9.
17-18 октября 1849
Стояла глубокая ночь, такая же прозрачная и сухая, как и прошедший день. Листья шелестели в придорожной пыли и завивались в танце прозрачными рваными пластами охры и сепии. Ветер был теплый, будто бы летний, и пахло пылью и сухой корой. Пробираться сквозь дремучий лес под покровом теплой осенней ночи, вдыхая воздух, кристальный, мягкий, ласкающий лицо, было пределом мечтаний любого существа, жаждущего в этот час свободы.
Чувства обострялись под ровным щитом луны, неподвижно застывшем в шелковых складках небосвода, и сердцу казалось, что каждый шаг и каждый вдох – словно походка по берегу, устланному шелками и лепестками несуществующих в вещественном мире цветов, походка по мягкой воде, нагревшейся за день и сейчас теплой, что парное молоко; это словно вдох под водой, когда ты вдруг осознаешь, что не утонешь, что легкие твои полны влаги, но ты чувствуешь себя так же, как и мигающие чешуей рыбы – дома; это – как сон, что подкрадывается в полночь, это воздушная волна, что несет тебя в неосязаемом и вечном течении вселенной.
Дориан шел следом за Джиной, не отставая ни на шаг, запинаясь и зачарованно заглядываясь по сторонам. Вокруг был густой непроходимый лес: деревья и кустарники стояли, что частокол, и повсюду извивались вьюны и колючие стебли.
Ночь. Сухая и чистая ночь. Дориан часто дышал и пьянел от свежести и переполнявшей его грудь необъяснимой воздушной свободы.
- Там, впереди, есть небольшое затянутое тиной озеро, – говорила Джина, – и нам следует привести туда нашу жертву.
- Где же найти ее в столь поздний час в лесу?
- Через пару миль мы выйдем на дорогу, где экипаж неких Спенсеров столкнулся с поломкой и застрял там на некоторое время. До тех пор, пока к ним не придут на помощь, мы должны выманить младшую дочь — Эмму. И это будет твоей задачей. Запомни: светлые волосы и очки. Да, впрочем, она первая тебя обнаружит. Я буду ждать вас у озера в полумиле к северу. К нему от дороги ведет тропа, следуй по ней.
- Едва ли увести ее оттуда будет так просто, как это звучит из твоих уст. – произнес Дориан, глядя на преобразившееся под луной лицо Джины. Оно словно бы отражало лунный и звездный свет, и Дориан осознал, как никогда прежде, что видит перед собою творение далекого космоса.
- Она последует за тобой, как только почувствует, что ты рядом.
- Почувствует?
- Верь мне и делай, как сказано. – Джина вдруг замерла, указывая Дориану на какое-то движение на открытой поляне впереди них. Там к небу вздымалось пламя и дым от костра. Огонь выхватывал из мрака несколько бледных угловатых лиц, тройку лошадей и громаду экипажа, и тени плясали на них, словно духи зла.
- Подойди ближе, Дориан! – прошептала Джина. – Задержись на мгновение за ее спиной и следуй своей дорогой. Она заметит тебя, не сомневайся! – она исчезла, будто бы превратившись в невидимую лесную нимфу, которую унес за собой вдаль порыв ветра.
Дориан осторожно подкрался к поляне. Он видел мужчин, женщин и детей у костра, различал юные овалы нежных лиц, и разобрал, наконец, в этой гурьбе Эмму. Юная леди с волнистыми бледно-пшеничными волосами сидела на корнях дерева, читая над лампой какую-то тоненькую книжку. Девушка носила очки. В темноте Дориан сумел разглядеть овал ее лица: маленький, приплюснутый, с впалым подбородком с оттененной ямочкой на нем.
Как только Дориан приблизился к ней, трава зашуршала под его ногами, и теплый сухой ветер пригнал к Эмме тонкий аромат его тела. Она тотчас же обернулась. Силуэт прекрасного мужчины, казавшегося совсем юным в серебристом полумраке полнолуния, волшебно проступал между стволами деревьев и жесткими плетьми ветвей. Эмма отложила книгу в сторону и поднялась на ноги.
Голубое платье тихо зашуршало в тишине осенней ночи, зацепилось за кустарники, но не смогло остановить его обладательницу. Молодая леди осторожно проплыла между деревьями, следуя за тонким силуэтом ведущего ее на смерть художника.
Дориан шел медленно, приостанавливаясь и оглядываясь, чтобы в темноте девушка могла разглядеть его лицо. И она могла. Она шла, будто зачарованная, околдованная его красотой.
В тишине леса Дориан мог различить ее шепот, звук ее тонкого голоса, проходящего острыми иглами сквозь его жилы, и ему отчего-то становилось страшно, и тупая боль разливалась по его телу, отбивала убогий свой ритм по каждой его клеточке, по каждой капле крови. Эмма звала его и ускоряла шаг в попытке настичь и убедиться в том, что он - лишь сон, лишь призрак, существующий только в ее сознании.
Когда они оба вышли на мягкий топкий берег пруда, Дориан остановился, и фигуру его, и волосы, и лицо облило тусклое сияние луны. Эмма замерла, онемев на мгновение, и тело ее словно парализовало. Видение, казавшееся ей плодом собственного воображения возникло перед ней в полнокровном обличье. Она не могла принять этот образ в своей голове, но точно знала одно: даже если он окажется убийцей, даже если решит выпить всю ее кровь до последней капли, смерть эта ей не страшна.
Дориан протянул Эмме руку так, словно приглашал ее на танец. Эмма приблизилась к нему и вложила свою руку в его ладонь. От теплого живого прикосновения, она чуть было не лишилась сознания, но Дориан притянул ее к себе и обнял так, как обнял бы Клариссу, будь она сейчас здесь вместо этой несчастной жертвы коварного демона Джины.
Дориан стал направлять Эмму к озеру и продолжал вести ее до тех пор, пока оба не оказались в воде по бедра. Эмма даже не успела выдохнуть, как Дориан легко толкнул ее в грудь, и она, ощущая страшную слабость в коленях, сама опрокинулась в воду. Тут же кто-то больно схватил ее за волосы и потянул вниз. Задыхаясь черной тиной и песком, глотая пресную грязную воду, Эмма восторженно глядела на размытую фигуру отрешенно наблюдающего за ее смертью ангела.
Когда Эмма перестала дышать, Джина и Дориан вместе вытащили на берег ее тело и бросили на траву. Джина вложила в руки Дориану нож, но художник отказался от него, различая затопленный у берега ржавый топор. Он взял топор обеими руками и возвысился над трупом девушки.
Его сознание затуманилось, и в полусне-полубреду он различал лишь гулкие удары и трек костей. Его руки касались плоти, и он ощущал, как нежна снимаемая им с конечностей кожа, и как прекрасно тепло ее крови. Он припал губами к ране и ощутил полусоленый металлический вкус.
Он отнял лицо от растерзанного тела, и по подбородку его и по щекам заструилась кровь. И его окровавленные руки продолжили создавать рисунок, скульптуру, форму. Он ясно ощутил проклятие в этой плоти, ясно ощутил всю силу, исходящую от тела, которое он со всем изяществом превращал в искусство, и едва ли мог он сейчас определить черту, отделяющую жуткое проклятие убитой от проклятия Джины и его самого.
Дориан очнулся на траве в предрассветной мгле, когда сквозь частокол леса уже видны были тонкие всполохи зарождающегося рассвета. Он сел и бросил взгляд на спокойное озеро, посреди которого на наскоро сколоченном плоту возвышалась статуя. Прекрасные формы, прекрасные очертания. Едва ли в них кто-то различил бы с первого взгляда труп, изящно вывернутый, освежеванный, заново обтянутый кожей. Это была дивная лилия, кувшинка, зависшая в стоячей воде, белоснежная, совершенная. У него по коже пробежали мурашки, и он содрогнулся одновременно от ужаса и восхищения.
- Должен признать, я испытываю некий страх. – произнес Дориан. Джина села рядом с ним и посмотрела ему в глаза.
- Мне тоже было страшно вначале пути, Дориан. – призналась она.
- И каким же было твое начало? Где ты сделала первый шаг?
- Первый шаг? - Джина задумалась, и в глазах ее отразилась печаль гораздо более глубокая, чем была доступна человеку. - Я родилась давным-давно на заре холодного мира, когда под едва отступившими льдами расцветали холмы. Я родилась и впитала в себя природу: аромат ее, бледный цвет и холод, и белые хлопья снега, что устилали в тот час долины. - Джина окинула взором все небо, разглядывая звезды, что пустили свет свой достигнуть Земли. – То было раннее белое утро… - прошептала она. – Но то, что было далее, я вспоминать не стану, иначе великая боль, что запечатана в глубине моей души вместе с осколками памяти вырвется на свободу и опять и опять будет губить меня, вгрызаясь в самые корни моего существования. - она произнесла это и замолкла на мгновение. Память ее все же обратиалсь к тому невообразимо далекому времени, когда она появилась на свет. Эпоха Рассвета заступала на смену вечному полумраку, Элиндорин рос, великий язык распространялся изящной вязью по мирам, и гармония царила там, где позже, после мучительной борьбы и хаоса, пустота несущестования заняла свое место.
- Кого ты убила в первый раз? - прервал ее воспоминания Дориан.
- То была величайшая месть невиновному. Тебе не дано понять цену моих жертв. Сейчас слишком рано говорить об этом.
- Скажи мне хотя бы, что за истину обо мне ты скрываешь? Почему, почему ты не можешь раскрыть все карты прямо сейчас? – Дориан придвинулся к Джине медленно и с опаской.
- Ответ – лишь черта.– произнесла она в тихим, но грозным голосом и поглядела в его темные глаза. – Переступить его – вот, что важно.
И Дориан не нашел в себе силы перечить. Оба они замолчали и несколько секунд неотрывно глядели друг на друга. Один за другим, они молча поднялись на ноги и скрылись под тенью леса.