10.
18 октября 1849
Опять изнеможение, усталость и боль избороздили тело Дориана. Он с какой-то особенной мукой бросил взгляд на свое отражение и словно бы утонул в нем. Быть может, это была иллюзия, порожденная усталым мозгом художника, но ему показалось на миг, что глаза его стали так же демонически сверкать, как и у Джины.
Дориан рухнул в постель. Сны уже ютились в его воспаленном мозгу, в сердце трепетало несчастье. Он глубоко вздохнул, потом громко выдохнул и повернулся на спину. Он с не свойственным его натуре страхом вспоминал лицо девушки под водой.
Он вспоминал, медленно и неизбежно погружаясь в беспокойный сон, о том, как однажды утром, едва первые лучи солнца осветили землю, его собственное сердце замерло, околдованное дыханием смерти. Задолго до того, как чужая кровь оживила его, застывшего в болезненном полусне, он столкнулся с утратой, сломившей его. Едва ли он мог вспомнить, как много лет прошло с тех пор, но стоило ему закрыть глаза, как ясным полусветом восставало в его памяти утро, когда осознание одиночества ворвалось в его сердце болью, и мир, огромный и опустошенный, открылся ему во всем своем безразличии. Он помнил осколки, детали: капли воды на бледно восковой коже, кровь, запятнавшая грубое дерево, кровь под копытами лошадей, лучи солнца на влажных локонах, обрывки платья, теплое прикосновение хрупкого существа к его рукам и прозрачные глаза хризолитового цвета.
В полдень в комнату Дориана вломился Джонатан, но поведение его отличалось от того, что привык наблюдать художник. Джонатан был не в себе: определенно сильное чувство не давало ему покоя, и были ли то тревожащие его опаснения за судьбу переступившего черту закона друга или иной, свойственный человеку недуг, Дориан не знал.
Болезненное состояние Джонатана не удивило художника: он чувствовал, что преображение его неизбежно, так же, как и его собственное, и отличие его лишь в направлении к свету, а не к холодному мраку неизвестности. В явлении той смерти, что положила начало отсчета всему, Джонатан и Дориан сделали шаги в разном направлении и пропасть между ними росла с каждым днем, обнажая темную сторону одного из них и скрытый до поры свет другого.
Дориан поглядел на друга каким-то необыкновенным взглядом, взглядом измученным и горьким, растворяющим и угнетающим. Что-то страшное творилось в его голове и пульсировало в висках, и извивалось в сердце. Он неловко поднялся из-за мольберта, за которым сидел, в экстазе неясных, будто бы задернутых тенетами, мыслей.
- Что произошло, Джонатан? – спросил Дориан с легкой апатией в остывшем голосе. - Без предупреждения, как и всегда. - добавил он, разминая ноги.
- Явился за твоими объяснениями. - Джонатан занял место в кресле, но мысли его не принадлежали ни этой комнате, ни художнику.
- Не верю, что только за этим. - отозвался Дориан. Он пристально всматривался в лицо друга, находя его мысль недосказанной.
- Не буду лгать, - Джонатан сжал в зубах сигару, - что есть и иная причина моего визита. Я пришел сюда в попытке встретить твою прекрасную соседку.
- Клариссу? – в глазах Дориана сверкнула блеклая искра, он будто бы заново вспоминал ее имя и ее образ. Холодок пробежал по его спине, и он нахмурился на минуту, вскоре, однако, лицо его снова стало спокойным, и даже в сердце едва ли что-то шевелилось.
- О да, именно ее. Сказать по правде, я с самого начала был очарован ей, и хотел бы поблагодарить тебя. Ведь, если бы не ты, наша встреча могла и не состояться. - он выпустил изо рта облако дыма, из-за которого не мог видеть лица художника, тщетно пытавшегося изобразить на своем лице улыбку. - Не сомневайся, Дориан, я перед тобой в долгу.
- Не смею сомневаться. - уверил его художник и заглянул в глубину его глаз, на что Джонатан отозвался лишь легкой улыбкой.
Но не прошло и мгновения, как он внезапно помрачнел и остановил на Дориане взгляд своих непроницаемо темных глаз. Он поправил упавшую на лоб темную волнистую прядь и, оставив сигару тихо тлеть в пепельнице, сложил руки на груди.
Оба замолчали, и в то время, когда Джонатан готовился задать терзающий его вопрос, перед глазами Дориана все плескался тихий прилив лесного озера и будто бы в полете развевающиеся шелка тонкого голубого платья и волны бледно-пшеничных волос.
- Теперь вернемся к тому, зачем я здесь. - произнес Джонатан твердо.
- Если это так необходимо. - ответил Дориан, принимая оборонительную позицию. Он сел напротив друга и долго смотрел ему в глаза.
- Что ты делал там в ту ночь? И как ты туда попал?
- Тебе ли не знать, что я там делал. - произнел Дориан, сжав руки в кулаки. - Все более, чем однозначно.
- Так значит, ты все же убил человека? - Джонатан побледнел, и конечности его похолодели. - Дориан, я не могу в это поверить. - прошептал он.
- Меня направили, мне указали путь. Я был орудием в руках мастера. - голос Дориана дрожал, и он отчаянно пытался заставить себя замолчать. - И я был не один, Джонатан, я был не одинок в этом кровопролитии.
- Кто был с тобой? - мышцы Джонатана напряглись, и он в любую минуту готов был кинуться прочь.
- Мой наставник.
- Кто? - повторил свой вопрос Джонатан.
- Мне не известно ее настоящее имя.
- Ее?
- Она отлична от нас, от всех нас. Ей принадлежат миры, но только не этот - здесь она лишь задержавшийся гость. - голос Дориана упал до болезненного шепота. - Сверхъестественная сила живет в ее душе. Она порой говорит о других планетах, о мирах незнакомых мне и невообразимо далеких так, словно бы видит их перед собою постоянно, будто бы следит за тем, как прорастает в далеких и недоступных землях трава по весне и увядает с наступлением осени. Она руководит мной, она ведет меня.
- Но куда она тебя ведет? - Джонатан поднялся на ноги. - Дориан, я не могу принять этого, я не могу... Нет... - он замолчал на секунду, - нет, но я... не чувствую страха. Словно это проходит сквозь меня, понимаешь? Я слушаю тебя, но сознание мое не принимает происходящее за реальность.
- Поверь мне. - прошептал Дориан и приблизился к другу. - И обещай, что не предашь меня. - он коснулся его плеча. - Ведь мне придется продолжать. Мне придется. Мне придется... - и он сжал руки в кулаки и почувствовал, как черная сеть оплетает его сердце, и оно бьется в ней, что пойманная птица.
- Где ты был этой ночью, Дориан? - спросил Джонатан, ощущая дыхание художника на своей щеке.
- Я убивал. - прошептал Дориан ему на ухо, и снова тонкие струи небесно-голубого шелка затрепетали перед его глазами.
Джонатан попятился к двери. Дориан не пытался его остановить и лишь наблюдал, как тот дрожащими руками застегивает пуговицы на пальто.
- Я не предам тебя. - произнес Джонатан на прощание. - Ты важен мне, Дориан, и что бы ты ни совершил, я буду на твоей стороне.
- Боюсь, что ты уже на противоположной. - Дориан стоял неподвижно, окруженный дымом от тлеющей в пепельнице сигары. - Но ты — единственная нить, что связывает меня с миром, Джонатан. Останься со мной, я не прошу о большем. Я хочу видеть тебя в этом пятне света, наблюдать за тобой из тени своей вечной ночи.
- Я останусь. - произнес в ответ Джонатан, повернувшись к художнику спиной, перед тем, как исчезнуть за дверью. - До тех пор, пока ты меня не уничтожишь, я обещаю, что буду с тобой.