МСТИТЕЛЬ.
Этот человек был безумен. Безумен, потому что только безумец мог придти за моей жизнью в одиночку, а он был один. Его отчаянная отвага даже порадовала меня: до сих пор мало находилось людей, достойных моего клинка, - но в то же время я был недоволен, потому что драться мне не хотелось. Нет, я не боялся. Я вообще не знаю, что это такое – страх. Просто – не хотел.
Конечно же, я понял, кто этот человек. Понял, едва только он встал передо мной, суровый, мрачный, с двумя горящими углями на бледном лице. И едва ли не ярче глаз горел Огненный Знак Памяти на умном высоком лбу прирожденного лидера и полководца.
Князь. Князь, от чьего города я не оставил камня на камне, чей город – едва ли ни единственный на моем пути! – умер не покорившимся и непокоренным. Имени князя я не знал, но город был под стать своему владыке.
Моя Непобедимая Армада (меткое прозвище!) была послушна малейшему моему жесту и выполняла приказания с готовностью натасканной своры. Я приказал им стереть строптивый город с лица земли, выжечь дотла даже то место, где он стоял! – и они сделали это, а после восхищенно смотрели мне в рот в ожидании следующего повеления.
Людей угнали в рабство, тех, кто сопротивлялся, - убивали. Я не мешал моим псам и не вмешивался – не к лицу мне это. Собственно, мне нужна была жена князя, кажется, ее звали Агвен - Радэна начинала мне надоедать. Странно, я не думал, что способен испытывать подобные чувства, - да и чувства вообще. Видимо, долгое общение с людьми привело к такому результату. Впрочем, это неважно. Мне нужна была Агвен, но гордая княгиня успела уйти – упав грудью на нож. В ее покоях я нашел игрушки и детскую кроватку, еще сохранявшую очертания маленького тела, но самого ребенка не было. Нигде не было. Жаль. Он бы, пожалуй, мог пригодиться мне даже больше, чем Агвен. Ну, нет - так нет. Ничего. Пока сгодится и Радэна, а там… время покажет, как любят повторять люди.
Князь стоял, держа обнаженный меч в опущенной руке.
-Робас Каменное Сердце! – хриплый голос князя дрожал и срывался от еле сдерживаемой ненависти. Я только усмехнулся. Я умел усмехаться. И молча обнажил меч. Ох уж эти мне эмоции! От них разум становится словно пьяным, не способным рассуждать здраво. Ненависть жгла его – он не мог отдаться битве.
Схватка была до обидного короткой – и почему-то князю не мешали его эмоции. А если и мешали, то намного меньше, чем я ожидал. Надо признать, он был хорошим противником. Хорошим – для человека, конечно. Он вертелся вокруг меня бешеным смерчем (надо же, я перенял от бродячих певцов – менестрелей манеру красиво выражаться!), меч плясал в его руках, зачастую проходя впритирку к моему телу. Я позволил себе это маленькое удовольствие – игру. Позволил ему немного насладиться тенью своей мнимой победы, позволил почувствовать себя сильнее, искуснее меня, разрешил на миг ощутить сладостный вкус мести, - позволил, прежде чем раскрылся в полную силу.
Он понял, что я играл с ним. И я увидел, как страшно исказилось его лицо. Меч в его руках взвыл, описал в воздухе стремительную «косую» восьмерку и обрушился на меня с такой неожиданной яростью, что я едва успел отступить, заслонившись левой рукой. Длинное, с ладонь шириной голубоватое лезвие прошло насквозь – и я ощутил, как немеют пальцы.
Князь был храбр. Очень храбр. Но он был глуп или ненаблюдателен, если до сих пор не понял, с кем вступил в схватку. Потому что я легко перевернул свой меч в воздухе и одним толчком пальцев послал острие вглубь мягкого, податливого человеческого тела.
Он охнул, отшатнулся, с ненавистью глядя на меня, - смотреть по-другому он, видимо, разучился. Я шагнул к нему сам. Никаких чувств я не испытывал – ни плохих, ни хороших, - но добить его было необходимо, хотя бы для того, чтобы избавиться от постоянного присутствия этого человека за моей спиной. Я прекрасно знал, что тот, кто носит Огненный Знак Памяти, не отступит, не испугается, не изменит себе и не поменяет цель на жизнь. Потому что таким уже нечего было терять: они шли до конца, вражьего или своего собственного.
Но князь внезапно легко выпрямился, быстро отступил еще на несколько шагов, свистнул по-мальчишески, в два пальца, - и за его спиной словно из-под земли вырос боевой конь. Князь вскочил в седло, еле заметно поморщившись от боли, и резко развернул коня, едва не подняв его на дыбы.
-Мы еще встретимся с тобой, Робас Каменное Сердце! – прохрипел он, – Не думай, что это конец! – и отпустил повод. Конь птицей рванулся с места и, прежде чем моя свита успела подбежать на расстояние выстрела, исчез за деревьями. Однако я успел увидеть, как князь ткнулся лицом в конскую гриву. Что ж, возможно, я больше не увижу этого человека. Но если это не так, следующий раз станет для него последним. Потому что я не буду играть с ним, просто воспользуюсь биолазером.
Свита обступила меня, отводя виноватые взгляды и пытаясь остановить кровь, льющуюся из раны. Подбежала Радэна и бросилась ко мне, расталкивая воинов.
-Робас! Что произошло? Кто был этот человек? И почему тебя оставили одного?! Где была охрана?! – Она резко обернулась на моих телохранителей, и я видел, как закаленные, видавшие всякие виды ветераны невольно пятились от ее взгляда. Это был взгляд раненой тигрицы, у которой пытаются отнять самое дорогое, что у нее есть – детеныша. Но Радэна тут же забыла о них, переключив внимание на меня.
-Ты ранен. Позволь, я помогу тебе. Пойдем…
-Довольно! – мне уже надоели эти причитания. – Замолчите все! (Почему «все», если ветераны и так молчат?)
Они замерли, во все глаза глядя на меня, и я снова – в который раз! – прочел в этих взглядах обожание. Признаться, это нравилось мне. Они готовы были боготворить меня, восхищаться мной, преклоняться перед моими талантами лидера, воина и полководца – что они и делали за моей спиной, зная, что я не люблю восхвалений в лицо. Да, много я взял от смертных людей. Нравится - не нравится, люблю – не люблю, хочу – не хочу… Или я становлюсь таким же, как они? В принципе, это невозможно, но… этого еще никто не доказал.
-Позволь мне помочь тебе, господин, - робко попросила Радэна, поднимая на меня любящий взгляд. Да, она любила меня, и я это знал. Я умел читать в человеческих душах. По крайней мере, достаточно, чтобы правильно истолковать мягкое сияние ее глаз, неотрывно следовавших за мной повсюду, жадно ловивших каждое мое движение. Я перенял много человеческих черт, манеру разговора, образ мышления и основные принципы поведения, но любви, по счастью, не познал. И очень хорошо, что не познал. Насмотрелся я на них, влюбленных. Не человек – тряпка, и как воин никуда не годится, а не сможет уберечь, защитить – по своей, не по чужой вине! – и мстить кидается. А кому мстить, если сам – первый в списке виновных?.. Нет, я не познал любви. Меня занимали более приземленные проблемы.
-Кто стоял на страже вокруг лагеря?
Капитан моей личной гвардии вытянулся, уловив командный тон вопроса, но не ответил. Да я и не к нему обращался, подобные вопросы не в его ведении. Остальные тоже молчали.
-Я жду!
Подбежал запыхавшийся тысячник. Воины расступились, пропуская его, он отдал честь, прижав к груди левый кулак, и вытянулся рядом с капитаном.
-Часовых сменили, савор! – бойко отрапортовал он. – Они будут наказаны за нерадивость и невнимательность на посту.
Я кивнул, не уточняя, что именно им грозит. В таких вопросах я вполне полагался на него, зная, что мало провинившимся не покажется. Иногда он бывал даже излишне строг, но меня это устраивало. Тысячник был предан мне душой и телом.
-Господин… - снова начала было Радэна, но я жестом велел ей замолчать.
-Вам всем стоит быть повнимательнее, - я обвел стоявших передо мной ледяным взглядом и они вытягивались, пряча глаза. – Вы расслабились от легких побед, а этого допускать нельзя. Война еще не окончена. Вам все ясно?
-Так точно! – гаркнули два десятка здоровых глоток.
-Все свободны, - я махнул здоровой рукой, отсылая их.
Со мной остались Радэна и капитан охраны.
-Ты ранен, - сказал капитан и у него эта фраза прозвучала совершенно иначе, чем у Радэны несколько минут назад. – Позволь хотя бы проводить тебя – ты потерял много крови.
Ах да, конечно же, кровь… Я внимательно посмотрел на него. Его беспокойство за меня было искренним, не наигранным. Этот человек мог бы стать моим лучшим другом, если бы только я знал такое чувство. Он был симпатичен мне, во всяком случае, его общество я предпочитал любому другому, но испытывать к человеку что-нибудь больше привязанности было выше моих возможностей. А потому я просто кивнул головой. Такую помощь можно было принять.
В полном молчании мы дошли до подножия горы Аргах. Радэна, словно тень, скользила чуть позади, но я старался не обращать на нее внимания. Мне почему-то было неуютно от ее присутствия, как будто что-то разладилось во мне самом. С гораздо большим удовольствием я слышал чуть тяжеловатые, уверенные шаги капитана со стороны здоровой руки.
Мы прошли через лагерь, и я видел костры и шатры, расседланных лошадей и сваленные грудой седла и упряжь; слышал бульканье котелков и звон оружия, ржание и перестук копыт, гул голосов, смех, ругань, ссоры, просто мирные беседы… Люди. Обыкновенные люди, готовые на всё ради меня и по малейшему моему знаку становящиеся Непобедимой Армадой, наводящей ужас на весь континент уже одним своим именем.
Воины провожали меня взглядами, в которых ясно читалось уважение, а это, говорят, куда важнее поклонения, обожания или даже любви, ибо эти чувства имеют обыкновение таять, со временем сходя на нет. До меня доносились обрывки фраз:
-Смотри! Вот уж воистину Каменное Сердце!..
-Рука вся в крови - а не дрогнет, даже рану не зажал…
-И спокоен, будто так и надо…
-Да за таким командиром не то что в бой, в огонь и воду не страшно…
У самого подножия, под отвесной, уходившей вертикально вверх скалой располагался в пещере мой командный центр. А также – мои личные покои. По обе стороны входа застыли навытяжку часовые.
Внутрь я вошел один, жестом отослав капитана и небрежно отстранив Радэну. Кажется, она даже всхлипнула – от обиды, что ли? Я быстрым шагом пересек командный центр, бросил взгляд на разостланные на столе карты – а, не срочно, подождет! – и коснулся неприметного выступа в дальнем углу пещеры. Часть стены со скрежетом ушла вглубь, потом отодвинулась влево – и я нырнул в образовавшийся проход. Дверь с тем же скрежетом встала на место. Надо бы чуть-чуть подработать, чтобы не скрипела так, да все руки не доходят.
Я прислонился спиной к двери. Здесь, в этой маленькой пещерке, было то, что мои воины называли «святая святых» – правда, сам я никак не мог уяснить смысл этой фразы. Для меня это было просто место, где я был собой, где не надо было играть, постоянно следить за собственным поведением, речью, поступками. Сюда не было доступа никому, даже Радэне и капитану моих гвардейцев. Тут я приводил себя в порядок после стычек, подобных сегодняшней.
Легкий шорох за дверью заставил меня невольно поморщиться. Радэна! Опять уселась возле двери по-собачьи и приготовилась терпеливо дожидаться меня. Ну зачем? Зачем ей это? Почему люди сходят с ума из-за одного-единственного человека, который кажется им центром Вселенной? Любовь… Слово-то какое! Тягучее, словно смола… Иногда мне очень хотелось обладать действительно человеческими чувствами только ради того, чтобы понять, разобраться, что же это такое.
Однако пора заняться делом. Я выдвинул ящик с инструментами, стянул с себя кольчугу и рубашку и внимательно осмотрел руку. Так. Сквозная. Ниже локтя рука потеряла всякую чувствительность и подвижность сохранила только в самом локтевом соединении, да и то частично. Видимо, меч князя повредил мне один из «нервных узлов», гибких шарниров, скрепляющих связку тонюсеньких кабелей – «волосков», заменяющих мне нервы. Возиться с ними я не любил – муторное это занятие, - но ничего не поделаешь. Конечно, верхние, живые покровы тоже повреждены, но с этим гораздо проще: залить регенерирующим раствором – и через час от раны и следа не останется.
Осторожно удлинив рану, я раздвинул толщу мускулов и кожи и принялся искать поврежденный узел. Было неудобно, но снимать в руки все мускульные ткани не хотелось, - долго и хлопотно. А программой самовосстановления я не обладал. Это был, пожалуй, единственный недостаток андроидов моего типа. Нам приходилось ремонтировать себя самим. Чего приходилось опасаться, так это серьезных повреждений, когда система осязания отключалась и требовалась помощь извне. Это грозило разоблачением.
Я был анероидом предпоследней модели Икс-Т, без программы регенерации, которой были снабжены андроиды последней, усовершенствованной модели Икс-ТР. Эта программа разработана на основе способности человеческого организма восполнять со временем потерю живых клеток, только способность эта у андроидов Икс-ТР была ускорена в сотни раз.
Я был воином. Заложенная в меня программа саморазвития позволила мне в совершенстве овладеть стратегией и тактикой, приемами рукопашного боя, владения любыми видами оружия. Кроме того, мне была доступна психология, философия, этика и политика, - я не смог бы стать предводителем, не умея увлечь за собой людей. О риторике я не говорю – это само собой разумеется.
Я был полководцем, лидером. Я был создан для этого. Я жил этим в почти человеческом понимании смысла слова. Из чувств я мог испытывать только привязанность, насколько может привязаться клубок микросхем и кабелей, и, может, немного – симпатию. Остальных у меня не было и развиться им было не суждено. Того, что я обладал кое-какими элементарными эмоциями, вполне хватало. Меня устраивало такое положение вещей, ибо Икс-ТР были настолько совершенны, что при частом общении с людьми со временем приобретали весь набор их чувств и эмоций, вплоть до дружбы, любви и ненависти, азарта и ярости, гнева и страданий. У меня же был только инстинкт самосохранения.
Я – андроид модели Икс-Т, регистрационный номер 746. Имени у меня изначально не было – его я придумал себе сам.
…Повреждение устранено. Однако пальцы по-прежнему не двигались. Присмотревшись, я увидел еще один поврежденный «нерв» чуть ниже основного повреждения, но с ним проблем было куда меньше, чем с узлом. Через десять минут все было в полном порядке. Пальцы двигались.
Я быстро зашил надрез в мускульных тканях, залил его регенерирующим раствором и аккуратно перевязал белоснежным бинтом, предусмотрительно подложив под него кусочек мягкой губки, пропитанный кровью, - чтобы прошло насквозь через два-три часа. После такого ранения это будет выглядеть естественно. Да и привык я к таким уловкам, как люди привыкают скрывать обожженное лицо или изуродованное тело.
Всё. Надо идти. Более долгое отсутствие может вызвать тревогу Радэны и, как следствие, повышенное внимание ко мне. А я не хотел, чтобы кто-нибудь хоть краем глаза увидел внутреннее убранство моего логова. Не хотел. Потому что слишком уж много необычных, невиданных (для людей, конечно!) предметов там было. Например, компьютерный банк данных или огромный энергетический кристалл, внутри которого бесновались синие молнии. Или большой, вделанный в скалу экран, разбитый на множество квадратов, который позволяет мне видеть все, что происходит в лагере и в его окрестностях. А при известной настройке я могу увидеть любую точку материка… Или ящик с хирургическими инструментами, которые я только что использовал и которые неизбежно приняли бы за орудия самых изощренных пыток. Или… Да мало ли что? Один запах, запах крови, масла, нагретого металла, спаленных микросхем, - он один чего стоил!
Я натянул рубашку, тонкую кольчугу, так называемую «рыбью чешую» из мельчайших металлических пластинок, затянул ремень и взглянул в надраенный до блеска щит, оценивая себя с человеческой точки зрения.
Итак: широкие плечи, узкие бедра, что еще больше подчеркивается туго затянутым поясом, худощавое лицо с волевым подбородком, твердо очерченными губами и всегда чуть прищуренными голубыми глазами, очень светлые, почти белые волосы, схваченные кожаным ремешком через лоб. Обычная, стандартная внешность андроидов Икс-Т. А по человеческим стандартам… Да кто их поймет, людей? Они считают меня красивым, надежным, сильным, волевым. Лидером и командиром, приказам которого невозможно не подчиняться.
Блажь всё это. Обыкновенная человеческая блажь. Рабство у них в крови. Вероятно, сами они этого не понимают или не хотят понимать, но им необходимо подчиняться, выполнять чьи-то приказы, необходимо почти в той же степени, как воздух для жизни или твердая почва под ногами. Так или иначе, они служат всю свою жизнь. Если не мне – так другому господину. Князю, военачальнику, собственным желаниям и прихотям, богу, дьяволу, себе самим… Редко кто умеет просто жить ради самой жизни, не служа никому. Это умел князь с Огненным Знаком Памяти на лбу (правда, теперь и он служит – своему горю, но это пройдет), умеет всякое зверье и лесная нечисть, как называют люди леших, русалок, мавок, водяных и прочих существ с иными привычками и укладом жизни.
Взять хотя бы Радэну. Она буквально боготворит меня, с неподдельным восхищением ловит каждое мое слово, каждый взгляд, каждый жест. И если бы я приказал ей убить себя, мне кажется, она бы даже не задумалась. Зачем ей все это? Будь я человеком, я сказал бы, что она красива. Однако Радэна, как и все те, кто был до нее, позволяет мне использовать себя.
Я не понимал этого. Не мог понять. Может быть, мой разум был слишком логичен, а мозг – слишком упорядочен. Человеческие чувства и эмоции не поддаются логическому анализу.
Ну да ладно.
Я еще раз осмотрел себя, чуть усмехнулся, поправляя на плечах кольчугу, и направился к двери. Все-таки люди – забавные существа, и Радэна еще не исчерпала себя. Но все же я не мог отделаться от мысли о Велиан, маленькой дочери князя. И не мог забыть фразу, брошенную тогда вскользь капитаном гвардии:
-Велиан в доме не было, Робас. Она осталась жива.
Я спросил, почему он так решил? Но капитан лишь пожал плечами:
-Не знаю. Просто предчувствие. Просто я знаю, что от этого города у тебя остался кровник. И рано или поздно он придет за твоей жизнью.
Проанализировав ситуацию, я понял, что он мог оказаться прав. Но вероятность этого была настолько мала, что я предпочел бы забыть о нашем разговоре, если бы только умел забывать.
А я не умел. И не забыл.
Я ждал Велиан.
Наталья Бартенева
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ