Я понимаю
- Да-да! Я понимаю, просто у меня проблемы с наличными и я решила тебя набрать, напомнить…
Короткие гудки наложились на её последнюю фразу.
Лена на секунду замерла, а потом вошла в подъезд. Пока она ехала в лифте на двадцать третий этаж, она решала – сказать ли правду дочке, или нет? На кремлёвскую ёлку денег не было.
Пять часов. Телефон мягко завибрировал, и Лена обреченно сняла трубку:
- Леночка! Здравствуйте, я не увидела от вас денег на карточке.
- Да, Зоя Матвеевна, у меня что-то с клиент-банком.
- Понимаю! Я оставила ваш пригласительный на входе, спросите у охраны Феликса…
Сердце Лены затрепетало!
-… только, Феликс без денег вам его не отдаст! Кремлёвская ёлка тридцать первого декабря, сами понимаете!
- Понимаю, Зоя Матвеевна, как не понять!
Когда она вошла в квартиру, дочка, капризно нахмурив брови, рассматривала себя в зеркале. Как она была красива! Стройная, высокая – в тринадцать лет догнавшая по росту маму – с ямкой на подбородке, доставшейся от отца. Говорят, что мужья любят дочерей до тех пор, пока они любят их мать. А что делать матерям?..
- Мама! Мне точно идёт сиреневое платье?
- Точно!
Дочь посмотрела на неё, нахмурилась, потом подошла и обняла. Лена почувствовала, как замёрзших щёк прикоснулись пахнущие теплом и мандаринами губы.
- Я так тебе благодарна, мамочка! На этой ёлке будут все со старой школы.
Лена обессилено прислонилась к дверному проёму. Надо ехать! В конце концов, есть кредитная карточка, а до очередного платежа за квартиру еще десять дней!
Шурику нравилось грабить банкоматы в новогодние праздники, когда ради мелкой кражи банкомата свою задницу никто не оторвёт от новогоднего стола, или стула ради мелкой кражи в Пассаже. Шурик усмехнулся. Автомат, как маленький зерноуборочный комбайн, отмолотил ему сначала десятитысячные, потом – пяти и тысячки. Мелких не осталось. Быстрый цокот двух пар каблуков заставил его поторопиться.
- Мама! Ну как ты могла не снять деньги!
В голосе чувствовались слёзы.
- Мы опоздали! Всё! Я уже их никогда не увижу!
- Сейчас, сейчас! Подожди! Здесь должен быть банкомат.
Что-то в голосе женщины, возможно смертельное отчаяние, заставило Шурика остановиться. Послышался звук клавиш, и резкий, отчаянный вдох.
- Сейчас, сейчас, родная! Мы найдем ещё один банкомат!
Не найдут, подумал Шурик. А потом, может быть звон курантов, пробивших девять, или что-то ещё, заставили его вернуться к банкомату, посмотреть в уставшие и отчаянные глаза матери, протянуть ей пачку пятитысячных купюр и сказать:
- Простите, вы обронили. Я видел…
Зубы
Нина всегда подозревала, что её покупатели – инопланетяне. С первого дня, когда отмывала от крови новый магазин, а жители маленького элитного посёлка заходили к ней посмотреть на бурые потёки на стенах, наблюдая, как тряпка оставляет за собой блестящую белую дорожку кафеля.
Она хотела закрыть двери, но комендантша сказала:
- Не закрывай!
А когда Нина попыталась возразить: мол, как они потом здесь будут колбасу покупать? Та сказала:
- Интересно им! Какие тут развлечения, когда мужья по своим кабинетам разъезжаются. Разговоров о том, как продавщица себе руку ножом оттяпала – на неделю хватит.
И правда: приходить стали уже к вечеру, оставляя огромные черные машины у порога, и заказывая всё какими-то микроскопическими дозами: пятьдесят пять грамм водоросли, сто грамм лягушиных лапок, шестьдесят граммов черной икры… Инопланетяне!
Вечером, когда детей обслуги привозили со школы, они квасили с комендантшей в горькую – две прокуренных одиноких бабы-разведёнки, с высшим педагогическим образованием, и смотрели, как дочки едят в специально отведённом для них кафе.
- Нина, ты чего без зубов?
Нина и в самом деле стыдливо прикрывала рот, когда говорила и улыбалась.
- Да после родов посыпались, а потом – мост полетел…
- У нас тут зубной кабинет есть. Я договорюсь.
Стоматолог сразу предложил импланты. Стоили они, как машина бывшего мужа, и Нина стала приценяться к мосту. Сначала надо было вылечить остальные зубы, поэтому ходила она к нему через день, и всякий раз, когда её взгляд останавливался на рекламных плакатах, росло в душе давно забытое чувство желания хорошего, именно для себя, это «Хочу!», задавленное сэконд-хендами. Но как?
- Знаешь, Нинка, - пьяным смехом заливалась комендантша, – ты как меньетчица с Тайваня! У них тоже передние зубы вырывают.
И Нина вторила ей прокуренным смехом.
Но мысль запала.
Среди клиентов попадались разные. Один из них, маленький, юркий, чем-то неуловимо смахивающий на президента, и в таких же дорогих костюмах, приглянулся ей. И когда он, в очередной раз заказывал «пять граммов по-французски», и раскрыл портмоне, она решилась, и ломким голосом предложила ему…
- Миньет?
Он опешил, а потом понимающе посмотрел на раскрытый бумажник.
- А что, это даже интересно.
И он шагнул к ней за прилавок и расстегнул ширинку. Нина неловко опустилась на колени, и когда что-то юркое и маленькое попало ей в рот, начала совершать быстрые движения головой.
Клиент поднял голову к потолку, и Нина не увидела, как из его рта быстро метнулся и оббежал лицо раздвоенный язык.
Кремлёвская ёлка
Он подошёл к огромному, во всю стену, зеркалу в фойе. Сощурившись, посмотрел на себя. Приходится быть самокритичным. Надо стареть, а ему так не хочется!
- Господин президент, всё готово!
Владимир Владимирович легко взбежал по лестнице туда, где алели портьеры, закрывавшие проходы на балюстраду балконов второго этажа. Подошел к самым перилам, на которых были укреплены микрофоны. Перед ним распахнулось огромное пространство зала – с ёлкой, украшенной огнями хрустальных шаров, и золотыми ливнями мишуры.
- Друзья мои! Соотечественники! Сегодня – великий день. Все, кто собрался в этом зале, посмотрите вокруг! Здесь – только свои, здесь нам некого бояться!
Он увидел, как овалы лиц повернулись – приглашенные смотрели друг на друга. Потом бледные пятна вновь обратились к нему.
Он легко вспрыгнул на широкие перила балкона и прошел по ним несколько метров. Внизу ахнули.
Путин сорвал с себя галстук и бросил его вниз, потом ухватился пальцами за пуговицы на рубашке и стал медленно их расстегивать. Он видел, что в ближайших рядах всё поняли – и на полированный паркет полетели пиджаки и платья.
Резким движением он сбросил с себя остатки одежды и, уже абсолютно голый, нащупал в пупке кнопку, нажал её – и человеческая кожа начала сползать с изумрудного тела рептилии.
Семьдесят килограммов – средний вес невысокого человека – превратились в тело огромной ящерицы, длина которой от хвоста до кончика ноздрей превышала два метра.
Он зашипел. И громкое многоголосье ответного шипения поднялось со всех сторон зала.
То, что было президентом России, наклонило голову вниз, высматривая первую жертву. Раздвоенный язык щупал воздух. Ему понравилось аппетитное тело женщины средних лет, которая стояла с дочерью под балконом. Он уже приготовился прыгнуть, но юная девушка, совсем ещё девочка, одетая во что-то сиреневое, которая держала эту женщину за руку, в два движения сбросила с себя платье и кожу, чуть отклонилась назад, а затем в резком выпаде вырвала зубами её трахею.
Кровь забила фонтаном, и рептилия заклекотала, подставляя алым струям раскрытую пасть.