По притоку Угрюм-реки. Часть 2, окончание

Анатолий Емельяшин
                начало, часть 1 здесь: http://www.proza.ru/2013/12/30/2045

Фото: Скальная "стрелка" устья Цыпы
               
                Из книги «От Вишеры до Витима».
 
    Продолжаем погоню уже одним экипажем. Взлетая на очередной водяной холм, стараемся разглядеть хотя бы останки байдарки, но впереди только сумятица обезумевшей реки. Иногда мелькает что-то тёмное. Днище байдарки? Догнав, убеждаемся что это всего лишь обломок дерева.
    С момента начала погони прошли считанные минуты, наша скорость предельная – не могла река унести лодку так далеко, вот-вот мы должны её настигнуть.
    С ходу пролетаем порог за порогом.  Лавируем, идём  по самому краю дорожек валов, рискуя быть опрокинутыми отбойными валами. Здесь мы можем развить большую скорость, обогнать бег реки. В валы на большой скорости не сунешься: проткнёшь вал и он тебя придавит.
   
    Опомнились только, когда впереди река как бы провалилась вниз. А за провалом в водных брызгах расцвели сразу две радуги. Стоп! Это же громадный «падун»  на сужении, порог № 26! Сложнейший участок!
    Степень риска переросла потребность в нём. Будь впереди люди, можно и нужно было продолжать эту гонку. Но там всего лишь байдарка, мы одни на воде, и помочь нам уже будет некому. Остальные экипажи сзади за четырьмя или пятью порогами.
    Всё это мы осмысливаем уже на берегу, причалив к небольшой терраске у начала крутого слива.
   
                * * *
    Валерий, прихватив ружьё, ушёл вниз по реке: вдруг байдарку где-нибудь выбросило на камни?
    Я иду назад через голец. Мысли далеко не весёлые. Люди целы, а где байдарка?
    Пробираясь по «живым» осыпям среди самого неприятнейшего на свете растения – кедрового стланика, – выхожу на вершину. И не понимаю, что за местность передо мной? Срезая излучину, пошёл через гору и влип: впереди не ущелье реки, а вздымающиеся до горизонта гряды гольцов. Значит, увлёкшись медвежьими тропками, продираясь через стланик, где-то потерял нужное направление?
    Скоро вечер, а ночевать в гольцах среди чахлого леса и непролазного стланика,– дело непривлекательное.
    Определяюсь по компасу  и почти бегом ломлюсь через стланик вниз, в распадок.  На дне распадка – водопадный ручеёк; по его руслу я уже наверняка выйду.
 
                * * *
    Через час, в сумерках выхожу на реку и разыскиваю бивак. И узнаю новость: байдарка найдена. Но радости на лицах ребят не вижу.
    Ведут мена на берег в  место, где Женя так лихо выбрасывался на камни. Теперь я понимаю причину его рискового причаливания: он заметил байдарку, застрявшую среди камней и коряг, мы же проскочили мимо.
    На плитах – потерпевшая аварию байдарка, вернее, её останки – искореженный металл и рваная оболочка. Я не разделяю уныние ребят, я оптимист. Восстановить можно всё.
   
    А пока разбираем каркас, сворачиваем оболочку и пакуем всё в тюки. Завтра будет ремонтный день. Нам предстоит соорудить из этого хлама новое судно. Задача сложная, но выполнимая: минимум инструмента есть, а опыта накоплено достаточно.
    В сумерках подошёл Валера – принёс  тент для бивака. Его устанавливаем на крохотном пятачке под скалой, лучшее место искать  лень: утром переберёмся к моей байдаре.

                * * *
    Поздний вечер. На западе ещё светятся паутинообразные облака, но скоро и они темнеют. Мы в устье Воймакона, одного из притоков Цыпы. Вечером увлеклись спиннингом и сейчас возимся с засолкой ленков. Растрескавшиеся ладони саднят от соли, а рыбы ещё целая гора.
   
    Первые дни самым добычливым был Валера, это он вытащил самого рекордного (4,3 кг) ленка. Причём, спиннингом он не пользуется – раскручивает блесну над головой и забрасывает рукой, так же руками вытаскивает леску с добычей.   
    А сейчас, потеряв «удачливую» блесну, охладел и вот уже второй вечер подбивает Евгения на ночную охоту за тайменем. Роли у них распределяются так: Женя машет в темноте спиннингом, Валерка, дымя махоркой, комментирует неудачные забросы и зацепы.
    В предыдущую ночь не везло, и эпитеты, которые он прибавляет к слову рыбак, достигли высочайшей красочности.

    Володя, готовится к утренней охоте: набивает патронташ, пробует лезвие кинжала, второй раз за день чистит и укладывает рядом со спальником свою громоподобную пушку.
    Завтра дежурный будет будить его на рассвете, но разбудит только к завтраку. Выслушав наши «лестные» отзывы о его охотничьих успехах, он всё же уйдёт вверх по тропе.
    Через некоторое время неподалёку бабахнет выстрел, затем у костра появится охотник с подозрительно опухшим лицом и заспанными глазами. И начнётся второй этап этой бескровной охоты – утренняя чистка ружья.

    Наконец совсем темнеет. Рыбаки идут в устье, и вскоре мы уже слышим приглушенные Валеркины комментарии. Но на этот раз удача. Неумолкающая трещотка спиннинга заставляет всех, бросив дела, выскочить на берег.
    В лучах фонариков видим, как огромная рыбина мечется в воде, а Женя аккуратно подводит её к берегу. У берега таймень вылетает из воды, делает «свечу» и снова уходит в глубину, раскручивая заливающуюся трещоткой катушку.
   
    После очередной борьбы рыба утыкается мордой в берег, а полные энтузиазма помощники бросаются в воду, чтобы прижать её к камням и «вызволить» беднягу из холодной воды на ещё не остывший, прогретый за день, бережок.
    Происходит то, что и следовало ожидать: таймень взбрыкивает, срывается и, обдав всех водой, уходит вглубь. И уносит как сувенир оторванную блесну.

    Обескураженные помощники уходят к костру. Женя привязал новую блесну и продолжает хлестать леской по воде – он уверен в удаче, лишь бы не мешали.   
    Третий же заброс даёт результат: видимо родственничек того тайменя решил и себе добыть блесну.
    Меняем тактику: фонарики подсвечивают подведённую к берегу рыбину, а я беру её на мушку карабина, мучительно припоминая законы преломления луча. Соображаю, выше или ниже послать пулю.
    Результат тот же: Женя, чертыхаясь, собирает то ли отстрелянную, то ли оборванную леску, а таймень, видимо, хихикает где-то в глубине и жуёт благополучно утащенную железяку.

    Только прогнав всех прочь, Евгений в третий раз подсекает рыбину и вытаскивает её на берег благодаря отсутствию нашей помощи. Милостиво разрешает нам подойти и полюбоваться.
    В губах огромной пасти три блесны! Невероятно! Блесну хватал один и тот же таймень!
 
    Чуть позже умыкнуть блесну попытался ещё один, но Женя начеку: долго водил, мучил, и выволок на берег так же без помощников. А утром третьего вытаскивает Анатолий.
    У нас два Толи, но младшего мы зовём по отчеству – Петрович. Он не увлечён ни охотой, ни рыбалкой – занимается этим, как и я, только для пропитания. Но охота на царь-рыбу – тайменя и его увлекает. Подцепить лосося сибирских рек, это мечта каждого и рыбака и не рыбака.
    И до чего же вкусны деликатесы из тайменя! А особенно уха из голов, плавников и хвостов!

                * * *
    Поздняя осень раскрасила прибрежную тайгу в невероятные тона. Едва желтеющая в начале похода нежная хвоя лиственниц стала ярко-золотистой, красным пламенем горят кроны редких здесь осин, листва берёз почему-то не желтеет, а сразу приобретает коричневый цвет.
    На этом пёстром фоне особенно ярко зеленеют шапки кедров и кажущийся зелёным ковром стланик на склонах сопок. Исчезли комары, но ещё злее стали полчища мошки. От гнуса избавляют только ночные заморозки, но утром мошка снова ходит тучами.
 
    Так же быстро, как и наступающая осень, приближался конец похода. Дни всё убыстряли свой бег, и в разговорах ребят стали появляться тоскливые нотки: скоро кончится маршрут, а с ним и отпуск, и как жаль, что это увлекательное путешествие нельзя растянуть ещё хотя бы на месяц!

    В первые дни после аварии пострадавший экипаж как бы «потерял себя»: то жался ближе к берегу, то без надобности залезал в опасные валы. Ребята явно нервничали и нужна была какая-нибудь встряска, чтобы к ним вернулось присутствие духа.
    Такое бывает. Несколько лет назад после оверкиля в соревнованиях на кавказской реке Риони я тоже долгое время ощущал безразличие к опасностям и инертность. Пропала жажда борьбы со стихией. Только очередной оверкиль на Карельском перешейке, поставил всё на свои места. Клин вышибается клином.

    Очередную серию порогов проходим без разведки. Каскад меняется каскадом, задавая нам приличную трёпку. Час напряжённой борьбы измотал нервы. Устали глаза, устали мышцы, стала притупляться бдительность.
    На 103-м пороге сзади снова суета, снова оверкиль. Разворачиваемся против потока и идём на сближение с перевернувшимся экипажем.
    На этот раз всё предельно чётко: ребята рывком поставили лодку на плав и вот уже один, сидя верхом, выгребает к берегу. Страхующие общими усилиями выводят пострадавших на тихое мелководье.
    Лица у парней хоть и возбуждённые, но не испуганные. Улыбаясь, обсуждают свой неудачный маневр и чёткую работу после переворота. Второй оверкиль воспринят как досадная случайность, обретена уверенность в собственных силах. Лечение удалось, всё в порядке.

                * * *
    С охотой нам как-то не везло. Пернатая дичь, конечно, не в счёт: её было сколько хотели. Ребят привлекала встреча с крупным зверем и, увидев в прибрежных кустах мелькнувший силуэт козы или оленя, они высаживались на берег и с ружьями убегали в тайгу.
    Многочисленные следы хозяина тайги так же вызывали азартный блеск глаз – горели мечтой встретить на звериной тропе косолапого и уложить его меткой пулей.
    Однако встречи эти бывают настолько неожиданными, что пуля режет воздух, а охотник и мишка, одинаково испуганные, несутся в разные стороны…. Это в лучшем, счастливом случае: косолапые тоже имеют свой характер и норов. Не все панически боятся человека.

    Много раз мы слышали, как с треском пробирался в тайге зверь, часто встречали совсем свежие следы на берегу, свидетельствующие о его поспешном бегстве, но встретить медведя в этом походе не удавалось.
    Впрочем, не все жаждали встречи, я предпочитаю не встречаться: была пара встреч, больше не хочу. 
    На Полярном Урале я со скоростью ракеты убегал к нашему биваку, обнаружив, что вслед за мной по берегу идёт косолапый и поедает пойманных мною и брошенных на гальку хариусов.

    Уже незадолго до конца маршрута, возвращаемся с Геной к берегу от избушки охотников-соболятников. На песчаной тропе видим свежий след медведя, ведущий к нашим байдаркам.
    Удивились величине отпечатков и пошли с косогора вниз. И вдруг снизу навстречу нам, ломая кусты, с шумом ринулось что-то огромное. Ноги мгновенно одеревенели.

    Шум несущегося по косогору зверя нарастал. Рука инстинктивно рванулась к плечу, но карабин лежал внизу в байдарке и даже ракетница – наиболее эффектное при встрече с крупным зверем оружие, была беспечно оставлена там же.
    Успеваю оглянуться на Гену: так же застыв, он шарит по поясу в поисках ножа. Нож? На открытом месте он бесполезен.… Впрочем, и в чаще – тоже.
   
    Прорвавшись сквозь последний кустарник, на тропу выскочил…  марал. Поведя на застывших людей громадными, коричневыми глазами, он в один мах перемахнул тропу и с таким же шумом ушёл в тайгу. Мы же бросились вслед,  надеясь ещё хоть раз увидеть в просветах этого красавца.
    Всё произошло так быстро, что и испуга-то по настоящему не получилось: взглянув друг на друга, мы рассмеялись, вспомнив, как приросли к земле, услышав ломившегося по кустам оленя, а перед глазами стоял только что виденный отпечаток лапы медведя.

                * * *
    Вывернувшись среди утёсов, Цыпа вынесла байдарки в Витим.
    Здравствуй, Угрюм-река! Двадцать пять дней мы пробивались к тебе через затопленную долину и гремящее порогами ущелье. И мы пришли, пришли через бушующую стихию цыпинских порогов, пришли победителями.
    В нашей спортивной биографии прибавилась ещё одна пройденная река, обогатился опыт. Мы стали колективом, где дорожат дружбой, где понимают, что только поддержка друга, только чувство локтя помогают выйти победителями из любых ситуаций.

    Под  гул мотора ребята обсуждают маршрут следующего года. Их уже тянет в новый поход, к новым испытаниям. Что это будет? Саянская ли Ока? Ка-Хем или Кызыл-Хем, Кантегир или Китой? Или якутский Тимптон, снова Забайкалье, Дальний Восток ли – покажет будущее.
    Только маршрут этот будет, так как турист-водник, раз оседлав бушующую горную реку, навсегда остаётся верным грозной водной стихии.