Глава из романа "Алунта. Время холодных зорь"
Все испуганно глянули друг на друга. Пранас подозрительно посмотрел на Виктора. Альбина кинулась к выходу. Виктор ей крикнул:
- Стойте! Сначала узнайте, кто они, и что им нужно, а потом уже открывайте, если только это «наши».
Альбина так и сделала. Она вышла в сенцы, подошла к наружной двери и осторожно спросила:
- Кто там стучит?
Из-за дверей послышался чей-то мужской голос:
- Это мы, хозяйка. Пустите погреться. Мы из города. Ехали на машине в Алунту. Машина сломалась, вот мы и идем пешком.
Альбина осторожно приоткрыла дверь и выглянула наружу. На крыльце стояли трое мужчин в военной форме. Один из них явно был офицером высшего ранга. Он сказал:
- Здравствуйте, пани, извините, как вас по имени?
- Альбина, - ответила Альбина.
- Извините за наше вторжение, но мы сильно замерзли, пока шли по дороге в это село. Наша машина застряла в двух километрах отсюда. Разрешите нам немножко у вас обогреться.
- Проходите, господа, милости просим, - сказала хозяйка, - у нас сегодня много гостей. Такой уж сегодня день – праздник. Она посторонилась, пропуская военных в сени.
- Разрешите представить себя и моих друзей: полковник Зарубин, а это мой адъютант, капитан Петрушевский и мой личный шофер сержант Анисин.
- Очень приятно, проходите в дом, пан полковник. И вы, панове офицеры, - пригласила их Альбина. Они вошли в дом, и увидели праздничный стол с закусками и выпивкой, и гостей, с интересом взирающих на их заледенелые лица.
Полковник Зарубин ехал из Вильнюса в Алунту к Вальке Ковалевской. Выкроил время на праздники и денька на два или на три решил отлучиться: проведать свою красавицу Валентину и, как бы за одно, нанести визит и проинспектировать Алунтских защитников, и обсудить с Вагонисом планы на весенне-летний сезон наступившего года. Они хотели въехать в Алунту на своей машине «Победа», как говорят, с корабля на бал, чтобы можно было хорошо погулять и повеселиться.
Зарубин хорошо помнил ту пышную встречу, которую оказали ему в прошлое лето защитники, капитан Вагонис, Анька и особенно его любовь Валентина. Он сидел в машине и мечтал о новой встрече с ней. Машина ехала по скользкой дороге не очень быстро, преодолевая занесенные снегом части извилистого «большака». На очередном спуске ее занесло и она, слетев с дороги в кювет, ударилась и заглохла, застряв в снежном сугробе. Все обошлось хорошо. Все оказались живы и невредимы, да и машина была цела. Но мотор что-то не хотел заводиться. И помаявшись с часок, пока не замерзли окончательно, Зарубин с капитаном и шофером-автоматчиком решили идти пешком до ближайшего населенного пункта, а там взять лошадь и уже на ней добраться до Алунты… И через час ходьбы в двенадцать часов ночи они, наконец, достигли заснеженной окраины деревни Антакщай и, увидев свет в доме Альбины, постучали к ней в окно…
- Матерь Божья, - тихо промычал себе под нос Пранас-Лютас. Этого мне еще не хватало. Только погадал, а уже и конвой явился… Но без Вагониса… Значит, это еще не конец…
А Зарубин, разряжая атмосферу от всеобщего молчания, первым подал голос:
- Пани и панове, извините за наше неожиданное вторжение… и разрешите представиться!
- Полковник Зарубин, капитан Петрушевский и сержант Анисин…
- Полковник, вы в дороге намерзлись, - сказала Альбина, - присаживайтесь с вашими друзьями к столу, выпейте, согрейтесь, покушайте. Садитесь же, не стесняйтесь. Давайте ваши шинели.
Она усадила их за свой стол рядом с Лютасом и Виктором. Зарубин повернулся лицом к Виктору:
- А вы, вроде, наш земляк! Вы из Алунты? – спросил он его.
- Да, я боец алунтского взвода защитников, Жигунов Виктор, - представился Виктор, - наша группа находится сейчас здесь для охраны жителей деревни Антакщай. Вот мое удостоверение, - он достал и показал удостоверение защитника.
- Ах, да! – спохватился Зарубин, и тоже предъявил уже свой документ.
- Молодец, земляк, ты хороший боец! – сказал он бодро. – Я вижу, здесь собрались все «наши». Ну, тогда можно и выпить.
- Да нет. Не совсем так, - улыбнулся Лютас. - Я как раз совсем не «ваш», пан полковник, но с удовольствием с вами выпью.
Зарубин повернул к нему свое удивленное лицо. Увидев его вопросительный взгляд, Лютас исправил свое мыслеизречение словами:
- Нет, нет, я хотел сказать, что я живу не здесь. И сюда приехал в гости к своему родственнику. И вот, зашел к своей бывшей однокласснице. А зовут меня Пранас Урбакявичус. Он развернул справку со своей фотографией и показал ее полковнику.
- Ну вот, теперь полный порядок. Мы знаем, кто вы. Вы знаете, кто мы. Анисин, голубчик, а ну-ка развяжи наш вещмешок и достань оттуда коробку конфет и бутылку коньяка: шоколад – для женщин, коньяк – для мужчин.
- Слушаюсь, товарищ полковник, - ответил Анисин и, развязав вещмешок, достал шоколад и бутылку коньяка.
Зарубин налил в стоящие рюмки коньяк и сказал:
- Господа и товарищи, поскольку нам посчастливилось так необычно всем сидящим здесь встретиться за этим столом, давайте выпьем за хорошие отношения и дружбу между русским и литовским народами. Поздравляю вас с новым, тысяча девятьсот сорок девятым годом и желаю всем счастья, здоровья и всяческих удач в этом году.
- Замечательно, пан полковник, хорошую речь сказали. Давайте мы хоть с вами чокнемся. А то, ведь, не всегда выпадает такое – пить в одной компании с полковником. Кому расскажешь – не поверят, - засмеялся Пранас-Лютас, чокаясь с Зарубиным.
- А, друг Пранас, в жизни и не такое бывает. Вот я, например, веришь, встречался и разговаривал с самим царем Николаем Вторым и даже видел, как его казнили, - сказал полковник Пранасу после того, как выпил и начал закусывать.
У Пранаса брови от удивления полезли на лоб.
- Да вы что! Это правда? Но это же не мыслимо! – удивился тот.
- Что «не мыслимо»? – уставился на него Зарубин. – Вы что, не верите моему рассказу?
- Нет, просто в одну ночь столько загадочных фантастических совпадений… Невероятно! Через столько лет жизнь свела нас –потомков и бывших участников тех далеких событий здесь всех, в одном месте, - воскликнул Пранас.
- То есть! Как это свела. Я что-то не понимаю! Я тогда, в восемнадцатом, еще совсем молод был, а вы тогда, дружище, еще под стол пешком ходили. Как это вы могли там участвовать? Не надо нас дурить, пан Урбакявичус, - усмехаясь возразил Зарубин, наливая еще по рюмке коньяка.
- Полковник! Вы меня не так поняли… Я хотел сказать, что мой дед по матери был латыш. А мой отец, литовец, некоторое время жил в Латвии, там он познакомился с матерью, там и женился. А потом, когда я родился, они переехали жить к родным отца сюда, в Литву. Так вот, мой дед мне и рассказывал, как в молодости он служил в армии у большевиков и там, на Урале, кажется в Екатеринбурге, и участвовал в расстреле царя Николая, - ответил Пранас.
- А! Ну это уже совсем другое дело, - поднял рюмку Зарубин. – Ну, а кто же еще был участником тех событий?
- Да вот молодой человек – Виктор, показал нам одну вещь, которая принадлежала царице Александре. И с помощью камня этой вещицы можно гадать и узнавать будущее. Вот мы и гадали здесь перед вашим приходом.
- Виктор, расскажите-ка вы сами про эту удивительную брошку, - обратился Пранас к Виктору.
- Ну-ка, ну-ка, Жигунов, давай рассказывай нам все, что ты знаешь. Сегодня ночь такая, как раз годится для фантастических рассказов, - обратился Зарубин к Виктору.
- А что рассказывать? Эта брошка из коллекции самой императрицы. Нашли мы ее в подушечке, которая досталась нашему отцу еще в восемнадцатом году, после расстрела царской семьи. Ценности особой она, вроде бы, не представляет, но благодаря удивительному свойству ее камня, эта вещь фактически бесценна, - сказал Виктор.
- А как вы узнали, что это вещь самой императрицы? – спросил Зарубин.
- Вот, смотрите сами, товарищ полковник, на брошке выгравирована надпись, - Виктор достал брошку и показал Зарубину.
- Да, действительно, это брошка самой императрицы, подаренная ей Распутиным.
Зарубин повертел брошку в руках и отдал Виктору.
- Наверно, она использовала ее, как талисман, - сказал он, - ведь царица верила во всякую мистику и часто гадала, особенно после того, как Распутина убили. Я знаю, как верили в него и поклонялись ему княжны. А наследника Алексея, говорят, он просто спасал от постоянных кровоизлияний и воспалений. Я был в охране Ипатьевского дома и помню, что после расстрела на их телах нашли медальоны с фотографиями Распутина.
- Они молились на него, считая его святым, но он не спас их от смерти, - не поднимая глаз, рассказывал присутствующим Зарубин. – Конечно, интересно было бы испытать этот кристалл и мне, но мы уже так много выпили, что никакие чары этого магического кристалла на меня не подействуют. Отложим это на завтра. Меня сейчас больше волнует, как нам вытащить из кювета машину и добраться до Алунты.
- Жигунов! – обратился полковник к Виктору. – Мне нужно встретиться с вашим командиром и договориться с ним, чтобы он связался по телефону с Алунтой и организовал спасательные работы, и доставку нас туда на лошадях.
- Товарищ полковник, да завтра утром мы все это сделаем, - ответил Виктор, - сейчас уже час ночи и наш командир и все защитники уже давно спят. Давайте подождем до рассвета.
- Конечно, господа, куда вы так спешите? Вы же у меня в гостях и я вас до утра никуда не отпущу!- весело заявила захмелевшая Альбина.
- О, пани Альбина, вот это нам приятно слышать. Я рад выпить за таких красивых дам! Ваше здоровье! – воскликнул, поднимая рюмку Зарубин.
- Спасибо, господин полковник, - засмеялась, чокаясь с ним, Альбина, - вы галантный кавалер и чтобы вам не было скучно, я принесу сюда «музыку».
Она встала и принесла граммофон с пластинками. Завела его и поставила какую-то пластинку. Комната сразу же наполнилась звуками прекрасной мелодии. Виктор сидел за столом, смотрел на Реню и ему казалось, что красивее и прекрасней чем она в мире девушки нет. Он нагнулся к ней и шепнул:
- Хотите, Реня, я вас сейчас нарисую?
- Как, прямо сейчас, ночью? – усмехнулась, удивляясь, она.
- Да, прямо сейчас… Вы так прекрасны в этом матовом свете лампы, что до утра ждать просто невозможно. Я сделаю хотя бы карандашный рисунок с названием «Гадание под Новый год», - сказал он ей.
- Хочу! – сказала она.
- Мама! – обратилась к Альбине Реня, - Виктор предлагает мне написать мой портрет при свечах. Разреши нам удалиться в мою комнату.
- Ренечка, доченька, а как же гости, это не совсем культурно – оставлять нашу компанию, - начала возражать Альбина.
- Но мы же будем рядом, в соседней комнате… А у гостей я попрошу извинения, - обратилась она к Зарубину, Пранасу и остальным.
- Да ладно, хозяйка, отпустите их, пусть молодежь гуляет, - добродушно начал упрашивать Альбину Зарубин.
- Ну, хорошо, - сказала она Рене, - только зажги там еще несколько свечей, чтобы было вам светлее рисовать, а мы вас потом позовем…
Когда Виктор с Реней уединились, она достала свой новый альбом для фотографий и мягкий карандаш с резинкой. Потом поставила перед зеркалом еще несколько подсвечников с горящими свечами и уселась позировать. Виктор расположил свечи перед зеркалом так, чтобы весь свет их, отражаясь от зеркала, падал на прекрасное лицо Рени. Он несколько раз подходил к ней, трогая обеими руками за плечи, заставлял поворачиваться ее на стуле, пока не нашел нужный ракурс для рисования. И когда он касался ее плеч, у него в сердце как будто бы что-то вспыхивало. И эта вспышка, растекаясь по всему телу, грела его душу приятным и сладким огоньком счастья. Поэтому он несколько раз старался задержать свои руки на ее плечах. Один раз он так приблизил свое лицо к ее лицу, что она даже закрыла глаза в ожидании его поцелуя, но он вовремя опомнился и виновато объяснил ей:
- Извините, Реня, за мои неуклюжие прикосновения. Мне нужно изучить ваше лицо, чтобы хорошо запомнить в нем каждую линию и каждую черточку.
- Нет, нет, ничего, изучайте. Мне это даже очень нравится, - говорила она, чуть слышно, и улыбаясь. А Виктор сидел, рисовал ее и был рад, что судьба подарила ему такую встречу, такое событие в ночь на Новый год. Он уже не злился на свое начальство, которое послало именно его сюда, в эту запорошенную снегами деревню в далекой глуши, где он встретил такую чудесную голубоглазую девушку. Он чувствовал, как их сердца бились в такт и притягивали их друг к другу с каждым часом все сильней и сильнее.
Виктор рисовал быстро и вдохновенно, он умел это делать и его карандашный рисунок все больше и больше становился похож на портрет удивительно красивой, сидящей перед ним, девушки. Несколько раз в их комнату заглядывала мать Рени, проверяя, «тем ли они занимаются» и, увидев, что они занимаются именно тем, чем нужно, удалялась.
А к утру, портрет гадающей при свечах девушки, был уже готов. Для них двоих, это была фантастически прекрасная и неповторимая в ощущениях ночь, где они могли любить, касаться и беспрепятственно наслаждаться созерцанием друг друга.
Утром, когда пропели «последние петухи», мать Рени позвала их к столу, и Реня, взяв рисунок, начала рассматривать его. Потом повернулась к Виктору и в чувствах поцеловала его в щеку.
- Ой, Виктор! Спасибо, это красивый портрет. Мне он очень нравится, - сказала она, и сердце у Виктора от радости взлетело к седьмому небу.
Реня вбежала в зал и крикнула:
- Смотрите, смотрите, вот он, мой фантастический новогодний портрет!
И тут все, осоловевшие от бессонницы и выпивки гости, с возгласами: «А ну-ка!» - кинулись рассматривать ее изображение на белой альбомной бумаге.
Первым подал голос Зарубин:
- Да, Жигунов, ты молодец – талант! Как быстро и как точно нарисовал-то, а! Хорошо, земляк, хорошо! – похлопал он его по плечу, подбадривая. – Ты настоящий художник. Тебе нужно ехать в город – учиться. Познакомиться там с другими мастерами, художниками, живописцами. Ведь живопись - это волшебство! Она сохраняет прекрасные моменты нашей жизни и отдает их вечности. Вот и Рене сегодня ты тоже подарил вечность, написав этот портрет. Мы все уйдем, все изменится, жизнь будет другая, а твой портрет останется, и твоя Реня так же будет смотреть с портрета на новый мир, как сейчас смотрит на нас, такая же молодая и вечно красивая. И все будут восхищаться этой ее красотой и любить наш мир, потому что красота – это знак любви! Давай, садись за стол, перекуси и нам нужно уже собираться, - закончил он вдруг свою речь, обращенную к Виктору.
- Полковник, не беспокойтесь, мы вам поможем. У нас же есть лошади. Вон и Пранаса попросим, он тоже нам поможет вытащить вашу машину из сугроба. Три лошади, я думаю, будет достаточно, чтобы привезти ее сюда, а здесь ваш шофер может ее и отремонтирует, - начала уверять Альбина Зарубина.
- Спасибо, хозяйка, спасибо! – ответил он. – Мы воспользуемся вашим предложением, но нам все равно будут нужны люди и связь с Алунтой. Так что, пока вы приготовите лошадей, мы с Жигуновым сходим в клуб к защитникам и организуем их на эти спасательные работы.
Выпив и закусив, они поднялись из-за стола, и начали готовиться к выходу. Реня с сожалением смотрела на Виктора. Ей не хотелось так быстро расставаться с ним. Поймав ее взгляд, он сказал:
- Я скоро вернусь, и мы вместе поедем вытаскивать машину на ваших санях.
- Пани Альбина, спасибо за угощение, но мы еще не прощаемся, - сказал, уходя, Зарубин.
Уже начало светать. Виктор, Зарубин и его спутники вышли на улицу и направились по протоптанной в снегу тропинке в сторону клуба. Там их встретил окликом часовой:
- Стой! Кто идет?
- Свои, Гердвилис! Пароль – «Саюдис»! Это я – Жигунов, иду с нашим начальником, полковником Зарубиным.
Гердвилис поднял винтовку и щелкнул затвором:
- Жигунов, ко мне, а остальные – на месте, - заорал он.
- Сейчас я объясню ему, товарищ полковник, а вы пока постойте здесь, - сказал Виктор Зарубину.
Он подошел к Гердвилису. Тот, наконец-то, узнал его и спросил, опуская винтовку:
- А, это ты, Виктор, а я думал, уже бандиты к нам пожаловали: ни хрена не видно, ведь. Что случилось? Кто эти люди? Где ты их встретил? – начал расспрашивать он.
- Это полковник с адъютантом и шофером, - ответил Виктор. - Я был у Рени, когда они тоже пришли туда… У них машина застряла на дороге в километре отсюда, вот и пришлось им идти пешком в деревню, чтобы переночевать. Они идут к нам в Алунту.
- Ну, ты Виктор, и даешь! – удивился Гердвилис.
- Только вчера подцепил и увел домой такую девку – паненку. А сегодня приводишь к нам полковника. Откуда они у тебя все берутся? Может ты, Жигунов, как маг-волшебник из мешка их всех вытаскиваешь, - пошутил он. - Ну, ладно, иди, поднимай Бурцева. Раз пришло начальство, то уже всем будет не до сна. Веди полковника в помещение, - добавил после всего Гердвилис.
Виктор вернулся к Зарубину?
- Товарищ полковник, прошу в помещение! Я сейчас подниму нашего «старшего» - командира подразделения Бурцева.
- Хорошо, Жигунов, пойдемте. Поднимайте людей, а мы здесь немного подождем, - приказал Зарубин.
Виктор разбудил, еще спящего, Яшку Бурцева и сообщил ему о полковнике Зарубине. Тот соскочил с нар, заправил обмундирование и поспешил к полковнику. Подойдя к офицерам, он отрапортовал:
- Товарищ полковник, старший наряда, Яков Бурцев!
- Хорошо, товарищ Бурцев, прервал его Зарубин, - вчера вечером мы ехали на машине в Алунту и застряли в сугробе, примерно в полукилометре отсюда. Надо срочно вытащить машину и доставить, хотя бы сюда, на ремонт. А если есть связь с Алунтой, то сообщить по телефону Вагонису, пусть он пришлет нам помощь. Но, я думаю, мы и сами с этим справимся. Нам пани Альбина уже пообещала дать пару лошадей, и одну лошадь с санями даст ее знакомый. Так что, от вас требуется поднять личный состав группы и помочь вытащить совместными усилиями из кювета нашу машину.
- Есть, товарищ полковник! Минут через десять ребята уже будут готовы к выходу на место происшествия! – доложил Яков.
Он побежал и начал расталкивать еще сонных защитников. Те постепенно поднимались, одевались и готовились к выходу. Затем отряд, построившись, направился в сельхозконтору, где был телефон и связь с Алунтой. Но связь с Алунтой почему-то не действовала, то ли от неисправности аппарата, то ли из-за сильного мороза и снегов оборвались на линии телефонные провода. Так и не дозвонившись до местечка, они всем отрядом отправились к поместью пани Альбины.
Когда Виктор с Зарубиным еще утром вышли из дома Альбины и направились в клуб, она кинулась к Пранасу:
- Альгирдас, что это значит? Ты стал вдруг Пранасом? Ты что, скрываешься от властей?
- К сожалению, это так, Альбина, и я тебе больше ничего не могу сказать. Называй меня так, как я сейчас числюсь. У меня нелады с властями и я приобрел новый паспорт. Смотри, не проговорись и не выдай меня. Иначе меня арестуют и посадят в тюрьму, - ответил он.
- Я тебя поняла, - сказала Альбина. Но ты, все-таки, поедешь на своей лошади вытаскивать машину из сугроба или нет? – спросила она Пранаса.
- Конечно! А как же иначе, мне нужно быть вне подозрения. А то начнутся расспросы, и это может привести к плохим для меня последствиям. Так что, хочешь, не хочешь, а помогать надо. К тому же, я рад этому. По крайней мере, делая такую услугу полковнику, я спрячусь под его широкое крылышко, и буду в безопасности, - заверил он Альбину.
А в действительности он, пользуясь тем, что органы госбезопасности еще не имели четких сведений о том, кто скрывается под столь устрашающей кличкой «Лютас» - Лев, и не знали его в лицо, решился на дерзкий и не продуманный шаг. Он задумал разыграть самого «шефа контрразведки» полковника Зарубина, доставить его в Алунту и одновременно выудить кое-какие сведения о цели его приезда в Алунту у защитников.
Лютас любил делать дерзкие и безумные выпады и не раз совершал их. В его душе сидел какой-то неугомонный и яростный бес, который так и толкал его на такие вот опасные поступки. Он шел ва-банк, понимая, что если его кто-нибудь узнает, то он моментально попадет в «лапы» контрразведки, а при сопротивлении может и погибнуть… Но было у него и еще одно «но», и даже не одно, а два! Ему нравилась эта юная красивая дочь Альбины – Реня. И он не хотел уступать ее какому-то неизвестному и непонятному русскому художнику, ведь каждая такая красивая литовская женщина – это генофонд нации, а этот генофонд должен принадлежать Литве, считал он. И поскольку здесь, в округе, лишь он являлся главарем, провозглашенной им настоящей литовской национальной власти, то лишь он один имеет здесь королевское право выбирать: кого казнить, а кого миловать, любить и жаловать своим вниманием.
Реня заметила это. Она весь вечер ловила на себе его пристально-настойчивые любовные взгляды, и ей это очень не нравилось. Да она и не знала, кто на самом деле есть этот незнакомый и странный «мамин знакомый» по имени Пранас. «Замашки у него какие-то бандитские, наглые», - думала она.
А Пранас тем временем, лишь только Альбина вышла во двор, чтобы запрячь лошадей, завел разговор с Реней. Он взял портретный рисунок Виктора и, разглядывая его, начал делать критические замечания:
- По-моему, портрет немного не точен, - сказал он.
- Как, неточен? Что вы имеете в виду? - оторопела Реня.
- Просто я хотел сказать, что так вы намного красивее, но вы, наверное, этого еще не понимаете. А ведь красота, Реня, это тоже богатство. И этим богатством нужно умело распоряжаться. А Виктор, ну кто он? По-моему, он вам не подходит. Вы из богатого литовского рода, и в вашем теле, может быть, бежит горячая кровь литовского князя Витовта. А Виктор? Нищий, никому не известный русский художник из Сибири. Ведь туда раньше царица за разбой ссылала на каторгу, - сказал Пранас.
- Это верно, - воскликнула Реня, - но это было раньше и не с нами, а сейчас уже все по-другому. А Виктор хороший, талантливый парень и он мне очень нравится. Ну и что, что он русский? Хороший человек: хоть литовец, хоть русский, он всегда хороший. А богатства мне не надо. Богатство – это еще не полное счастье. Полное счастье дает нам только любовь.
- Ой, пани Реня, пани Реня, - сказал, подходя к ней Пранас, - разве мало у нас своих местных женихов.
Он взял ее руку и нежно поцеловал.
- А мне не нужен местный. Я мечтала о приезжем принце. И Виктор, может быть, это и есть мой сказочный принц. А ведь звать-то его Виктор! Витя – по-нашему Витаутас. Вот вам и князь Витаутас, - сказала она Пранасу, чуть покраснев и смутившись от его поцелуя.
В это время во дворе послышался шум и звук голосов. Реня кинулась в прихожую, одеваться.
- Давайте скорее оденемся, Пранас, и выйдем во двор, поможем защитникам запрячь лошадей. Я слышу, они уже пришли, - крикнула она на ходу Пранасу.
От слова «защитники» у Пранаса екнуло сердце и появилось инстинктивное желание раскрыть окно и исчезнуть из этого дома незамеченным. «Защитники были люди местные и где тут гарантия, что никто из них его, вдруг, не признает», - думал Лютас. Но он пересилил свой страх, подумав: «Раз до сих пор все шло хорошо, фортуна благоволила, значит, так хорошо сегодня все и кончится». На всякий случай, он проверил и перезарядил пистолет «Вальтер», который был спрятан у него на поясе под брюками и вслед за Реней начал одевать свою верхнюю одежду. Конечно, он мог бы уйти, исчезнуть из этого дома заранее, но первой причиной его промедления была Реня и внезапно нахлынувшая его любовь к ней, и ревность оттого, что она достанется этому юнцу, защитнику Виктору.
А второй причиной присутствия его здесь было желание завладеть волшебной брошью последней Российской Императрицы. И все это можно было получить, устранив одного человека – Виктора. «Не такая уж сложная задача», - подумал он, одеваясь. Они вышли с Реней во двор, где их уже ждал полковник Зарубин с отрядом защитников. Пранас вывел и стал запрягать в сани свою лошадь, которая находилась в конюшне вместе с лошадьми Альбины.
На трех санях, запряженных лошадьми, Зарубин с защитниками отправились к месту вчерашней аварии. На первых санях лошадью управляла Альбина, на вторых – Реня, а на последних возницей был Пранас. Зарубин с шофером и лейтенантом Петрушевским сел в первые сани к Альбине. Виктор же пристроился ближе к красавице Рене, а с ним в сани сели еще трое защитников. Остальные четверо защитников расположились в санях Пранаса.
Погода стояла прекрасная. Легкий морозец без ветра был, почти что, неощущаем кожей лица и рук. Светило яркое солнце, и все вокруг было белым-бело от искрящегося под солнцем белого снега. Все были в хорошем настроении и подшучивали друг над другом. Гердвилис, увидев, что Назаренко, друг Виктора, сел не с Виктором, а в последние сани, весело сказал:
- Ишь, наш Виктор уже основательно пристал к паненке Рене, так, глядишь, скоро и свадьбу играть будем.
- Дружба дружбой, Назар, а паненка лучше. Не горюй, малец, вот станет Виктор помещиком, то есть, я хотел сказать, богатым, и возьмет тебя к себе в работники, в поместье. Так что, если нас разгонят, ты, Ефим, без работы не останешься.
Защитники посмеивались, а Назаренко лишь кривился от едких шуток Гердвилиса. Ему и впрямь было грустно оттого, что он терял своего хорошего друга.
Пранас управлял лошадью, чутко прислушиваясь к разговору защитников, и старался не поворачиваться лицом в их сторону, боясь чем-нибудь выдать свое негативное отношение к ним.
Виктор сидел во вторых санях возле Рени и был безмерно рад, что находится рядом с ней. Они улыбались друг другу, изредка перебрасываясь словами. Повернувшись, он спросил ее:
- Где это вы так хорошо научились управлять лошадьми?
- А что, разве негде? – засмеялась она. – Ведь мы живем в селе, а на селе без лошадей никак не обойтись. Вот мы с мамой и научились все делать сами – и лошадьми управлять, и хозяйство вести. Правда, только когда пахать и сеять нужно, тогда уж мужчин нанимаем. Для плуга нужны мужские руки. Мой папа, когда еще был жив, научил меня запрягать лошадей и ездить на них, так что я не белоручка и грязной работы не боюсь.
- Да, Реня! Вы как юная амазонка, сильная, смелая, красивая и такая романтичная, что у меня аж дух захватывает, - сказал он ей тихо.
- Вот и влюбитесь в меня, - сказала она, повернув нему свое прекрасное лицо, и глянула глубоко и томно в его глаза так откровенно, как только глядят друг на друга одни влюбленные.
- А я уже люблю вас, - прошептал он с грустью.
- Ну что ж … тогда увозите меня за тридевять земель в тридесятое царство, - прошептала она, улыбнувшись.
- И увезу, - сказал Виктор, - дай Бог, чтобы ничего не случилось…
А на первых санях Зарубин тоже донимал Альбину своими разговорами:
- Красивые места у вас здесь, пани Альбина, когда-нибудь летом приеду сюда, на озеро, порыбачить на пару деньков. Как вы, примете меня еще раз в гости ли нет? – спросил он ее шутливо.
- А что! Приезжайте! Я буду рада встретить такого знатного гостя, как вы, - засмеялась она. – Нам мужиков, ой как не хватает.
- Ну, вы сразу уж, за работу. Я же отдохнуть хочу, - весело запротестовал Зарубин.
- Так я не против. Отдыхайте себе, сколько вам вздумается, но для полноценного отдыха, как у вас говорят в городе, нужны всевозможные культурные мероприятия. Ну, а у нас на селе культуры мало, какие уж тут мероприятия, мы можем предложить только лишь свою любовь, стол с выпивкой и танцы при свечах, - пошутила она.
- А, в общем-то, у нас здесь действительно хорошо и если вы сюда приедете летом отдохнуть, то не пожалеете, - заверила она Зарубина.
Зарубин глянул вперед, на дорогу и, увидев свою машину, крикнул:
- Ну вот и приехали к месту происшествия.
Они всем обозом подъехали и остановились возле сползшей в кювет машины. Люди, спрыгнув с саней и подойдя к ней, начали осматривать ее со всех сторон. Затем, подкопав сугроб снега, зацепили машину за кузов крючьями и, привязав двумя веревками к саням, попытались вытащить ее на ровную поверхность дороги. Действовали все сообща, помогая лошадям тянуть изо всех сил и, вскоре, машина стояла уже, как ни в чем не бывало, на середине, занесенного снегом, большака. Ее так и потащили в Антакщай, привязанную веревками к саням.
А уже через час машина Зарубина стояла возле клуба под охраной одного из защитников, а сам Зарубин, договорившись с Альбиной и Пранасом и прихватив с собой Виктора, отправились в Алунту. Ехали, опять же, на двух санях, чтобы в случае чего, помочь друг другу в пути, так как дорогу зимой часто заносило снегом, и пробиться по заносам в одиночку было невозможно. Чтобы не слишком утомлять лошадей, разделились и сели по двое человек в каждые сани.
Виктор с Зарубиным ехали на санях Рени, а Пранас вез Петрушевского и шофера. В пути Зарубин сначала молчал, потом, когда пробились сквозь сугробы и расчищали дорогу, оживился:
- Знаешь, Жигунов, - завел он разговор с Виктором, - эта брошка, которую ты мне показывал, как реликвия царской семьи имеет историческую ценность и она должна находиться в государственном музее. Так что, придется тебе ее отдать мне под расписку, а я потом оформлю документы и пришлю тебе деньги в виде компенсации за нее. Ведь она у тебя с собой? – спросил его полковник.
Виктору было жаль расставаться с такой ценной и загадочной вещицей и он ответил:
- Нет, я оставил ее там, в Антакщай, в вещмешке.
- Жаль, а то бы я у тебя, ее сейчас и забрал, - сказал Зарубин. - Ну, ладно уж, когда вернемся за машиной, тогда и отдашь, - решил полковник. Да ты не расстраивайся, тебе ведь деньги хорошие за нее заплатят, - заверил он Виктора, увидев его недовольное лицо. – Ты мне, Жигунов, лучше про Вальку Ковалевскую расскажи. Как она там живет в Алунте? Не гуляет ли с кем? Нравится она мне, Жигунов, так же как тебе твоя Реня… Да, да, - сказал он, улыбаясь Рене, которая повернулась к ним лицом.
- Что, удивляетесь? Думаете, раз сорок восемь лет, так и любить старик уже разучился? Нет, милые, здесь тоже еще бьется горячее и пылкое сердце, - сказал возбужденно Зарубин, стуча себя кулаком в грудь.
- Так что, не только вам, молодым, порою сильно любится, а и у нас, у стариков, такое случается. А когда я еще был молодым, нравилась мне у нас в селе одна девушка, ее тоже, как царицу, Александрой звали, красивая тоже была. Но мне не повезло. Я тогда для нее был еще слишком молод, а нашим девчатам нравились все приезжие, да постарше. Чтоб понадежнее жених-то был. Вот так мы и расстались… Она вышла замуж за другого, за приезжего, и уехала из нашей деревни. И больше мы с ней с тех пор так и не виделись, - закончил грустно свой душевный монолог Зарубин.