Наверное, мне не приходилось читать таких книг, просто не повезло – в руки не попадали. Но чернилами она написана, не на бумаге расположены слова. Это рассказ о Главном Деле человека, и написана она всей его жизнью.
И с того времени вошел в число дорогих мне людей агроном Ян Меднис. Теперь я с особым удовольствием прохожу мимо лугов, где розовеют пушистые головки клевера. Чаще всего растут они в самой пестроте разнотравья. И я ищу тот единственный, удивительный, конищевский. Сложная жизнь у него и его сородичей, бобовых. У всех в клубеньках на корнях трудятся особые бактерии. Каждый клубенек перекачивает азот из воздуха в растения, а в конечном счете в почву.
По-разному называли его крестьяне: дятловина, кашка, медуница, трилистник. Трилистник, потому что листочки его тройные. А есть сведения, что были попытки вывести пятилисточковый ярославский клевер, но оказались неудачны. Видимо, природа посчитала это излишним, наделив клевер и так множеством необычных отличий. Недаром еще две тысячи лет назад Плиний назвал его самой лучшей луговой травой.
Клевер, красный трилистник, стали отличать, выделять из «лучших трав» перелогов и лугов. Было установлено и замечено особое значение клевера для восстановления плодородия почвы: после него лучше родятся хлеба и другие культуры. А сам он одно из настоящих чудес природы. Чего стоит будто такая «хитрость» будто адресованная в наше суматошное время, когда мы столько ездим, ходим, столько мнем травы. В год посева конищевский клевер обычно образует только розетку при корневых листьях у укороченного главного стебля, называемого корневой шейкой. В пазухах при корневых листьях уже осенью в год посева образуются почки, которым предстоит перезимовать и зацвести следующим летом. Если шейка погибнет – пропало все растение. Но в ту же первую осень корень клевера сокращается, и корневая шейка его втягивается на полтора-два сантиметра в почву – это предохраняет ее от механических повреждений и поедания животными.
А всмотритесь в пурпурный или розовый венчик цветка. Пять лепестков разной формы, образующих лодочку, парус и крылья или весла, напоминают летящего мотылька…
Впервые название «конищевский клевер» врезалось в память, когда несколько лет назад вместе с директором «Возрождение» Ю.С. Кликунасом проезжали мы через скошенные луга, мимо приткнувшейся под старыми ветлами деревеньки. Да и деревеньки-то по существу не было – так, несколько высеребренных солнцем и непогодой деревянных покосившихся строений.
- Конищево, - с грустью сказал директор. – Родина нашего знаменитого конищевского клевера…
Именно здесь 179 лет назад жили пионеры клеверосеяния в наших краях, ярославские крестьяне. Из своего хозяйства, которое имело немногим более 100 гектаров земли, помещик И.И. Самарин, известный своими нововведениями в земледелии, продавал в год в Москве и Петербурге около 10 тонн клеверных семян.
Бережное возделывание, забота о чистоте вида помогли создать на ярославской земле урожайный, поздно цветущий и зимостойкий клевер. Килограмм сена из него содержит 82 грамма протеина, а из тимофеечного – 39 граммов. А там, где много корма, - много скота, много навоза – много хлеба.
Многих ученых и практиков привлек к себе трилистник. Неудивительно, что на всю жизнь очаровал он и нового моего знакомца – Яна Августовича Медниса. И горько, что не удалось с ним познакомиться при его жизни, и странно – ощущаешь его живым и живущим где-то поблизости. Хотя и в действительности его квартира была где-то недалеко, на Республиканской улице, в доме с высокими лепными потолками и массивной лестницей, бывшем владении одного из ярославских богатеев, а потом коммунальном житье многих разных людей.
Родился Ян Августович в конце прошлого столетия и прожил длинную и плодотворную жизнь. И сейчас, когда около десятка лет красноголовый клевер перестал радовать и огорчать его своей судьбой, годы жизни агронома как бы спрессовались в нечто конкретное и почти осязаемое, в свидетельства многих друзей, эмоциональные и сердечные, наполнили живым теплом даты и факты.
Первая справка: родился в Лифляндской губернии, окончил сельскохозяйственное училище, служил в красной Армии, учился на агрономическом факультете Ярославского государственного университета и окончил его в октябре 1924 года. Первое «личное» знакомство – фотография 8 марта 1925 года с надписью: «Маленькой чернобровой Нине от Яна».
Нина – Нина Михайловна Беловашина, доцент пединститута, однокурсница Медниса, сама подарила мне эту фотографию. На снимке Ян в черном костюме, в белой рубашке с галстуком. Чем-то напоминает молодого Маяковского. Темные, густые волосы непослушно надвигаются на высокий по-юношески чистый лоб, а в темных глазах, в чуть приподнятых уголках мужественных губ скрывается и вот-вот засверкает белозубая улыбка. Такой он и был, высокий, подвижный, очень добрый. Тогда, перед защитой диплома, он впервые увлекся смешанными посевами луговых трав и кормовых культур: овса и вики, овса и гороха. И однокурсники при всяком удобном случае подсмеивались над ним: «смешные посевы!».
Шутку он легко принимал, но уже никакие обстоятельства не могли его отвлечь от серьезных научных трудов. Он занимался улучшением природных лугов и созданием сеяных лугов, разработал перекрестно-рядовой способ посева, метод улучшения лесо-кустарниковых выгонов, занимался устройством лесопарковых пастбищ, разрабатывал вопросы влияния режима выращивания, смены почв на урожайность, изучал местные ярославские клевера, разработал метод цветковой подкормки.
Это слова из его собственной неполной автобиографии. Запомните, появляется клевер! И еще одно важно: он отмечает, что опубликовал свыше 300 статей в местных и центральных изданиях по различным вопросам сельского хозяйства. Ученая степень кандидата сельскохозяйственных наук ему была присуждена в 1936 году – без защиты диссертации, по совокупности работ.
Как настоящий ученый, он высоко ставил не только само научное достижение как плод напряженного труда, но и его пропаганду среди широких масс. И хорошо владел пером. А книжку, о которой идет здесь речь – «Ярославский конищевский клевер», казалось бы, посвященную сугубо теоретическим и практическим вопросам клеверной технологии, можно назвать образцом хорошей публицистики. Ему надо привлечь внимание к клеверам, и он цитирует «Анну Каренину», ту главу романа, где Л.Н. Толстой отмечает множество деталей и тонкостей возделывания клевера. «…Всход клевера по жнивью был чудесный. Он уже отжил и твердо зеленел из-за посломанных прошлогодних стеблей пшеницы…»
Ян Меднис умел и любил говорить с людьми, и зерна их опыта умел бережно передать в своей книге. «…Как золото, мы берегли клеверные семена, следили за семенниками, обмолачивали и вытирали их в погожие, еще летние дни, и если уж запоздаем, так и в первые морозные, осенние, но до снега», - говорили мне конищевские старожилы Анна Андреевна Васильева и Патермуфий Степанович Котяткин. "Пример хозяйского отношения конищевцев к семенам нельзя забывать», - писал Меднис.
В послужном списке Медниса есть строчка – работал уездным агрономом. Другой его однокашник Николай Дмитриевич Арсеньев, работавший после окончания университета в такой же должности, пояснил: "в ведении уездного агронома было несколько сельсоветов, на территории которых он был главным специалистом по всем вопросам, включая животноводство, ветеринарию, освоение первых сельхозмашин". Вот где довелось Меднису закончить еще один университет.
Немного фотографий удалось мне найти, и особенно дорога вот эта: 1944 год, учхоз «Новоселки». Какой-то хороший фотограф сумел уловить характерный, видимо, момент. Меднис в поношенной мягкой кепке, не до галстука, в драповом пальто, видавшем и дождь, и всякий транспорт. Вот и сейчас пола его во влажной земле, а ученый не замечает этого – у него в каждой руке по увесистому корню кормовой свеклы. Корнеплоды так велики, что и длинных красивых пальцев агронома достает охватить только половину. Годы посеребрили виски, но тот же веселый прищур глаз и улыбка, приподнимающая уголки губ. Последняя военная осень подарила ему хороший урожай на делянке. В те годы он заведовал отделом кормопроизводства на областной станции животноводства.
А теперь вот еще одна встреча – глазами его соседа, тогда мальчишки, сейчас преподавателя кафедры научного коммунизма пединститута М.А. Бардина. Бардины – одна из пяти семей, объединенных общей кухней и телефоном. И ребячий наблюдательный глаз многое приметил в жизни соседей. А жили Меднисы просто и непритязательно. И хотя не отличались открытостью характера и времени для общения много не имели, все дворовые мальчишки дружно называли чету: «мама Дина и папа Ян». Дина Яковлевна Лопато, невропатолог областной больницы, студенческая любовь Яна. В их комнатах была самая простая обстановка: платяной шкаф, письменный стол с зеленой лампой, диван. И книги, книги, вырезки из газет.
К соседям Ян Меднис относился уважительно и корректно, внося какую-то особую ноту обходительности и несколько церемонной любезности в коммунальный быт. Впрочем, время от времени и «просвещал» соседей, вывешивая на дверях кухни очередную газетную вырезку о чем-то экстраординарном. В одежде и пище был неприхотлив, но для ребят всегда держал конфеты и безделушки. Двое его детей в ту пору были уже взрослые и в отъезде. Сын – капитан дальнего плавания, дочь – преподаватель кафедры математического анализа в пединституте. И для Миши Бардина сосед всегда находил и интересную книгу, и ответ на любой вопрос. А его рассказ о тычинках и пестиках взрослый мужчина помнит до сих пор. Ян Меднис до конца жизни сохранил национальные латышские привычки – сам варил кофе, все соседи знали вкус знаменитых прибалтийских «цеппелинов», и среди его обширной почты всегда была газета «Циня». Наверное, Дина Лопато не относилась к категории образцовых хозяек – и для нее дело, помощь больному считалась важнее будничных обязанностей. Но, значит, именно такая жена была нужна ученому, он все годы преданно любил ее, а на могиле оставил надпись: «Спасибо, что была».
Ян не надолго пережил Дину. Михаил Бардин запомнил его уже погрузневшим, медлительным, с крупными чертами лица и густыми бровями стариком, в последние дни тяжело болевшим. Но одиноким он не был никогда: друзья и работа не покидали его. Более полувека прошло со дня окончания университета, но студенческая дружба не угасла. Среди самых близких товарищей Медниса был профессор, заместитель директора сельскохозяйственного института, кавалер орденов Ленина, «Знак Почета», Трудового Красного Знамени Александр Иванович Круглов. Через десятилетия прошла линия другой дружбы с хорошо известным ярославским «сельхозником» Порфирием Алексеевичем Смирновым, всю жизнь отдавшим развитию сельского хозяйства области.
Н.Д. Арсеньев припомнил такой случай. Ему, профессору Круглову и Меднису было уже за семьдесят лет, когда по командировке областного комитета народного контроля приехали они в Любим. «210 лет приехало» - пошла тогда шутка по району. Но нужно представить, сколько тепла, уважения, сердечности было в этих словах – имена трех пожилых специалистов были хорошо известны в области, слово и мнение их высоко ценились, авторитет был непререкаемым.
210 лет… Все они, кто составлял окружение Медниса, до конца жизни не оставляли работу, вели общественные дела, выполняли партийные поручения. И у всех еще были пристрастия и увлечения, которые характеризуют богатство личности, заложенные в ней возможности. Профессор Круглов последние годы увлекся живописью, и его вдова показала мне профессионально сделанные картины. Меднис собрал богатейший гербарий растений Ярославской области и подарил его биолого-географическому факультету нашего пединститута. Н.Д. Арсеньев сейчас, в свои 87 лет, с молодым увлечением занимается на дачном участке разведением винограда, грецкого ореха, а по весне даже ландыши цветут в его саду.
И что бы ни случалось, они никогда не теряли оптимизма, веры в избранное дело. Вот даже многочисленные поздравительные открытки Медниса – много ли в них скажешь – свидетельствуют о постоянном присутствии Дела в его жизни. П.А. Смирнову: «Нынешняя весна – 1974 года вроде бы хочет повторить погоду 1939 года – раннюю, затяжную, холодную и сухую весну. Посевы конца апреля – начала мая (до 10-15) заросли сорняком, а посевы около 20-30 мая оказались лучше». В.В. Хмельницкому: «Работы предстоит много, чтобы сделать намеченные пятилеткой планы реальностью. Больше всем нам надо уделить внимания расширению и улучшению в колхозах и совхозах таких исключительных ценностей, созданных вековым народным опытом, как ярославская корова, романовская овца, конищевский клевер. Успех не в новых названиях».
И свою книгу Ян Меднис написал тогда, когда «мода на эту культуру проходила – как будто могут потерять значение в нашей жизни березы и сосны, облака и туманы. Недавно коллега журналист рассказал мне, как директор одного из уважаемых в области хозяйств демонтировал ему «по секрету» клеверное поле, которое тщательно оберегали от внимания комиссии, проверяющей качество растущих на совхозной земле культур. Травостой был на редкость силен, а головки крупны и ярки.
- Клевер-то шведский, а разводить надо было местные сорта, - пояснил свою осторожность директор. Напрашивается вопрос: надолго ли спрячешь поле? И не стоит ли вспомнить таблицы и выкладки Медниса о том, что еще сто лет назад на датских станциях при испытании тысячи образцов клевера из разных стран оказалось, что русский клевер не уступает датским и шведским клеверам, хотя там их родина. Да и неизвестно, лучший ли из наших сортов подвергся тогда испытанию»
На судьбе клевера не лучшим образом сказались и невнимание к таким культурам, и излишек химикатов, и дефицит пчел.Конищевский клевер на протяжении многих лет был главным делом Медниса. Как уже говорилось, Меднис обобщил весь опыт ярославских крестьян по этой культуре, сам занимался разработкой его новой агротехники: мульчирование торфом, предохраняющее почву от высушивания и образования корки, весеннее боронование, разрушающее корку и сохраняющее влагу. Он пропагандировал закладку семенных участков, а не отвод из общих площадей, чтобы полностью осуществить специальные мероприятия, направленные на повышение урожая семян клевера. Рекомендовал не завышать норму посева семян: тогда травостой не израстается, не полегает, и больше получается семян. Советовал в год уборки клевера на семена вообще не подкармливать эти участки, чтобы травостой был крепче, урожай был выше…
Это рассказала мне старший научный сотрудник отдела первичного и элитного семеноводства сельскохозяйственных культур Ярославского научно-исследовательского института животноводства и кормопроизводства Нина Николаевна Самойлова, сама занимающаяся клевером, рассказывала с заинтересованностью и вниманием, с благодарным чувством к старшему коллеге.
Сейчас наиболее успешно с конищевским клевером работает совхоз «Горшиха», который расположен недалеко от Конищева. Сбалансированный рацион помог хозяйству за последние семь лет получить надои от коровы в среднем по 4583 килограмма. Здесь в кормовом балансе решающее значение имеет конищевский клевер, который ежегодно дает устойчивые урожаи сена и семян. В 1984 году его было посеяно в колхозе 686 гектаров и 50 гектаров - на семена. А вот недавний номер нашей газеты. В статье первого заместителя председателя совета РАПО Ярославского филиала «Тимирязевки» П.В. Гревцова «Резервы урожая», в частности, рассказывается об опытах в совхозе «Ярославка», где получен высокий урожай семян конищевского клевера.
«Пришло время возродить былую славу местных клеверов», - призывают авторы. Пусть зеленеет, цветет трилистник.
Фото из личного архива внука - Юрия Медниса
Северный рабочий, 29 августа 1984 г.