Зудов крепко ухватился обеими руками за перила балкона, резко подтянулся, - сразу же очень быстро и ловко перекинул через перила балкона - одну ногу, за ней и вторую, - впопыхах соскочил вниз, торопливо шагнул и сразу же - очутился в квартире, так как эта балконная дверь была, к его счастью,- уже открыта, как-будто - заблаговременно оставлена специально для него,Славки,- своими насмерть перепуганными, спешащими во что бы то ни стало, уехать, хозяевами...
В этой дикой и невероятно нервной суматохе и сплошной неразберихе - все самое ценное и людьми долгими и тяжелыми годами нажитое - просто тупо оставлялось и бросалось кое-как, - отворенным, бесхозным и открытым всем ветрам...
Правда, чаще здесь попадались весьма предусмотрительные жильцы, - кои закрывали свои сокровищницы на ключ, - даже спешно убегая почти в никуда с куцым чемоданчиком, или двумя-тремя совсем мелкими узелками, - наивно думая, что точно и наверняка, - вернуться в самом скором времени.
Рюкзак, -- тот, что остался там, внизу, под балконом, в нише, - был уже доверху набит всякой всячиной, - всем тем, что попало Зудову под руку и казалось ценным, - было там и несколько золотых вещиц - колечек, цепочек, сережек, и прочей другой мелочевки, - серебряных ложек, пары-тройки песцовых, милых, легких и изящных женских шубок, несколько пар лайковых перчаток, три пыжиковые, почти новые шапки, и даже чудом попались ему - старинные дамские золотые часики, и чья-то, -- потерянная у автобуса, в давке и дикой суете, - стариковская, видимо, -- вставная золотая челюсть... Все это, - впихнутое спешно и кое-как, - уже распирало рюкзак, делало его бесформенным и уродливым...
В этой двухкомнатной квартире, очень ловко попав в нее - через опрометчиво забытый открытым, большой балкон, --- Славка Зудов первым делом стал рыться в шкафу, предварительно и сразу же, -- проверив замок входной двери, - а открыть ли ее потом?! Дверь была закрытой снаружи, но легко открывалась изнутри.
Зудов - выворачивал все карманы, стараясь быть неторопливым, - чтобы унять вдруг невесть откуда взявшуюся дрожь в непослушных, трясущихся руках.... Это ему не очень удавалось, -- какое-то глубокое смятение -- томило душу и холодным трепетом непокоя, - быстро наполняло сердце, и он - не мог унять его, не мог -- успокоить свое волнение и урезонить себя...
"Да что со мной?! Никак, нервы сдают! Сколько тут квартир, а я еще не успел и третьей части - осмотреть! Надо бы мне быстрее, да, но ведь и спешка - делу - то --- не помощник, что-то пропущу, не замечу..." --- жадно роясь в барахле, обалдело размышлял он...
В бельевом ящике старого платяного шкафа, где обычно прячут деньги и украшения, - шустрая и ловкая ладонь Зудова - внезапно нащупала какой-то небольшой, округлый предмет... Что-то скользкое,гладкое и холодное, с хрупкой, тоненькой цепочкой.... Это был - женский или даже, скорее сказать, детский медальон, да по всему видать, - весьма ценный и старинный, - серебряный, изящной работы, с очень красивой, выпуклой, круглой, нежно-розовой, ребристой эмалевой крышкой, - в виде розы.
Зудов его открыл... Милое личико юной девочки-подростка на блеклом, пожелтевшем от времени фото - худенькое, в мелких светлых кудряшках, тихо и вопросительно глядело на него темными бусинами глаз...
Зудов нервно сунул медальон в карман, -- но прежде он грубо выдрал из него фотографию, и скомкав, бросил ее на пол. Вопросительные бусинки глаз - оказались под адидасовскими кроссовками даже раньше, чем успели закатиться под шкаф...
Нетерпеливые поиски Зудовым еще чего-то, - ни к чему не привели.
В горке, у стены с фотообоями, на которых был ярко изображен водопад, - тоже ничего... Правда в ящике, -- во втором сверху, - нашел он старенькие часы -- "Победа." Вся обстановка квартиры внушала ему, Зудову уверенность в том, что еще не все потеряно, -- тут и стильный диван,и новый телевизор, ковры, кресла,и всякие модные штучки, и торшер, и камин... Если бы все это можно было унести на своих двоих, - то Зудов бы попытался, но...
Поиски на кухне тоже не привели его к успеху, - две чашки от недобитого турецкого сервиза -- кому они нужны?! Вазочка на столе -- все-таки была хрустальной, и Зудов, - ни секунды не сомневаясь, не мешкая, и без сожаления, - выкинул нарциссы на пол...
В спальне -- была новейшая аппаратура.. Зудов -- нервно, в сердцах плюнул, зло плюнул прямо на новенький, шикарный магнитофон, потому что, -- если бы еще час назад, он -- попал бы сюда, то, наверняка, он смог бы еще успеть поймать хоть какую-нибудь, -- ну, пусть даже, -- совсем плохонькую машину, -- поймать и вывезти все это отсюда, а что -- теперь?!?
Последний автобус, до отказа, --- битком набитый вещами и спешно эвакуируемыми отсюда жильцами, -- нервными и злыми от бешенной суматохи, -- беженцами, где - то с час назад шустро мелькнул за углом, но ему, Зудову, - пришлось еще где-то с минут тридцать просидеть в подвале, - в ожидании, пока все не слиняют из поселка...
Его, - как ни странно, вообще, никто и не искал , все были заняты собой, и ему очень повезло - остаться незамеченным...
Паника была -- страшная... Дрались, не глядя на женщин, детей и стариков, безбожно матерились, -- давясь при посадке в автобусы, которых было-то всего -- четыре. Мест всем -- явно не хватало, но было, также, и несколько грузовиков, и их тоже - брали приступом, дерясь за каждое место... Поговаривали, что вода уже близко, и с минуты на минуту - может быть уже здесь... Крики о том, что два моста уже смыло и только один, ближайший к их поселку, - остался, - окончательно разогрели панику и дико разъярили толпу, довели -- почти до остервенения! Стали из окон -- набитых и переполненных автобусов, - с визгливыми воплями выбрасываться без предупреждения -- чужие вещи, и в ту же секунду - эти, тут же освободившиеся места, - мгновенно занимались людьми, теми, для которых мест до того, -- уже не было...
Наконец, - эта общая каша - вещей и людей, в последней своей надежде на спасение, и в последнем автобусе, настолько тесном и переполненном, что он вполне соответствовал высказыванию о том яблоке, которому негде упасть, -- с трудом сдвинувшись с места, - выехала с поселка...
Зудов вылез из своего укрытия, и тут же, сразу и очень быстро, -- заранее припасенным ножом, -- вспорол все эти узлы и чемоданы, - валявшиеся у дороги, и те, огромные сумки и баулы, которые остались брошенными на остановке -- в суматохе такого спешного отъезда. Опасаться было уже некого...
Подбежали две какие-то голодные, тощие собаки... Они тоже хотели - лакомств! Однако, им лакомиться было - нечем... В баулах - провианта не было, только - барахло... Женское, очень дорогое, нежнейшее и тончайшее белье, новые мужские пиджаки, кожаные куртки, пестрые и модные галстуки, и... несколько золотых запонок, - но по одной от каждой пары, - все то, что второпях - успевали кинуть в свои сумки и баулы - отъезжающие...
Новые кроссовки "Адидас" - ему пришлись как раз впору, и Зудов, - тут же, скинув свои старенькие, видавшие виды и разбитые временем, -- подаренные ему доброй тетей Зоей, -- где - то, еще пять - семь лет назад, туфли,-- еще той ленинградской фабрики, -- "Скороход", - мигом вскочил в эти новенькие "адидасины", -- едва не закричав от радости!
Повязав себе на шею - сразу три новых, пестрых, самых - самых наимоднейших галстука, каких у него отродясь никогда не было и никогда не могло бы и быть - в жизни, и подхватив жадно -- пару ярких золотых запонок, автоматический японский зонтик и новые импортные плавки "Пума", он - ринулся со своим рюкзаком в первую попавшуюся ему -- парадную этого двухэтажного дома, и с диким криком, - с мощной силой, выбив ногой дверь на первом этаже, - ворвался в квартиру, как тайфун, и тут же резво принялся -- быстро набивать рюкзак всем ему попадающимся на глаза... Он шарил в шкафу и на кухне,- в этом тесном стареньком, облезлом бабушкином шкафчике на маленькой, чистенькой кухоньке - тут жила одинокая старушка, мамина подруга детства, -- тетка Зоя, которая вот только уехала, еле - еле успев уцепиться слабыми своими руками за самый последний автобус, - очень долго никто из толпы - не подпускал ее в борьбе за место, - даже близко ко входу в автобус, но она, - сотню раз отпихнутая толпой в сторону, в дикой давке, в панике, и с неимоверными усилиями, все же --- в сто первый раз - сумела, выдюжила, влезла - таки, все же и ей - повезло, и укатила...
Зудов -- очень давно знал эту старушку, а теперь даже жил у нее - всю эту неделю последнюю... Она - когда-то, очень давно, была очень близкой подругой его матери, и потом, уже когда их дома сваляли, - они обе - получили квартиры здесь, в одном доме.
Мать умерла, пока он сидел "-- в последний раз," - как он всегда и постоянно обещал матери, --- очередной свой срок, а их общую, двухкомнатную квартиру, пока его не было,-- странным образом заняли чужие люди, и обратно вернуть ее, - Зудову так и не удалось...
Тетя Зоя так и жила себе, -- всегда одна в своей однушке, не имея никого из родственников.... Он помнит,-- Зудов, что еще очень-очень давно, когда он был ребенком лет шести, или даже меньше, то они с мамой часто ходили к ней, в гости, - на соседнююю улицу... Она - жила сразу за углом, и ее беленькие, батистовые, нарядные, крахмальные занавесочки, - всегда так призывно были видны уже издалека, -- и всегда, -- словно звали его к себе!!
Тетя Зоя - милая, улыбчивая, добрая, вся такая -- чистенькая и свеженькая, вечно пахнущая мятой и разными травами, - она так любила эти травы -- заваривать по любому случаю, -- вместо чая, что ли, - и со всевозможными наливочками, настоечками, всякими отварчиками - лечебными и целительными - вечно возившаяся, она заваривала для них - свежий, бодрящий, прямо - таки божественный, никогда больше не виданный им в жизни - чай!! Невообразимо душистый, пахнущий чем-то таинственно и неповторимо, - какими -то невиданными, волшебными, небывалыми , ароматными полевыми цветами, свежей зеленью лугов, дальними странствиями и сказками, чем-то совсем необъяснимым, приятным и прекрасным, как сама мечта!!!
Запах этого чая и потом, на зоне, - всегда воспринимался Зудовым как запах детства, ушедшего как-то слишком уж быстро и далеко, и неповторимо счастливого...
В квартире тети Зои - ничего для себя интересного Зудов так и не нашел... Та же, старенькая, еще из прежней жизни, мебель, - живо напомнила ему - детство, вот на этом самом диванчике - он еще тогда сидел у окошка с цветочным горшком, в котором тихо рос какой-то загадочный цветок, который цветет почему-то - только на Рождество Христово. Так объясняла ему тогда, мальчику пятилетнему тетя Зоя, а он, маленький, в коротких штанишках, слушал ее певучий голос и сказки о добром Христе и тихо засыпал в ожидании мамы, которая вот-вот должна прибежать с дежурства, вот уже давно бы должна была быть, - и все никак ее нет! И он - в утомительном ожидании, и окончательно устав от напрасного своего сидения у окна,-- свернувшись у жарко натопленной печки, - в уголке, на маленьком потертом диванчике, - рядом с любимицей тети Зои, - кошкой Муреной, - незаметно для себя засыпал - под ее сказки о всепрощающем Христе... Кошка Мурена убаюкивающе ему мурлыкала - тихую и теплую свою песню, а тетя Зоя - вязала ему, Славке Зудову, чужому мальчику, - носки, ребенку - очень нервному, но наивному и доверчивому, а потому, - бесценному и вообщем-то, - единственному, так как своих-то у нее - не было...
А его мать, всегда развеселая, смешливая, ветреная красавица - Люда Хомякова, ее лучшая подруга детства и милая одноклассница, - белотелая, пышная, моложавая - не по годам, мало заботящаяся о своем чаде, - могла и задержаться где-нибудь по дороге к дому с очередным ужажером своим, все пытаясь и пытаясь - безуспешно устроить свою непутевую личную жизнь...
Славик Зудов, подрастая на чужом диванчике - у окна, в углу, возле тети Зоиной печки, - научился вскоре от безысходности и вседозволенности, - и врать, и воровать, потом попал в тюрьму в семнадцать - за изнасилование, вышел в тридцать с хвостиком, снова сел - по глупости,и вот только теперь - вышел, освободился...
Стал - лысеть совсем недавно, а на последней отсидке, - как-то совсем незаметно, всего за шесть лет, - вдруг очень быстро - из тонкого, стройного, голубоглазого парнишки, - превратился в обрюзгшего, с отвисшими щеками, плотной шеей, недоверчивого, подозрительного мужика...
Ту девочку, в парке - тоже звали Людой, как и его маму, - они с Игорьком-дружбаном, -- подцепили ее на танцах, она - была очень веселенькой, милой, белокурой и смешливой, и танцевала весь вечер - сразу с ними двумя, -- игриво шутила и смеялась, -- то со Славиком, то с Игорьком, никому не отдавая предпочтения... Злость Славика все росла и росла в нем, как снежный ком, и постепенно переросла в ревность, - девочка эта - ему очень понравилась, а провожать ее пошел Игорь... А над ним - она только посмеялась и назвала его - глупым и злым мальчишкой...
Возвращаясь как-то поздно вечером домой - дня через два после танцев - он встретил ее одну на темной аллее парка... Она не слишком сопротивлялась, даже сама полезла к нему с извинениями, обьятиями и поцелуями, когда они встретились... Зато на следующий день - сразу же заявили в милицию - ее родители. Когда она, расплакавшись, - рассказала им о ночном своем приключении, - уступив настоятельным их просьбам - все им рассказать, так как вернулась домой она - только под утро, так как домой - не торопился ни он, Славик, ни она, проведя вместе всю ночь, и гуляя по ночному городу - до утра...
Впервые в жизни, он - Славик, был счастлив! Они купались в парке, вода была очень теплой, хотя была весна, конец мая, они веселились от души, - ныряя и барахтаясь под высокими звездами, и Людочка - призналась ему, что еще в первый их вечер - он очень понравился ей, просто она хотела его - подразнить, чтобы он - тоже в нее влюбился!
На суде, подговоренная и запуганная Люда, - сразу все отрицала, но испугавшись всестороннего давления, она - была вся бледная и измученная - этим унижением, и каверзными вопросами, и уже не в состоянии совладать со своим нахлынувшим страхом, и болью, и обидой на всех, и на все эти дикие мучения, - уже не помня себя, вдруг стала, -- зло плача, говорить о том, что все случилось для нее - внезапно, что на нее - напали, что ею овладели - силой, принудили и избили, что ее - заставили, что над ней - издевались, и ей - угрожали... И под конец - заявила, что у насильника был нож, который он, якобы, - даже приставлял к ее горлу... У Славика в ту ночь,--- действительно, был с собой нож, и они - утром даже успели вырезать свои имена - на дереве у пруда в парке, со словом ---- "Любовь"... Как жаль, но все - пропало под страхом и родительскими угрозами, под страхом навеки утратить родительскую опеку и заботу! Для избалованной девчонки - это было важнее, чем судьба семнадцатилетнего полусироты, --- ведь Зудовых - всегда в квартале недолюбливали, а его мать - все открыто считали шлюхой, а отца, когда-то, давно - канувшего в Лету, - беспробудным пьяницей, дебоширом и развратником... На суде - свидетели припомнили младшему Зудову то, что его отец на улице - всегда раньше приставал ко всем женщинам и без разбору - всем улыбался, - так что же можно ожидать от его сына??!
Зудова - осудили... Людочка - потом даже писала ему на зону, долго и часто... Извинялась... Объясняла - причины. Он - не ответил ей... Годы в тюрьме - прошли как кошмарный сон... Пятнадцать лет - кошмара!
Он - не сошел с ума, как очень "повезло" там - бедным, некоторым, не резал себе вен, когда его хотели -- "опустить", как чаще всего на зоне - поступают с насильниками, но ему - там просто помогла случайность - вмешался пахан, зная правду о его деле, он там --- не глотал черенков от ложек на малолетке, когда других,-- сдуру глотнувших, этих бедняг, не выдержавших издевательств, - поднимали всей камерой - ногами кверху, и трясли, пытаясь спасти, - чтобы черенок вышел обратно сам, и чтобы его спасти от "больнички", где могут и не спасти... Он - не заболел туберкулезом, --- как многие из несчастных сидельцев, хотя не раз был выгоняем в толпе, -- из полусонного барака в предрассветные зимние холода, - из тепла постели - на глупую перекличку,и даже в лютые морозы - часами простаивая на диких ветрах и неистовой стуже, только для того, --- чтобы, наконец, услышать вдруг свою фамилию, и откликнуться... из последних своих замерзших сил... Ему, действительно, очень повезло - никогда не сидеть за одним общим столом с зоновскими изгоями, -- с этими замученными и терзаемыми - всеми зеками, и всей зоновской системой - "пидарами," с этими несчастными - бедными - "опущенными", с этими, всеми презираемыми, - " голимыми и гонимыми", и где даже -- весьма случайное, или неосторожное прикосновение к ним, -- приближение их к себе, или общение с ними, - сразу же сулило - оказаться в их числе на все время отсидки, и на всю оставшуюся потом жизнь на воле...
Так как он попал на зону - с отягчающими, и на "усиленный режим", то пресловутое - условно-досрочное освобождение (УДО) - ему не грозило, и нужно было тянуть весь срок - от звонка до звонка... Просто - тупо мотать свой срок все эти долгие свои пятнадцать лет, - тихо, безропотно и не особо высовываясь - работать на промзоне, - крутить сетку-рабицу, и ждать, чего-то ждать... Терпеливо и тщетно писать прошения о помиловании, о срочном пересмотре дела, и глупо, безнадежно ждать, покорясь судьбе...
Мама - очень редко, но иногда приезжала, "подогревала" его, но чаще - на долгие месяцы - забывала о его существовании, она, наверное, - опять пыталась - устроить свою жизнь... Ему повезло еще и в том, что он - не курил, но на пачках чая и на сигаретах многие - здесь делали бизнес, и - в основном, неплохой, и когда изредка мать появлялась - он мог немного пожить! За сигареты - тут можно было - все!! То есть -- почти все!
Купить "хавчик", теплые носки, поменять сигареты или чай на банку тушенки - давно не виданной вкусноты, справить себе к зиме - ботинки и телогрейку, - даже спичечный коробок чайной заварки - был здесь невиданным, а порой даже и бесценным, кладом!
Мать - не встретила его в день освобождения, наверное, просто забыла. Он приехал сам. Освободился - и приехал домой! Мама - постаревшая, какая-то высохшая вся, - встретила его испуганно и хлопотливо, даже, кажется, - не особенно обрадовавшись... Все больше - плакалась и рассказывала ему о своих долгах и бедах своей одинокой жизни... Она - торопливо смахивала слезы, и снова - говорила, говорила без умолку... Он - уходил к друзьям, чтобы - не слышать... Чтобы - не видеть ее измученного неустроенностью быта, лица, ее - голубых, когда-то таких прекрасных, а теперь усталых, слезливых, бесцветных глаз...
Не прошло и полгода, как его - снова посадили... В районе - обворовали магазин с промтоварами. Дело делали его новые дружки, - он знал это точно, но подозрение от власть имущих - пало на него... Да и что докажешь, когда он - только-только освободился,-- а у него даже нашли пуловер - из того магазина, потому, что его новые друзья - одолжили ему его поносить на какое-то время, наступали осенние холода, а он был - гол, как сокол... Не покажешь же пальцем на друга - который тебе, голимому, -- из жалости тряпку дал поносить, -- а ты ее, сдуру, сразу и напялил, псих, да в ней же и на люди - в тот же самый день - вышел, идиот! Покрасоваться - захотел??! Пусть, мол, все увидят, что Сява Зудов - в новом, турецком свитере - гордо по родной улице - вышивает прямо с утра! Увидели!! Да тут же, прямо на на глазах у всех - его и повязали - сразу и с поличным!
На суде - Зудов все взял на себя...
Отсидев и этот срок, он вернулся , в одночасье потеряв все - и мать, которая его не дождалась, и квартиру с пропиской, и все виды и надежды - на будущее!! Все было уже позади, вчера, и --- ничего не было сегодня, и не могло быть - завтра...
На кухне у тети Зои - висела старая потертая репродукция "Трех богатырей" Васнецова, - она висела там еще, в той старой квартире, и тоже - на кухне. Она - казалась и не слишком уж пострадавшей от времени. На ней - все было по-прежнему, и - всадники нисколько не изменились, они -- не постарели, только слегка выцвела и поблекла сама степь, на фоне которой они были изображены... Время - пожалело трех могучих всадников-богатырей, оно - сберегло их молодые лица, не запечатлело на их лицах - глубоких морщин и седин на висках, Время - Бог - пощадило их молодость, в глазах их - не прибавило - усталости, а в теле - дряблости или ожирения, они - были прежними, и навсегда молодыми...
О, как прекрасно - быть молодым, сильным, уверенным в себе, бодрым! Боже, как это - далеко теперь, где она, эта жгучая, светлая молодость?!?
В ящике кухонного стола - несколько потускневших от времени, старых серебряных ложек, - их он взял сразу, не раздумывая... В облезлой тумбочке, у кровати, в носовом платочке -несколько серебряных колечек и два золотых обручика из червонного золота, - тети Зои и мужа ее, - Василия, давно погибшего где - то, на какой-то стройке - народного хозяйства, он - был трактористом и утонул в болоте - вместе с трактором, а колечко - то уцелело, видно жалел носить...
Тетя Зоя - вдохновенно когда - то рассказывала ему, мальчонке малолетнему, - о неизвестных героях тех роковых пятилеток, о необходимой и самозабвенной их помощи молодой своей стране, о комсомольских стройках, о легендарных стахановских героях-шахтерах, о трудовом энтузиазме и подвигах во имя Родины, и, конечно же, - в конце этого длиннющего ее монолога, -- был всегда ее Василий, герой - комсомолец, - который совсем глупо и нелепо погиб, - по чьему -то недосмотру и нарушению техники безопасности, а по легенде тети Зои, - совершил подвиг и отдал свою жизнь - за Родину, он - был настоящий герой и ним уже очень давно гордилась вся страна, так как еще до войны - сам товарищ Сталин -- вручал ему что - то, какой - то орден, -- за что - то героическое...
Это - Славик всегда помнил... Фотография легендарного дяди Василия, -- увеличенная предприимчивой тетей Зоей у местного фотографа раз в сто, -- делала его похожим на плакатных героев первых пятилеток, - с орлиным носом, в великоватой, не по размеру, - кепке, он был - одним из многих и беззвестных сыновей могучей и великой Родины. Этот рукотворный плакатный монстр постоянно висел - на протяжении многих десятилетий над старой кроватью тети Зои - еще и на старой квартире, а теперь и здесь, и по ночам, -- вонзив очи свои в бедную свою жертву, клевал ей -- печень... На протяжениии всех этих долгих лет его вечной жертвой -- была бедная тетя Зоя, так и не вышедшая больше замуж, - живущая обреченной, одинокой вдовьей жизнью....
Сейчас, почти в сорок своих лет, - Славик осознавал, как тяжко было ей одной в жизни. Она, ведь, -- фактически, сама вырастила его, - Славика...
Родной матери - всегда было недосуг, у нее никогда не было времени на сына, и вот сейчас, - в этой квартире тети Зои, он - чувствовал себя сыном, пришедшим ограбить - свою мать, подлым сыном, замахнувшимся на святыню - на дом своей матери...
Все здесь - было ему родным, и вот эти занавесочки - в тихой кухне, и вот этот столик с кривыми ножками, - ведь когда - то он играл под ним, как под крышей, - так был мал он еще тогда, и так был велик для него -- этот столик... Сейчас же этот столик -- был накрыт белой скатеркой, а вокруг него -- стояли стулья, -- темные, с круглыми венскими спинками, -- такими родными, что каждый из них -- хотелось обнять...
Уже лет двадцать - он не был, да, это точно - двадцать лет, -- среди этих старых своих знакомцев - вещей, ведь ему -- уже скоро - тридцать восемь, боже, как стрелой - летит время!! А на скатерочке -- уж и цветочки - то все выцвели! Зудов все рассматривает цветы, как родные... Вот лютики, вот -- фиалки, а тут как всегда -- ромашки с листочками по углам, а в центре снова ромашки, но без листочков уже... Все, как и прежде ! Все как и прежде!! Ничего - не изменилось! Что он хотел здесь найти, в этой квартире?! Золото ? Ценности?! Что он, вообще, -- здесь и сейчас делает?!?!
Зудов схватил рюкзак и выбежал, хлопнув дверью. Вот она, - лестница на второй этаж... Нужно - туда, там --- наверняка!! У двери, -- добротной, дубовой, в темном лаке - он остановился, попробовал ногой -- поддалась, опять забыли закрыть... Мысль была, --- что за такой дверью не может быть пусто и бедно, там обязательно должно быть то, чем можно поживиться ! Вошел... В прихожей -- большое, высокое зеркало... Поглядел на себя... Слишком высокий и широкий, большой лоб -- из - за двух залысин на висках... Глубокие, словно спрятавшиеся от всех, светлые глаза, темно - русые волосы --- уже немного с проседью, темные брови и ресницы, - всем ты хорош, - только уже слегка одутловатое лицо и мешки под глазами -- весь вид портят, да и шея - налилась, отяжелела, и - живот уже расти начинает... Не семнадцать! И -- взгляд совсем какой - то не такой, как был... Глаза смотрят --- недоверчиво и хитро... Неужели же это ты, Славка?! Ты ли это?! Но разве же зеркала врут?! Конечно же, это ты, Славик, привыкай, Зудов, -- дорогой, годы ведь - не красят никого из смертных!!
С высоты второго этажа ---- был виден весь район - все шесть двухэтажных домиков этого поселка "городского типа,"-- как все его тут издавна называли, и маме когда - то тоже очень нравилось, что они -- именно здесь получили жилплощадь... Как давно все это -- было!
Славик - смотрит в окно... Там, вдали, за тем крайним домом, видна часть поля... Там - дорога... В город! По ней -- он всегда успеет уйти с одним-то рюкзачком! Только надо - быстрее здесь работать!! А с другой стороны домов, вон там, справа, -- там видно край зеленого леска и сочный зеленый луг, -- и как же все - таки хорошо, что он освободился вначале лета, и свежесть тут лугового ветерка --- проникает глубоко в его душу, - и дразнит, и манит - сердце его к себе!! А там, за тем лужком и дальним тем полем, за вон тем пригорком - там эта дамба, ее - уже дважды пытались взорвать -- на той неделе, и три дня назад, но тогда людей -- не увозили так спешно, как сегодня, говорили, - что угроза тогда -- была небольшая... Так, слухи,-- что пара диверсантов прорвалась, никто -- и не знает толком, -- поймали ли там сегодня кого, -- после первого взрыва, который был утром, и что где-то даже что-то --- масштабно затопило ниже по течению.... Вот суматоху - то и организовали с утра!! Говорили в суете, что ищут -- взрывное устройство, что их вроде бы было два, то - с меньшим содержанием тротила - уже взорвалось, а второе с очень большим зарядом - найти никак не могут, вот потому и взялись, типа, - вывозить людей! Толпу - шоферы успокаивали и менты, - что меры приняты и все - хорошо... Но толпа -- есть толпа! В давке орали -- что вода - идет сюда, что уже несколько деревень - смыто, есть жертвы...
" Может включить радиоточку?" - закрадывается очень плохое предчувствие, бередит душу... Зудов заходит на кухню, шнур от радиоточки - вырван с мясом и валяется под столом.
Зудов прислушивается, выйдя на балкон... Ему кажется, что где-то шумит что - то могучее, клокочущее, бурное... Ничего, воды - пока нет... "Совсем нервы - расшалились..." - решает зло Зудов, и заходит в комнату. "Нужно - работать, нечего тут ---- прохлаждаться и дурака на нервах - валять!"
Он - распахивает шкаф.... О, это удача! Шубка - легкая, нежная, песцовая... Еще - две шапки пыжиковые, лайковые женские перчатки - все в рюкзак, нечего с ними - возиться долго... Среди белья -- ничего интересного, да нет же, вот же они - миниатюрные золотые женские часики! Боже, да тут же целый клад - золотые росссыпи - срочно все в рюкзак! Вот и еще - два колечка золотых и милых - одно с изумрудом, а другое - так, -- кажется - рубинчик небольшой... Ну, и эта - золотая цепочка, - ничего, тоже не помешает! Брюлликов - нет, это конечно... Но - зато вот -- золотые сережки с рубинами, и довольно, -- таки, массивные!
Зудов машинально швыряет все в рюкзак... Спешит, ведь есть еще и другие квартиры, а там, наверняка, - тоже не пусто, - скорее всего! Надо -- не терять времени!
Все двери из коридора в квартиры -- закрыты! Зудов быстро возвращается в только что ограбленную квартиру... Отсюда с балкона -- можно по трубе газа перейти на соседний балкон. Операция --- хоть и рискованная, но возможная... И вполне, осуществимая! Славик --- перекидывает обе ноги через балкон, становится на трубу, и только тут -- понимает, что проклятый рюкзак -- будет тянуть его за спину, вниз... Так -- недолго и упасть, сорвавшись с трубы. Высота -- хоть и небольшая, но кости потом - будет собрать трудновато... Лучше его, этот чертов рюкзак, - скинуть вниз... О, внизу --- как раз ниша водостока, пусть рюкзак там - и полежит пока! Его же там - никому на улице не видно будет, никто -- и не подберет!!
Зудов громко смеется - сам себе: своим мыслям и страхам, вдруг вспомнив, что - подобрать рюкзак -- некому, никого ведь -- и нет....
Сбросить рюкзак --- секундное дело, тяжелее стянуть его с плеч, балансируя над асфальтом на одной ноге, -- которая на трубе, а вторая в воздухе, и цепляется за балкон, чтобы не свалиться ненароком... Фу, устал! Ну, наконец - то, содрал с плечей -- этот проклятый рюкзак... Теперь - нужно хорошо его сбросить, чтобы попасть точно в нишу... Ну вот... Порядок... Рюкзак в нише...
Теперь -- медленно-медленно, распластавшись по гладкой стене -- пройти вдоль фасада по трубе газа -- к соседнему балкону, - ну, всего - то метров восемь или десять, делов - то! Это - же пустяк!! Так может казаться - только со стороны, или снизу, например, - если ты сам издали наблюдаешь за чужими действиями, но если ты -- на трубе, все гораздо сложнее, друг!
Последние метры -- он преодолел на нервах... Ну, что тут еще?! Кроме - серебрянного медальончика с крышкой - розочкой и разжиться -- нечем... Давай отсюда, Славка, -- сколько еще нормальных квартир -- ждут тебя! Славик наклонился и снова поднял с полу - смятую фотографию из старинного медальона...
--- Вот так, девочка...-- сказал он вслух, -- и ты уже в прошлом, видишь, а ведь какая была -- красавица! Бросив фото на пол, Зудов полез в карман брюк... Медальон -- на месте, старинный, как и фото той, которая -- уже в прошлом... Зудов - ухмыльнулся, плюнул и вышел вон...
Спускаясь по лестнице, он вновь услышал явственный шум на улице, и совсем близко, -- вроде поток воды -- шумел, тут же, за домом...
---- Чепуха! - сказал громко сам себе Славик, -- ты, Зудов, - не психуй! -- Ты - еще успеешь и в соседние дома, не дрейфь!! -- Да только -- надо торопиться, а не по трубам - за медальонами скакать!
Он вышел из подъезда, взял рюкзак и почувствовал, или ему это только показалось, -- будто воздух стал свежее и чище...
"Вот теперь -- и в тот дом можно!" -- подумал Славка, глядя на дом напротив, но что - то остановило его.... Он снова оглянулся на дверь, из которой только что вышел... На него глянули - белые занавесочки кухни тети Зои.
"Зайди, ты должен вернуться! -- Тут твое детство, простись!"- - белые занавесочки потянули к себе его сердце, и он... тихо им покорился...
Три ступеньки... Дверь.. Вошел... Сбросил тяжелый рюкзак у дверей. Сел на диван, задумался... Все ли так, Зудов?!! Что же ты сделал хорошего, а, Славка, - за всю твою жизнь, -- кому?!?
" А может, так как --- в детстве... Уснуть -- ненадолго на этом диване, дожидаясь маму, и окажется, что вся твоя жизнь, Зудов, - тебе, милый, просто приснилась, - как кошмарный сон! Привиделась... А ты, маленький мальчик, -- слушаешь ты снова сказку тети Зои о добром Христе, и спишь -- сладко - сладко, как в детстве..."
Зудов - снимает куртку и ложится, свернувшись калачиком и поджав ноги в новеньких аддидасовских кроссовках, -- на старенький диванчик на кухне! Вот так, - как маленький, умный мальчик Славик, - лежал, тихо и очень внимательно слушая - добрые сказки холодными, зимними, очень долгими вечерами... Вот так и он - головушку свою светлую и несмышленную -- клал в уголочек, - Зудов укладывается на потертый старый диванчик и утомленно закрывает глаза... И совсем незаметно для себя - засыпает...
Когда прогремел мощный взрыв, Славик Зудов - очень крепко спал... Только чуть - чуть, едва заметно -- вздрогнул он во сне, и все... Сон его - был крепким, как в детстве, потому и не проснулся Зудов... Устал, умаялся, малец !
Снилось ему - как в теплом его, милом и тихом, детском сне - трещит печка и поет свои ласковые песни - умная любимица тети Зои, - кошка Мурена, и устало улыбаясь ему, - вяжет у старой, потрескивающей печки носки ему, -- девятилетнему своему сынку приемному, - тихая тетя Зоя, его добрая мама Зоя, -- приветливая, ласковая, всегда пахнущая травами и мятой, - как и ее диковинный чудный чай - из далекого его детства!!
Вода шла - высокой и очень широкой волной, смывая на своем пути -- все живое, и уже барахтались, беспомощно плавая в ней - собаки и кошки , и уже скрылись под водой дома поселка, и все, что было в нем...
14.04.1992г.-- 15.04.1992г. ОДЕССА