце...
Он - почти всегда чувствовал свою вину пред нею, - за то что пока не может - принадлежать только ей и жить только ради нее...
Вина его - была глубокой, - ведь непреодолимой стеной - стояли перед его глазами две его других жизни, - одна, в которой он был заботливым и любящим отцом - своего милого сынишки Димки, без которого не мог бы теперь, наверное, - и жить, и вторая жизнь его, - в которой он сам был единственным и любимым сыном... Его добрая мать, - женщина, для которой уже очень давно самопожертвование - было целью существования, - просто обожала его...
Он был для нее - тем божеством, которое изредка, как неправдоподобное чудо, снисходящее с небес, - является всего один раз в неделю, и то - лишь на один только краткий миг, - на минут пять, или же чуть больше, с тем, - чтобы привезти продукты и лекарства, - обнять и слегка поцеловать в щечку, и снова - очень спешно уехать на своей "Яве"...
- Андрюша, - на этот раз мать обняла его за плечи сразу у дверей, и ласково заглянула в глаза. - Я хотела у тебя спросить, - сыночек, вы что, - поссорились с Оленькой?
Он в этот раз - на минутку присел в комнате мамы, - на своем таком привычном месте, у стола, где он раньше всегда готовил уроки, а за его спиной были фотографии - его детства и мамины - в ее таких привычных сердцу - белоснежных "пачках" и в "пуантах" с ленточками... Их там было - так много, и он знал каждую из них...
Серые, с глубокой внутренней голубизной, как печальный омут, - умные и внимательные, всегда очень чуткие и заботливые к чужому горю, - глаза его матери грустно смотрели в его душу, - ждали...
-- С чего ты взяла, мама?! - он так боялся, что его мать о чем - то догадалась, а с ее больным сердцем -- он не мог огорчать ее, не имел на это права. Разве мог он рассказать ей о своих обидах на Ольгу, об ее оскорблениях и упреках, - что он совсем не несет денег в семью, а кормит -- "старуху, совсем выжившую из ума, которая в своем театре - научилась придуриваться - вечно больной и хилой, а на самом деле таковой -- не является, и ее, даже при -- очень и очень большом желании - палкой не добьешь!"
В последнее время - многое в его жизни - изменилось и жить мирно с его женой, Ольгой, - стало теперь иногда - просто невыносимо и даже уже - почти невозможно... Ольга - стала совсем неузнаваемой, истеричной, очень крикливой и нервной... Она очень изменилась: стала накидываться на него - с кулаками и уже раз даже бросалась в него посудой, - дико выкатив глаза и визжа от злобы:
"Эта старая дура - совсем, смотри, обнаглела," - орала его жена Ольга, уже совсем не помня себя от злости, - "...и зачем же это она - заставляет тебя для нее - опять покупать такие дорогие-то лекарства, - как будто она не знает, что у тебя растет - маленький ребенок, а твоя жена - не работает?!!"
Эти и другие монологи Ольги - он устал слушать уже очень давно, но мать ни в коем случае, - ничего не должна была знать об этом... Он, ее сын, -- Андрей Краснов, тридцати лет от роду, был для своей несчастной матери, - одинокой, и совсем еще не старой, - бывшей балерины,-- много лет проработавшей в театре, и ушедшей со сцены - только после травмы,-- сложнейшего перелома,-- инвалидом, - он был для нее, -- для лучшей прима - балерины одесского театра оперы и балета - Екатерины Павловны Красновой, -- балерины блистательной и великолепной в прошлом, - он был сейчас тем слабым лучиком света, - который лишь слегка теперь озарял, - ее очень тихую, грустную и размеренную жизнь, -- и всего только на краткий миг своего появления...
И - ради этого мига она жила всю последующую неделю в ожидании своего сына...
Разве он мог сказать ей - правду?! Конечно, многое бы он мог -- ей рассказать, пожаловаться, - надеясь на ее понимание и сочувствие:
О том, что Ольга -- его уже давно разлюбила, и тайно от него встречается с сантехником Моней Смирновым, и хотя об этом -- знает весь двор, он, Андрей -- делает вид, что ни о чем не догадывается, и потому -- молчит!
Женился он на Ольге два года назад, -- по "залету", как говорят, --- как и должен был поступить - любой порядочный человек! Он был - старше ее на семь лет, и был даже слегка влюблен в нее - поначалу, - но она вдруг так быстро - сумела превратится в злую и коварную интригантку,- очень шустро научившуюся из него -- ловко веревки вить!!! Научилась кричать на него, плакать и визжать - при любом и всяком удобном случае, а иногда, - что случалось все чаще, - и вообще, без видимых на то причин, - и совсем неожиданно для него!!
Теперь, со временем, он и сам уже точно знал, - что их окончательный разрыв где-то совсем не за горами, и вот-вот произойдет!! И в этом - он уже очень давно не сомневался, - а жаль ему было - только сына, - в чем же виноват этот беззащитный, маленький, и такой дорогой сердцу, родной комочек?!? Что будет с ним, - с его малышом, если он уйдет из семьи?!! Ольга, та, ясно, - одна не останется, это - факт, а отчим, - ведь это всегда - только лишь отчим!!
О маленькой, милой, семнадцатилетней девчушке, о его - совсем еще юной, тихой, доброй Виктории, которая только в этом году - вот только-только школу окончила, об этой его новой и светлой любви, о его белокуром, нежном и кудрявом ангелочке, - для которого он - это и есть вся ее жизнь, все ее солнце, вся ее любовь, - своей маме он конечно же, - еще не рассказал, а жаль, конечно же...
Мама -- все бы поняла, он это знал, он - чувствовал, но он сильно боялся за те последствия, - которые могла бы вызвать вся эта его правда,-- новая и пугающая, - для его и так не вполне здоровой еще сейчас матери... После ее очередного гипертонического криза - ей нельзя ничего такого говорить, совсем - нельзя!!! И он - молчал!
Эта тройственность его положения -- разрывала его на части, - терзала его сердце, мучила душу...
И он мог только надеяться, что потом, когда - нибудь, но не прямо сейчас, а только через какое - то время, стоит только чуть - чуть подождать, и вот тогда - он сможет все ей рассказать... Главное, только - чтобы она, его мать, - смогла бы понять его сердце, и его привязанность - к этой красивой семнадцатилетней девочке, - для которой он - первый в жизни мужчина, и ее - первая любовь и счастье, а ее сердце - невысказанная радость его и его утешение!!
Когда - то он уже пошел против воли матери, -- бросил школу и пошел работать на механический завод, а потом поступил в ПТУ, -- назло отцу, который не чаял увидеть сына моряком,-- каким был сам... Отец тогда завел другую семью, и уже вернулся из рейса -- не домой, а уехал в Николаев к новой своей жене...
У матери Андрея - в ее жизни, - вообще, никогда не было никаких сомнений по поводу правды и лжи, ведь у нее - всегда все было четко по полочкам, и Андрей знал об этом - очень хорошо, еще со своего детства, -- с ней было бесполезно спорить о чем - либо, она всегда была правильной и предельно справедливой, искренней и честной, в отличие от него, - вечного мечтателя и фантазера....
-- Андрей, как ты думаешь, -- а почему небо голубое?! - однажды очень тихо спросила его Вика, когда они лежали в высокой траве на краю рощи, и от нечего делать -- глядели на облака, розовые от заката.
-- Не знаю, наверное, от воздуха... - ответил он ей, жуя нежную соломинку, и в счастье, -- от неги и безделья , любуясь тихой и бескрайней синевой и глубиной ясных небес над ними...
-- Которого там, в небе - так много, да?! - спросила Вика.
-- Да... А вообще, это, наверное, и от пустоты тоже...
-- Андрей, -- она привстала на локте и внимательно посмотрела на него, в лицо ему, в его глаза, - а ведь твои глаза, как небо, ты знаешь?!
-- Что? - он сначала не понял смысла ее слов, не осознал...
Уже дома, лежа на диване, в углу комнаты -- он вдруг вспомнил ту укоризну ее голоса, которую не заметил или просто пропустил мимо ушей --- там, в тот момент, где он должен был заметить это:
"Да, я - пустой человек, я -- дрянь, у меня - нет совести, я -- мучаю ее и себя уже полгода, а зачем?! Я же совсем не знаю, что мне теперь с этой своей любовью --- делать?!"
Жена ходила по комнате - с ребенком на руках, укачивала его, он - плакал, капризничал и никак не хотел усыпать, а он все лежал на диване, уставившись в потолок, думал... Вечер закончился -- плачевно. Ребенок, наконец - то, - уснул, а жена, возясь на кухне, - разбила чашку, и он вскочил, взвился, как иглой уколотый, - бросился на кухню, к ней, -- вдруг стал говорить, что даже после работы -- ему нет покоя в доме, - то ребенок -- орет, то она -- посуду бьет, а на работу с утра не ей, а ему, вот он - только уснул, --- а она своим грохотом его разбудила!!
Ольга -- темноволосая и смуглая, невысокая и располневшая после родов, - тоже стала что - то напрасно доказывать ему,-- она вертела пухлыми руками у его лица, нервно говорила о том, что очень устает, что он не видит, как ей тяжело, -- одной без его помощи и внимания, что он - вечно занят собой, своей работой и своей мамой, а вот на нее и на их ребенка - у него теперь совсем никогда - свободного времени не остается.... Даже сейчас, когда у их ребенка - идут первые его зубки, и он, бедный, - почти совсем не спит ночами, и вот только он,- ребеночек, - наконец-то, уснул, как он, Андрей, - тут опять - разорался, и вот - вот уже - разбудит своим криком - их малыша!! Она плакала, и говорила, говорила...
Он - не выдержал ее натиска, плюнул... и ушел к соседу.
Пили коньяк и играли в шахматы, - у соседа по стояку, который жил этажом ниже в их же хрущевке, на четвертом этаже, его жена была на неделю в отъезде, и уже третий день - он, Краснов Андрей, - позорно, но уже так привычно, - спасался бегством у хромого Виталика.
Виталик - был демократ!! Он - понимал всех одесситов, - как он - говорил, и это - нужно было ценить, пока он был жив!!! Виталик - всегда говорил об этом с уверенностью, гордой улыбкой и пафосом, и ему, и его самоуверености - всегда можно было верить!! Лысый, с многообещающей талией, с гордо посаженной головой на плотной своей, сизой от постоянных вливаний, шее, - он внушал авторитет... Ему было за пятьдесят, но выглядел он от интенсивных вливаний - на все шестьдесят, а то даже и старше... Он - когда - то где - то воевал в какой-то горячей точке, - как он всем говорил, но вот где и когда - не рассказывал, просто пил со всеми, кто хотел с ним - выпить... Угощал часто он и Андрея, - когда тот забегал к нему - иногда, а в последнее уже время это - стало случатся довольно-таки, часто...
Сосед - притащил из кухни маленький телевизор, так как его большой - уже давно не работал, а времени и денег - на ремонт, как всегда, --- не было, и они под музыку Вивальди, коньяк и шахматы -- говорили о жизни, как умеют это делать только мужчины:
-- Грызет?! -- спросил Виталик, наливая по второй.
-- И не спрашивай... - Андрей тут имел в виду свою совесть, а сосед - его жену.
-- Слушай, а если -- поговорить?!
-- С кем? - Андрей имел в виду сразу трех своих женщин - мать, жену и Вику... -- С кем -- говорить?!
-- С ней, конечно! - и сосед указал пальцем на потолок, думая об Ольге.
-- Не стоит... Будут - проблемы!
-- А разве их так --- нет?!
-- Будут - больше...
-- Так, ладно, давай еще выпьем?!
-- Давай...
Он - здорово набрался и пошел спать в другую комнату, -- этот демократ Виталик, а Андрей одиноко и бессонно просидел в кресле -- перед недопитой бутылкой коньяка до утра, так и не заснув ни на минуту... Когда немного рассвело, он ушел, тихо захлопнув дверь соседа, -- прямо на работу...
Степан Федорович, -- сменный мастер, встретил его на их остановке:
---- Раненько ты, Андрюха, на работу бежишь! Ишь как зовет -- родной завод!!
---- Стихами вы говорить стали...
---- Да, это есть... Жена, вот мне тоже говорит, -- молодец, Степа, -- книжки всякие стал читать... -- Лучше поздно, чем...
---- И давно -- читать стали?!
---- Уже лет пять, наверное, -- как БВЛ взяли...
---- Всемирную?! -- ахнул Андрей. Им с матерью -- все было недосуг, а в бабушкиной квартире, где он сейчас жил с Ольгой, в тесной комнате -- едва помещалась их старая скудная мебель, -- кровать, -- оставшаяся еще от бабушки и детская кроватка Димки.
---- А то как же.... Без этого - никак нельзя... Пролеткульт, знаешь! Ликбез...
Сели в троллейбус.
Когда подкатили к проходной завода -- Степан как раз уже заканчивал обширную вступительную часть беседы о пролетарской культуре.
В цехе - все было по - прежнему. Стучали молотки... Помощники мастеров - проверяли ходовые части станков.
"Вот тебе -- и культура!" - подумалось Андрею, когда он привычно оглядел цех, в котором все было так -- и пятьдесят лет назад, наверное... Станки стояли - доисторические, грязи и пыли вокруг - было, увы, предостаточно, в углах цеха - свисала вековая паутина и тусклый свет недобитых лампочек под самым потолком -- цеха, тоскливо и грустно освещал все это, захламленное производство, в полувековой пыли и паутине которого, как в омуте, барахтались -- измученные непосильным и ненужным никому, -- почти рабским трудом, люди, --- ежедневно и ежечасно, - по крайней мере, -- большую часть своей жизни...
Все они здесь тянули, по привычке, -- свои дни и свои лучшие годы, -- по привычке шли сюда по утрам, а по вечерам домой, и так из года в год, -- десятилетиями и всю жизнь, - боясь опоздать сюда или свернуть мимо родного дома,-- жили привыкнув к своей привычке...
Андрей брезгливо поморщился, втискиваясь в робу, -- неудобную и неуютную, застиранную, и давно уже утратившую свой бывший синий цвет, пропитанную насквозь - мазутом и от этого - очень жесткую, даже неприятную на ощупь...
Глянув в треснутое зеркало в раздевалке - он снова, опять - еще раз удивился тому, что его лицо - не выглядело уж слишком усталым, и по нему нельзя было сказать, - что он уже несколько ночей - не спит, как следует, -- только его светлые глаза - слегка покраснели, а на его грустном, бледном лице слегка впали щеки, и появились вдруг под глазами - темные круги усталости... Его русые волосы, вьющиеся слегка на затылке и над высоким лбом -- как - то даже будто потускнели за эти несколько последних дней, - и утратили свой золотистый блеск, и уже как - будто и не вились так задорно и молодо, как еще пару дней тому назад... Высокий и стройный, - он совсем не выглядел на свои годы, и был внешне -- все как мальчишка, -- лет двадцати, или же чуть - чуть больше, -- так же, по - юношески, -- подтянут и горд своей красотой...
--- Андрей, -- окликнул громко его Петя Дындин, или Дындя, -- как называли его за глаза все, -- ты вчера утром в пригородном автобусе с кем ехал?!
--- С сестрой... -- неожиданно для себя -- выпалил Андрей.
--- Ну да, в обнимку... -- Дындя усмехнулся кривовато, блеснув рыжей фиксой. Его глазки -- посаженные глубоко на его лице, узком и вытянутом, вместе с его таким же узким и вытянутым под два метра, телом, - весь его вид, - сейчас выражал полное недоверие словам Андрея.
--- А что нельзя после долгой разлуки -- родную сестру обнять?! -- не сдавался Андрей. -- Почти год -- не виделись...
--- А сестренка у тебя - ничего! -- вдруг поверил Дындя, глупо растянув губы в нелепую улыбку. --- Познакомь, можешь?!
--- Да мала еще...
--- Все равно -- познакомь, а?! --- Я ее только в кино водить буду, клянусь! Такая красавица -- подрастает, а он -- молчит! И давно она -- у вас живет?!
--- Уже с месяц...
--- А выглядит -- как...
--- Слушай, Петр, будь другом, отстань, мне -- работать надо! -- взмолился Андрей.
--- Так и мне -- надо, а давай так, -- может, я к тебе домой, вечерком, на днях зайду, и ты нас -- познакомишь?!
--- Иди ты!! - Андрей уже начинал злиться. -- Ты себя в зеркале -- видел?!
--- Нет, не видел! -- обижено сказал Дындя. -- А может быть, я ей понравлюсь, а?!
Андрей отвернулся от назойливого Петьки Дынди и махнул на него рукой... Пусть стоит и ноет, если хочет, нужно -- работать!
Он -- возился с ходовой частью станка часа два, пока его наладил...
"Наладчик -- он и есть наладчик... -- убеждал себя он. --- Вот только личную свою глупую жизнь -- все не налажу никак, все в суете, да в нервотрепе!!"
Вика сегодня была -- ослепительно хороша! Он -- подъехал к остановке, как условились, -- в пять, ее шлем висел у него на руле, и пока он мчал сюда, -- все попадался ему на глаза, рассеивал его плохие мысли и сомнения о правильности его действий и поступков.
Она -- села позади него, обхватила его руками, и он в тот же миг, -- резко, сразу же --- почувствовал нарастающее желание, безоглядное, непреодолимое, мучительно - испепеляющее, жгучее,--- мгновенно возникшее, удивительно правдоподобное,- воспоминание о ее теле, о ее ласках...
Они понеслись к морю, к своему дикому пляжу, -- где никогда никого не было кроме них и морской пены, нагромождений камней и их любви, -- единственного их счастья!
Вика -- никогда не рассказывала о себе ничего, но он всегда чувствовал, что и она по - своему несчастна и одинока, а он -- не мог спросить ее ни о чем, не смел, а она -- молчала, но они нашли друг друга, и только рядом им двоим -- было хорошо...
В легком голубом купальнике -- она стояла на высоком камне, закинув руки за голову и подняв лицо к небу....
--- Я иногда, Андрюша, так хочу взлететь -- высоко - высоко, веришь! -- Очень хочу!!
--- О, это сложно! - он смеялся.
--- Почему же, Андрюша?! -- Если бы мне -- только крылья...
--- Ты стала бы ангелом, порхающим -- вон у той белой тучки, да? -- Или ты летала бы над морем, над волнами и скалами?!
--- Я стала бы ангелом -- за твоей спиной, оберегающим тебя от несчастий и бед! -- И научила бы и тебя -- летать, Андрюша!
--- О, я очень рад, что ты -- так меня любишь... -- еле слышно шептал он ей на ушко, а его сердце просто пело от любви к ней...
Он обнимал ее и уносил в свою пещеру, вернее, - под серые, нависшие над пляжем , -- скалы, в их укромное углубление... Там, на шелковистом разнотравье -- он устроил их ложе, там на мягком песке, под глинистыми сводами, -- он целовал ее, нагую...
Домой они возвращались -- на закате солнца, когда розовые облака --- уже нависали над горизонтом, а сгущающиеся сумерки густо синели в высоком небе.
Въезжали в город -- затемно...
Она, -- уснув за его спиной, - крепко сжимала тугим кольцом рук его талию, и оранжевый ее шлем - тихо и безмятежно дремал на его плече...
10.10.1984г.
ОДЕССА