Всему свое время

Светлана Лучинина
Почти весь декабрь я с удивлением смотрела на людей. Еще совсем недавно я была такой же. Люди с невероятной скоростью стремятся в будущее. Поздравления с наступающим Новым годом сыпались чуть ли не три недели. Три недели этого уходящего года. А мне хотелось крикнуть: «Остановитесь! Еще не время праздновать! Еще нужно прожить и прочувствовать все, что дает этот год! Еще не все прожито!»

С тех пор как я посмотрела в лицо Смерти, я стала ценить жизнь. Каждое ее мгновение. Каждую секунду. И уже месяц я настойчиво натягиваю вожжи для своего личного времени. Я пытаюсь его притормозить. Я пытаюсь его прочувствовать и прожить. Меня только удивляло свое внутреннее нежелание принять чужой праздник. Ведь до праздника нужно еще дожить. Придет его время, и я обязательно буду праздновать. Ибо всему свое время. А пока… А пока Траур.

Я уже скоро год живу на эмоциональных качелях. Моя личная мандала не имеет стабильности. Она постоянно переворачивается. Стоит мне сказать: «Я Воин», и во мне возникает нежный женственный Голос. Стоит признать, что я слабая женщина, мне подсовывают власть и зовут на войну. Стоит отчаяться от того, что я абсолютно одна, и вокруг проявляются любящие люди. Стоит заявить, что я не люблю путешествовать без родных, меня отправляют в путешествие. Стоит проснуться в удивительно легком и звенящем хрусталем настроении, жди беды.
 
Я иркутянка. И то, что происходит в моем городе, пусть не напрямую, а отраженно, прилетает ко мне. Я из города, где часто падают самолеты. В первой катастрофе погиб сын моей преподавательницы английского языка. Пилот. Во второй – друг моего знакомого нотариуса. Летел со встречи одноклассников из Челябинска через Екатеринбург. Рейса Иркутск-Челябинск не было. «Руслан», загруженный истребителями, упал на дом первого мальчика моей сестры. Погибли его мать, сестра и тетя, которых я лично знала. Третья катастрофа с пассажирским самолетом, врезавшимся после посадки в гаражи и сгоревшим на земле, меня обошла стороной. В тот год я приехала летом в отпуск на поезде, и мама умоляла меня больше не летать. Просто зимой произошла разгерметизация кабины пилотов в самолете, на котором я прилетела, и нас встречали с пожарными машинами. И вот опять на город падет самолет. На этот раз погибли знакомые моей подчиненной. Ее муж работает на авиазаводе. Перед самым новым годом, когда уже у многих прошли корпоративы, и все пожелали друг другу счастья в году грядущем, в девять семей пришла смерть. Ушли девять относительно молодых мужчин. Мои ровесники. Воины в нашей с Эльфийкой классификации. И я почему-то шептала: «Год еще не закончился!»

Нет, я не предчувствую смерть и не знаю о ней наверняка. Я просто что-то чувствую. И есть ощущение, что мы, люди, в целом живем неправильно. Мы живем то прошлым, то будущим, и не ценим настоящий момент. Мы празднуем, когда время праздновать не пришло. Мы боимся, когда бояться еще нечего. Мы оплакиваем героев фильмов и мыльных опер, а плакать нужно по тем, кто живет рядом с нами и уходит от нас. В настоящее нас возвращают трагедии. Именно в этот миг мы оказываемся здесь и сейчас. И мелкие ссоры с родными и близкими становятся бессмысленными и теряют свое значение. Мы понимаем, насколько тонка грань, переступив за которую, у кого-то из нас уже не будет будущего.

Весь этот год через меня идет особое ощущение, которое я отразила в своем «Слиянии двух лун в созвездии Орла». Весен потеряла Юритаса в праздничный день, день Терры, и с тех пор приближение праздника для всех становилось для нее годовщиной ее личной трагедии. К сожалению, в моей жизни я встречала уже несколько людей с такой судьбой. Они теряли близких в Новый год и 8 марта.

Каждый день рождаются и умирают люди. Круговорот жизни на одной отдельно взятой планете. И все-таки, когда вслед за трауром в твоем городе приходит трагедия террористических актов в другой, горько осознавать, что еще в десятках семей праздник и горе свяжутся одним неразделимым узелком. Но знаете, что важно? Важно сохранить способность радоваться жизни. Оплакать тех, кто ушел, и разделить радость с теми, кто остался. Это трудно. Очень трудно. Но всему свое время. Время для траура. Время для праздника.

Для меня лично этот год стал более, чем удивительным. Пробуждение сделало меня ведающей и верующей. Я теперь иногда хожу в церковь. Я молюсь и ставлю свечи за помин души ушедших и за здравие живущих. Когда я говорю, что ничего не боюсь, я наверное лукавлю. Просто в том внутреннем Преображении, что со мною происходит, мне не может помочь ни один человек. Только Бог. Все остальные бессильны. Вот я и прихожу в то место, где люди целенаправленно говорят с Богом. И с Богиней.

Я была в церкви перед отлетом на Хайнань. Я иркутянка. Пусть я не боюсь летать, но мне тревожно. В самолете не нажмешь стоп-кран и не выпрыгнешь с парашютом. А еще мы – иркутяне не хлопаем, когда шасси самолета коснулись взлетно-посадочной полосы. Для меня полет закончен только тогда, когда я спустилась с трапа на землю. Специфика родного города. И я такая не одна. Я успокаиваю свою тревогу, выйдя из храма. Я фаталистка. Я пришла в храм, я сказала Богу, что доверяю ему свою жизнь и прошу его благословения в пути, а дальше я принимаю все, что мне дает путь. Я научилась принимать то, чего лично я не могу изменить.

Выйдя из церкви, я зашла в иконную лавку, взять образок Николая Чудотворца и случайно увидела икону Богородицы, которую никогда раньше не видела. Богородица в поясном портрете со скрещенными на груди руками, без младенца, с солнцем за головой и в месяце-лодочке. Я видела католические картины, где Богородица с младенцем Иисусом в полный рост стоит в месяце-лодочке, но православную икону я не знала. Она меня зацепила за живое. Каково же было мое удивление, когда на Хайнане в небе оказался именно такой месяц. Богиня мне улыбнулась.

Я знаю, что мир мне улыбается, однако я теперь очень сильно воспринимаю других людей. Это трудно. Когда ночью я села в самолет рядом с моим коллегой в Иркутске, я была спокойна. Я пыталась с ним болтать, но он не мог и не хотел. Он нервно листал газету, которую явно был не в состоянии читать. И в этот момент я почувствовала, как он боится лететь. Меня накрыли его страх и вибрация. Я сама стала его страхом. У меня бывают теперь перекидушки. Раз и стала другой, не сама собой. Перевертыш. Хорошо, что я теперь знаю, что порою мои эмоции – не мои. Но как отделить себя от чужого страха, если он тебя сотрясает?

Была ночь. Самолет еще выруливал к месту разгона, а я вдруг уснула. На секунду. И услышала во сне голос Солнечной Девочки. Она мне сказала: «Прекрати! Ты только начала летать! Это только начало! Если ты будешь бояться с каждым и за каждого, во что превратится твоя жизнь? Живи! Лети! И будь, что будет!» Я моментально проснулась. Мы еще стояли. Нас обрабатывали противообледенительной жидкостью. А потом мы полетели. Теперь я вижу чужой страх. Я даже его ощущаю, но я не боюсь.

Сегодня я снова была в церкви. Я поставила свечи за помин души людей, погибших в террористических актах в Волгограде. Волгоград принял на себя в этом году три террористических акта. Один город. Три взрыва. И везде погибли люди. Сейчас на вокзале или в троллейбусе многие в душе, наверное, стремились домой. И мысленно они уже с семьей встречали Новый год. Для некоторых 2014 год в нашем человеческом понимании уже не наступит никогда. И многие спрашивают себя в отчаянии:  «Почему? Зачем?»

Я тоже спрашиваю. Я даже знаю, почему Волгоград. Сами террористы, наверное, до конца не знают, а я знаю. В сентябре на нашем с Эльфийкой внутреннем экране плакала Богородица. Эльфийка видела кровавые слезы. Мы теперь такие. Сами не осознаем, что мы видим. А еще мне все время шли песни Юлии Славянской «Плачут Богородицы образа…» и «Царица Небесная». И образ: Родина-Мать. Где стоит этот монумент? Где у русских Родина-Мать, по которой можно ударить, чтобы причинить боль? В Волгограде. На Мамаевом кургане. Не в Москве. Волгоград особый город. Его имя не отражает его историю. Слишком часто меняли имена. А имена его: Царицын и Сталинград. Город-пограничник. Город, заслонявший от ханств. Город, в котором произошел один из основных переломов в Великой Отечественной войне. Город, в который вошел враг, но не смог его завоевать. Город, который не сдался. Этот город находится под покровительством Богородицы, Богини. И по нему ударили трижды.

Мне трудно ответить, зачем. Я знаю, зачем произошло крушение башен-близнецов в Америке. Я знаю, зачем был взрыв в метро в Испании. За всем этим стоял Крайон. Магнитная служба Земли. Я даже знаю, зачем был захвачен театр на Дубровке в Москве во время представления «Норд-Ост». Любой теракт в Москве понятен: прямой удар по власти. Удар по Волгограду – это что-то иное. Я даже не понимаю, Крайон ли это, или нечто, что ему противостоит. Что хотят показать нам? Или это то, чего мы с Эльфийкой так боялись? Война против Олимпиады в Сочи началась? Нам рано праздновать? Хотя 2013 год подходит к концу, год Змеи еще не закончен. Змею еще рано провожать. Она уйдет только 31 января. Что за январь нам предстоит?

Есть некоторые теракты, которых я не понимаю. Я сама назвала себя Смертницей. А тут попала на глаза еще одна ченнелинговая книжка. «Зонд с Арктура». Именно у арктурианцев были близнецовые планеты, которые маячили в моем «Слиянии». Одна планета гигантов, а другая – карликов, но они приспособили друг друга к себе, уменьшив гигантов и увеличив карликов. Они идеально подошли друг другу. Арктурианцы входили в Федерацию планет пяти Орденов. Я не арктурианка. Их Орден Синий  с щитом Магии. Я из Белого Ордена. Мой щит – Смерть. Еще не разобралась, чей это мир. Я все еще разгадываю шарады. Одно точно: я Смертница и я не понимаю смертников, которые ценою своей жизни уносят жизнь мирных людей в мирное время. Я понимаю Воинов. Я не понимаю смертников-самоубийц. Я понимаю тех, кто идет на реальное самоубийство, ценой своей жизни заслоняя от смерти другого человека. Это Щиты. Это Смерть ради жизни. Но Смерть ради смерти? Ей нет оправдания. Ни религиозного, ни идеологического. Смерть ради смерти, страх ради страха разрушают и ни к чему не ведут. Это и есть голый, обнаженный, беспринципный терроризм. И мне грустно и печально. Я не боюсь, хотя цель террора посеять страх. Посеять страх во время праздника. Сейчас время чудес. Время после Католического рождества и перед Православным. Святое время. Самоубийство и убийство – самые страшные грехи, окропившие кровью святое ожидание чуда. И потому для нас сейчас Траур. Видимо, так нам суждено. Чтобы мы праздновали во время праздника. Не до, и не после. Ибо всему свое время.

Когда я вышла из церкви сегодня, я вновь зашла в иконную лавку и купила так поразившую меня икону. Редкое изображение Богоматери. Остробрамская Пресвятая Богородица. Богоматерь еще без младенца.

Эта икона – часть образов, формировавших сцену Благовещенья. Дева Мария за мгновение до того, как она узнала, кто она. Я не подозревала о значении этой иконы. Она просто моя. Католический и православный символ одновременно, освящавший когда-то городские ворота. И сейчас она находится на воротах Вильнюса. Она защищала от ненужных вторжений. Икона трех Радостей. Усмиряет скорбящих и душевнобольных. Вот какую еще Богородицу я могла для себя выбрать? Я, в душе славянка и жительница Древнего Рима одновременно, православная и католичка. Я учительница, находящаяся на службе у чужих детей, но не державшая на руках своего ребенка. А еще икону окружают два Архангела: Михаил и Гавриил. Куда ж мне без воинов-мужиков? Эх, Мишка!

Я смотрю на Богородицу и думаю, что права моя Солнечная Девочка. Мы не должны бояться за всех и всех. Мы не должны пускать в душу страх. Да, мы должны принять горе и оплакать потери. Но грядет праздник. И мы, как Весен, должны утереть слезы и радоваться тому, что мы живы. Грядет Рождение Христа. Грядет Рождество. Грядет обновление. И свой праздник мы никому не отдадим. Закроем его Любовью. Закроем пожеланием Счастья и Добра. Мы свой праздник заслужили. Мы за него заплатили. Мы его дождались. Мы все сделали правильно. И мы примем его, когда придет должное время. С Новым годом Вас! С Рождеством! И да хранит Вас Бог.