(ферма животных)
Юрий Алексеевич выделялся из общей массы. Зачем он стеснялся имени по метрике: Юлий? Оно ему очень шло. Крупный, какими бывают выходцы из южнорусских краёв. Не смуглые “казачки” - русско-украинско-турецкая помесь. А именно чисто русские. Былинные русичи, как артисты братья Евдокимовы. И внешне они с ним чем-то схожи. Статью.
И при той юлийцезаревской внешности – совершенно детские черты характера. Обидчивость. Взрывной, но стремительно отходчивый характер. И – жемчужина – напрочь полнейшее отсутствие хитрожопости. До грани наивности. И – бриллиант – преданность делу, в ущерб личным амбициям. Органически не умел прикидывать расклад. Никогда не смог бы воспользоваться грязными технологиями делания карьеры. Как всякий интеллигентный человек, он был брезглив.
Нечто подобное встречается в животном мире. Животное барсук умеет рыть очень хорошие норы. Удобные, просторные, чистые. Животное лиса то ли не умеет, то ли ленится. Но иметь хочет.
Поэтому, залезает в нору барсука во время его отсутствия и гадит там.
Чистоплотное животное барсук, вернувшись домой и, увидев непорядок, чистит нору.
Когда он снова уходит по делам, лиса опять залезает в нору и опять гадит.
Чистоплотный барсук вновь чистит. И так повторяется, пока ему не надоест и он не уйдёт делать себе новую нору.
Что лисе и требуется. Ей лишь бы место тёплое да крыша надёжная. А что по уши в говне – так ей без разницы.
Юрий Алексеевич заведовал кафедрой, куда я сам бегал в студенческое научное общество. Наверное, в детстве недоиграл с реактивами.
Но, говорят, кое-что получалось. Из воспоминаний того времени. Дали попробовать один процесс. Подобрать условия проведения. Как обычно, не выходило. И так, и этак. А однажды – взяло, да и получилось. Ни с того, ни с сего. А той неуловимой тонкости, благодаря которой вышло, я и не заметил. Ума не хватило. Много ли его у второкурсника, даже не прослушавшего систематический курс органики?
Я – то и не знал, что такое бывает и с опытными специалистами. Переживал. Но, наверное, важная была вещь, раз сам Литвиненко, будущий академик, пришёл (если не сказать прибежал - даже трость не захватил) самолично мерить точку плавления щепотки сероватого порошка. Точка была та…
На следующий учебный год Юрия Алексеевича отправили стажироваться в Англию. Сейчас это в порядке вещей , а тогда, в пору первых проблесков детанта… Отправляли ведь и других. Только содержание стажировки было разным. Одни – изучали сортамент баварского пива – как раз на год и хватало. Другие, переводя со словарём инструкции, учились работать на диковинных для нас на ту пору приборах - гель-хроматографе или каком-нибудь хромато-масс-спектрометре.
По приезде в Ландн Алексеич первым делом осмотрелся. Работать можно. Нарабатывать необходимую серию производных с различными замещающими группами у реакционного центра – можно! И не надо поручать студентам – сношникам синтезировать скелет по агрономовским прописям. Надо – привезут назавтра, только успевай заказывать. Ведь где-то оно валяется, пока ненужное. Напиши заявку, и всё. Лишь однажды была задержка - двое суток. Оказалось, что в сиднейском аэропорту откладывался рейс из-за плохого метео. Мелкие грузы они передавали через экипажи “Боингов”. Что мешало делать так же в рамках СЭВ?
Опять же, синтезировал, почистил – в соседней комнате спектрометр. Нам такое и не снилось. Главное – никто не вымогает вписывать в статью только за то, что анализы сделали или спектры сняли. Не надо везти в Москву или Питер только потому, что здесь пользуются любой возможностью “срезать” того, кто талантливей.
“Если мы черны – будь и ты черна!!!”
И, в конце концов, если прибор есть, так он работает, а не стоит, как на факе из-за того, что кюветку по пьяни расколотили…
Составив план докторской, Алексеич мелочиться не стал, а явился сразу к будущему редактору “Общей органической химии” Бартону. На тот момент это была, пожалуй, третья в мире голова после Полинга и Вудворда. Тот выслушал, посмотрел, одобрил. Предложил себя в качестве руководителя.
И – вперёд!
За год было наработано столько соединений! Из более чем скромной стипендии (советские специалисты в командировке – это вам не друзья СССР африканские царьки-людоеды: перебьются и на изжоге!) удалось выкроить и на очень редкие книги. Он потом проверял по каталогам “Ленинки ”- таких там не было!
Перед самой стажировкой успел провернуть очень важное дело.
Хрущёвская “плюс химизация” свелась к закупке процессов крупнотоннажного синтеза продукции, которой в мире и без нас было, было, было… “Спасибо” хаму, экскьюз ми, я хотел сказать - Хаммеру.
Потом, на совещании “Союзхимпласта” в Казани об этом говорилось откровенно и с горечью: оборудование начало давать сбои. А на ЗИПе, как всегда, сэкономили. Ерундовые штуцерки, сработанные из неродной трубки, проедало. То один, то другой. И каждый раз процесс надо останавливать, а потом долго и трудно выходить на режим. Импортные же контрагенты, конечно же, поставляли “родные” детали, но только за очень, очень и очень отдельную плату.
У Алексеича была идея создать лабораторию мелкотоннажной, “граммовой” химии. Потребность в которой в мире – граммы. Но без которой производства стоят. В том числе и фармпрепараты. Он “пробил” решение об этом в киевском Совмине и ЦК. Московские с налёту взять не удалось.
И не могло, ибо братья наши меньшие, скорей всего, возопили: “А мы тогда какую продукцию производить будем, если с советского рынка потеснят?!!” Видимо, Белокаменная приняла чисто политическое решение вкладывать деньги не в своё, родное, а в “Хемаполы”, “Фармахимы” и прочие “Полфармы”. Потом, с развалом Союза всё это мгновенно аукнулось ценами на лекарства при “наявном” качестве.
Поэтому, после Ландона, поработавши по-человечески, настроение было боевым. Диссертация в практической части готова.
Хотя, вы можете себе представить, чтобы в Союз приехал Нобелевский лауреат сэр Дерек Бартон?!! Причём, не с официозным визитом к Александрову там, или к Келдышу. И уж тем более, прости, Господи, не к Патону.
А просто – на защиту своего диссертанта! Поболеть!!!
Лично я такое представляю себе крайне слабо. Имярек с приближёнными вместе легли бы костьми, содрали бы с себя кожу, чтобы не допустить. Чтобы никто не увидел, что они – ничто. Что все контакты без них. По ходу. Не под их эгидой. Что всё их существование, эрго, суть эйфория ничтожеств под дифирамбы холуёв.
Но до этого дело не дошло.
Отбывая в Юнайтид Кингдам Алексеич вместо себя оставил на кафедре заместительшу. Как её звали? Без разницы. Назовём-ка её ЭрЭс.
То ли у нас – восточных европейцев менталитет такой дурацкий, то ли конкретные людишки такие… Как нас давит жаба! Готовы, как говорится, и свой дом поджечь, лишь бы у соседа клуня (соломенный сарай) сгорела… Пресмыкаемся перед власть предержащими. А когда на короткое время к власти придёт (мы и сами его в душе таким считаем!) достойный, который знает, что и как надо сделать, чтобы нам же всем стало лучше, мы не помогаем ему, нет, мы съедаем его – мелкими подгаживаниями и откровенным саботажем. Выходец из нашей среды нами же и втаптывается в асфальт.
СПИД холопства гуляет в нашей крови!
Когда ЭрЭс на год получила власть, о, как ей это понравилось! И чем ближе оставалось до конца, тем более жаль было ей расставаться с жезлом.
Тем более что вернувшийся патрон, получив в Ю-Кей такой заряд вдохновения, несомненно, захотел бы освежить кадровый потенциал кафедры, сделав ставку на самолично выращенных “разных там пащенков” И уж куда тем более, что начали уже бегать в библиотеку четвёртого корпуса за монографиями пытливые школьники, в сферу интересов которых входило "восьмое квантовое число", изгнанные за это из Донецкого ликбеза и ставшие потом украшением МГУ… Жаль, не подарил им Бог долгой жизни…
Снова должно было возвернуться инородное тело. Милому тихому тёплому болотцу грозили потрясения.
И, едва вернувшись, Алексеич попал в густую полосу отторжения. Было состряпано персональное дело, где бывшего парторга обвинили во всех смертных грехах. Не удивлюсь, если в числе их оказалось бы растление ветхих старушек и убийства воспитанников детсада. Не удивлюсь! Воистину, грязи не жалели…
Конечно, толковые специалисты не валяются где попало, опять же бартоны не со всяким сядут на соседний унитаз… В руководстве ликбеза (“на жаль”, представлявшем собой очередную шоблу временщиков), боролись две крайности: примешь сторону специалиста – начнут гнать вонь уже и на тебя, переметнёшься к коллективу – получишь хоть временное, да затишье…
О том, что грамотная молодёжь приходит только к тому, кто способен её чему-то научить, как-то не думалось. Недавно наша преподаватель Валентина Ивановна сетовала, что нет нынче уровня у абитуриентов, уж такие тугие приходят, такие тугие… Другая (с намёком на инициалы назову её “уточкой”) призналась, что наша параллель оказалась самой запоминающейся. Другие годы – и вспомнить некого!
А ведь “уточка” была одной из активнейших участниц поливания грязью…
Кто-то был замаран чем-то другим, кто-то откровенно боялся стаи, для кого-то всё происходящее было просто футболом “Спартак” - “Динамо”, кто-то сунул голову в песок, кто-то по доброте душевной (которая есть хуже предательства)…
Я гляжу, гляжу на этих людей. Внешне они кажутся благородными и добропорядочными. Но из них каждый, именно каждый сделал по чуть-чуть что-то, чтобы подгадить человеку, более толковому. А ведь могли “за бесплатно” пользоваться его талантищем – он был щедр. Не боялся делиться замыслами, идеями – далеко не везде так принято. А уж “технологические тонкости” - раздавал щедро, у него было в избытке. В родном институте их берегут свято, ибо за душой ничего. Кроме пустоты и неуёмных амбиций, происходящих от незнания своего места…
Он хлопнул дверью, причём, довольно громко. Газета “Соц. индустрия” за 22 декабря 1974 г. живописала, что не так всё ладно в славном г.Донецке. И что не стоит лезть со знаменем на баррикаду тем, кто по уши в дерьме…
Он уехал в Луганск, где сразу был поставлен деканом факультета. Потом проректором. Кажется, ему удалось создать даже небольшой коллектив лаборатории…
На одной из заурядных конференций его разыскали сотрудники московского НИИ, занимавшегося новыми гербицидами. Началось долголетнее сотрудничество. (В жизни бывает, как правило, наоборот – ищут, куда бы можно было приткнуть, чтобы считалось, что есть внедрение…) Потом у него, говорят, было довольно плодотворное сотрудничество и с французами…
Но неопределённость жизни на два дома утомляла. То ли он хотел кому-то здесь что-то доказать (Господи, кому?!! Что?!!), то ли чувствовал там себя неуютно… Он подавал на конкурсы в здешние вузы. (Дался ему этот Донецк! Город, где всё, что можно было схватить, схвачено)
…Я спешил с обеда и как раз, проходя задрипанные зады наших “сараев” по Разенкова1, ни с того, ни с сего вспомнил, как уже перед его окончательным уходом, весной семьдесят четвёртого, полез в железный шкаф с реактивами чего-то доставать, а одна баночка (с веществом средней дефицитности) возьми и свались. Очень уж шкаф был забит. А он как раз, кажется, присел поиграть в шахматы с Юрий Тимофеичем. Расколоти банку кто-то другой без исключения – взрыв неминуем! А мне ни слова не сказал. Я быстренько нашёл чистенькую, перегрузил. Почему, ну почему не взорвался?!!
А на следующий день после неожиданно нахлынувшего воспоминания Василий Иванович, один из тех, который друг потому что друг, а не потому что с ним пьёшь, передал, что Алексеич в этот самый миг, около часу дня 5 декабря 1996 года, навеки уснул за рабочим столом… Кого вспоминал он, о чём жалел в те мгновения, когда прокручивалась в его сознании назад кинолента жизни? И случайно ли, что вспомнился он мне как раз в этот момент?
(1.Зады задами, но ведь именно в этих самых сараях делалась основа клея, которым знаменитые москвичи клеили термозащитную плитку на спускаемые аппараты. И плитка не отлетала!)
После того, как его “ушли”, я попросился перевестись на кафедру углехимии с кафедры органики. Я не мог там находиться на дипломировании. Этот жест не был чисто эмоциональным: в один миг внутренний компьютер прокрутил варианты и выдал решение. Только сейчас я, раскладывая по полочкам, вижу его правильность.
Во-первых, учитывая привычку преподавателей подгаживать друг другу, отыгрываясь на прикреплённых к тому и тому студентах. Причём, невзирая даже на то, что это дети бывших и настоящих коллег, к которым ты же сам завтра придёшь с просьбой… А уж тем более если без роду и племени. Беззащитные.
Во-вторых, уже наработана какая-то информация, освоены какие-то методики. Ведь в течение короткого времени нужно дать результат. А если не получится? Тебе пойдут навстречу, исходя из того, к кому ты был прикреплён раньше? Или наоборот? Например, чтобы показать urbi et orbi, что тебя ничему не научили.
И, в третьих, самое главное, кто в лавочке остался?!! Проскочившие в учёную степень на дичайшей халтуре времён “кования кадров” чему научить способны? Как определять касательную к кривой методом стеклянной палочки? Как отбрасывать экспериментальные точки, которые не нравятся? Которые, если их учесть, дадут совершенно позорный коэффициент корреляции?
Видимо, это, ещё многое другое и учёл компьютер моего подсознания.
Конечно же, этот жест не остался без внимания. И оценки. Разносторонней. То есть, с разных сторон. Когда впоследствии, уже перестав быть студентом, незадолго до отбытия в си-эй-раша, зашёл к ЭрЭс на предмет рекомендаций для вступления в ряды авангарда советского народа , ЭрЭс припомнила мне всё: “У Вас всегда и на всё было своё мнение!”
А чем это плохо?
Партийность была дополнительным барьером, чтобы не допустить к крантику “не своих”. Конечно же, отказала. Мог бы и не унижаться.
Алексеич был идейным вдохновителем моей дипломной. А Валентин Петрович – более техническим. А Анатолий Александрович и вовсе формальным. Делал практически всё сам, все синтезы. Часто ли такое нынче встретишь?!!
Он звал меня к себе, но что-то останавливало. Основное: я не хотел, чтобы из-за моего чисто прагматического жеста (совсем не эмоционального!) кто-то мне чем-то был обязан. Просто элементарно гордый человек. Он, видимо, тоже.
И другое. Ведь кое-кто к нему таки поехал.
Выразительные глаза, лицом похожий на актёра Мэла Гибсона. Лакей по натуре, преданный до нитки. То есть, готовый продать за нитку.
Я поразился: как он лебезил перед Алексеичем! Играя в шахматы, откровенно поддавался (я больше люблю смотреть, как играют: очень хорошо познаёшь характеры!), Алексеич то ли поддался на лесть (поддашься тут, если кругом такая вонь!), то ли не смог отвязаться… Юра поехал к нему в Луганск, там недолго поработал, потом каким-то фортелем оказался в столице Родины. Дошли глухие толки о том, что фортель был довольно грязным. Без подробностей. Но обо всём я узнал только потом. А тогда размыслил просто: кем же ты себя окружаешь! В эту оболочку я не вписываюсь!
Ну, ошибся. Ну, бывает. Время назад не вернёшь…
На дверях двадцать первой лаборатории (второй этаж тогдашнего третьего корпуса) кто-то повесил резинового слоника с пищалкой. Входишь, а она тебе по носу: пик! Повод улыбнуться. Алексеич же усмотрел другое: нарушение правил охраны труда. Устроил Ирине Петровне (ответственной) разгон, повесив упомянутую игрушку на шею. Основание: кто-то входит, а в это время игрушка по носу. А у человека в руках - бутыль с растворителем. Вот тебе и “пик”! Пожар.
Как руководитель, которому в случае чего мямлить в кабинете сопливого прокурорчика, он был прав на 200%. По сути. Но не по форме. Не стоило, быть может, высказывать всё это в присутствии широкого загала (особенно, пащенков). А может быть, наоборот, стоило: в присноупомянутом кабинете хоть кто из сотрудников (или не сотрудников) подтвердил бы, что завкафедрой уж за чем-чем, а за охраной труда по периметру следит жёстко!
Неужели нельзя было хотя бы по подобным мелочам не поднимать вонь?!! Взвесить всё и подойти прагматично, не расковыривать обиды.
Стирается острота воспоминаний. Да, жаль, пожалуй, что я прервал связь. Единственный в мире человек, относившийся ко мне по заслугам. По молодости не понял.
Что-то ещё должно всплыть из памяти. Это не конец воспоминаниям.
1.
(Восьмое квантовое число)
Вообще-то их, чисел квантовых, четыре. Больше и не надо.
Страшным словом этим называется не что иное, как примерно то же, что и графа в паспорте.
Кто школу забыл – напомню.
Первое число - это номер уровня, на котором бегает электрончик. Вроде фамилии. Больше число – дальше от ядра. Энергия электрона больше, и тем меньше ему требуется её добавить, чтобы оторвать от ядра.
Второе – номер “под-уровня” в пределах уровня. Имя электрона то есть. В пределах уровня он может иметь чуть больше или чуть меньше энергии. Как по жизни – все равны, но кто-то немного равнее! Это потому, что облако его имеет ту или иную форму.
Третье – магнитное поле по правилу не то левой, не то правой – забыл, какой, руки. Число, показывающее, куда стрелка магнита направлена.
Что же касается четвёртого, то физики и сами не знают, что оно означает. Заметили они, что есть в атомах сладкие парочки электронов – всё у них одинаковое. И первое число – уровень. И форма облака – подуровень. И вектор магнитного поля. А всё-таки, разные. Плюнули физики – чем голову ломать чёрт те над чем, давайте думать, что электроны ещё и вращаются вокруг своей оси. Один вправо, другой - влево. Вроде челнока, по-английски “спин”. И не стали больше мозги сушить.
Как там, у братьев Стругацких, полотёр из Академии Наук рассуждал: “Ну, эти там, учёные – собираются и начинают спорить. И спорят, и спорят! Спорят, пока название не придумают. А как придумают, так сразу и успокаиваются”.
Вот так и физики – придумали и успокоились.
Правда, в годах этак восьмидесятых какие-то теоретики, работой не загруженные, попробовали посчитать скорость такого вращения вокруг оси. Получилось у них раз в триста больше скорости света. Многовато, однако!
Но их затюкали: не ломайте картинки, не будите спящего пса!
Процесс этот, который в жезеэловской книжке “Нильс Бор” очень подробно описан, студенты изучают. По Коттону-Уилкинсону, по Робертсу и Кассерио, на первом курсе и вовсе по Ахметову.
Иронизируя при этом весело над правилами квантования: “На одном унитазе могут находиться не более двух человек, причём, с противоположными спинами!”
А их преподаватели, учившиеся ещё в пору ожесточённой борьбы с "реакционной буржуазной лжетеорией резонанса" (отдельная подтема) торопятся поскорей проскочить эти малопонятные разделы и перейти к изложению непосредственных свойств веществ.
Говорят, когда нормальные математики начинают вникать в построения квантовой химии – не выдерживают. Плюются! Мы, пскопские, математики не знающие, к этому попривыкли. Но это так, к слову.
А история заключалась в том, что некий студент, Володя Н., на спор спросил у преподавательницы: “*, говорят, японцы уже восьмое квантовое число открыли?!! Во, дают!”
*, их преподавательница, сделавшая диссертацию на халтуре во времена “кования кадров” дабы перед сопляком не вмазать фейсом в тейбл, приняла вумный вид и авторитетно ляпнула: “Да-да, то ли в “Успехах”, то ли в “Сайенс” я что-то про это видела!”
Совершенно забыв, что, во-первых, чтобы она прочла что-нибудь в “Сайенс”, журнал “Science”должен был бы издаваться на русском языке, а во-вторых, молодёжь воспринимает не дутую напыщенность на пустом месте, а исчерпывающую и понятную информацию по делу.
Потом, гораздо потом, стукачи доложили, каким посмешищем она выглядела.
Конечно же, как водится, на парне отыгрались. Экзамены кто принимает? Ото ж!
И Володя Н. был исключён за неуспеваемость. Тут же подал документы в МГУ, сдал и поступил. Школьник, юный химик от бога, с восьмого класса взахлёб глотавший крутые монографии из библиотеки четвёртого корпуса, наконец-то очутился в таком окружении, какого был достоин. Закончил учёбу не с меньшим блеском, чем начал. Да только жаль, что не подарил ему Создатель долгой жизни.
Видать, кому-то из рождающихся срочно потребовалась эта пытливая чистая и щедрая душа.
А “восьмое квантовое число” так и вошло в историю ликбеза.
Интересно, от какого английского происходит слово “факультет”?
2.
Студенты-биохимики (тогда ещё в надежде на достойное применение их муштровали всерьёз) сдавали экзамен. Или дифзачёт? Неважно.
Преподаватели – тоже люди. Как и во всяких организмах, у них – процессы. Холинэстераза, супероксиддегидрогеназа и прочие дигидроксиредуктазы вплоть до алкогольдегидрогеназы, когда тоскливо на душе.
Одним словом – метаболизьм. Биохимия чистейшая.
Так вот, не лишена биохимии была и “уточка”. То ли серотонина, то ли допамина дисбаланс. Или сахара. Оттого и зэхер.
И попались ей измученные студенты, коих пичкали науками, как пичкают едой гуся, в авоське подвешенного. Какие-то внутренние вопросы в деканате возникли. Другой бы со злости камешек с тротуара ногой врезал, а тут студенты под рукой…
В подобных случаях президент Кучма-геть (был такой, говорят) закон подписывать не хочет, выделывается, наш кот Жан садится аккурат в дверном проёме (для верности ещё и хвост отставляет), ну, а “уточка” экзамен принимать отказалась. Придралась к какой-то мелочи. Обратить на себя внимание.
А у ребят – экзамены, а график подготовки – ломается, потому что без всех зачётов не допустят. А кому-то в стройотряд квартирьером, кому-то в каникулярную шабашку, кто-то уже билеты домой купил, изнуряющие летние очереди отстоявши…
И пошли зарёванные штудиозы прямо к декану (по-моему, это был покойный Всеволод Дмитриевич). Тот, зная свои кадры, посоветовал не тратить время на уговоры, а подойти непосредственно к завкафедрой, то бишь, к Алексеичу. Через голову.
Алексеич без проблем собрал народ и мало-помалу за часок-другой принял зачёт. Хотя, как сейчас себе понимаю, оплата за это пошла не ему, а всё той же “уточке”. Которая потом активней других участвовала в “съедении”.
Интересно, в словаре Ожегова есть ли выражение “дрянь неблагодарная”?
И что бы оно означало?!!
Отдельная подтема.
3. Псевдодискуссия о лженауке.
(наука в СССР)
Самый лучший анекдот – это тот, что рассказан вовремя. Теперь, конечно же, упоминаемые события воспринимаются как анекдот. Но в ту пору ндравы в научной среде были бардзо инными. Хотя, по большому счёту, и сейчас не лучше... Ноги-то, известно, откуда растут!
Сложная наука генетика, ох, сложная! Считать надо, хотя бы и в объёме церковного училища. А стать академиком хочется. Значит, ату её, генетику!
Вся проблема в том, что наука в СССР суть грызня за бюджетную кормушку. “Маститые” впрямую, а маргинальная шушера – опосредованно, хозтемно.
Как у Карцева-Ильченко в сценке, где “Сен-Жермен де Пре, Сен-Жермен же, но уже - де Клу…” слова одни, а подтексты меняются по ходу, так и в диалоге заказчика с исполнителем хозтем глазами и интонацией говорят примерно так:
- Ты учёный? Учёный. Знач-так, учёный, слушай сюда. У меня есть деньги, расписанные на науку. Сто тысяч. Я, пожалуй, дам их. Что ты там открывать будешь – твои проблемы. Мне надо, чтобы в названии и тексте отчёта, хотя бы на первых страницах, слово “уголь” звучало. Отчёт всё равно долго листать не будут. Как увидят, что есть вклад в науку, так листать и перестанут. А твой вклад в науку должен будет, как обычно, составить десять процентов. От общей суммы. Наличкой. Как и что – твои дела. Дерзай, учёный!
К слову, ближе к концу периода "ускорения" цифра была уже не десять, а тридцать. Потом и это было мало…
Но это для провинциалов, перебивающихся на хозтемах. Бюджетное финансирование шло по другим правилам. По-современному, понятиям. Под НАПРАВЛЕНИЕ.
Что для украинского народа характерно – так это терпимость. И то сказать – на Сечи, говорят, были не только православные, но и иные храмы. Умел бы только саблю держать, да свободу любил пуще бабы…
Точно так же нет чисто украинских анекдотов с национальным душком. Хотя не без масок. Если еврей, то чаще всего ЛИХВАР. Если немец – то скуповатый слегка глуповатый поборник ПОРЯДКА. Ни одного анекдота, унижающего ромов. Только горькое сочувствие к тем, кому намного хуже. Смех сквозь горькие слёзы.
Один, кстати, о том, как несчастный цыган узрел в своей кобыле кроме хорошей привычки пить совсем дрянную – есть. И взялся от неё отучать. И почти уж добился успеха! Только вот кобыла подвела, нарушила чистоту эксперимента. Сдохла!
Примерно по таким же методикам народный академик Трохым Дэнысовыч переучувалы – то ли берёзу в яблоню, то ли дерьмо в повидло – не знаю. Но, самое главное, почести шли, финансирование осуществлялось. Единственные, кто мешал – биологи, генетики. Поднимали на смех.
Чтобы ответить достойно, надо знать противника. А для этого – арифметику в объёме ЦПШ. Но поскольку, то проще дезавуировать врага. Шахматной доской – по голове!
Генетика была объявлена реакционной, буржуазной, лженаучной. Ежели не можешь уравнение квадратное решить – замарай его кляксой! А для тех, кто знает, что такое бэ квадрат минус четыре а цэ – Колыма, Анадырь, в лучшем случае – колхоз “Перемога” Мотовыливського района Хацапетовской области. И должность весовщика.
Хотя народ как-то устраивался. Всё же не циклотрон в черте осёдлости. Нет пробирок – есть бутылки из-под этого. А дрозофила – она ведь вездесущая . и везде… Эскьюзе муа, заболтался!
И если бы не физики, взявшие биогенетиков под защиту – всех бы порасстреливали да по лагерям сгноили.
Физикам, как воздух, нужна была генетика, потому что работающие с излучениями, едва ли не с Марии Кюри, начали ощущать их воздействия. А с помощью мичуринского дарвинизьма эти эффекты не объяснишь. Обьективная потребность.
А физики нужны были властям. Пока нужны. Пока создавали то, чем бряцают, когда мирового господства домогаются. А как создали, так сразу и отношение другое: “Ну, ты, жаба, марш в воду!”, ГорьковЛАГ и т.д. и т.п.
Потому и позволяли до времени яйцеголовым чуть поболе, чем другим. И фильмы Хичкока в институтских киноклубах, и полуподпольные концерты скандального актёра с Таганской площади. И чёрно-синие страницы повести, эренной и переэренной с журнала “Ангара”. И семьдесят пятая страница изъятого из киосков тиража “Авроры”. Впрочем, дальше уровня этой самой страницы в своём кухонном парламентаризме интели тех лет и не заходили. Побаивались.
Хоть и хреново, зато стабильно.
Ведь, Господи ты, Боже мой, что такое страшное представляет “из себя” теория резонанса? Да ничего!
Ядра атомов – как люди. Тянут электронное одеяло на себя. Кто посильней, кто послабей. А где электрон в своём вечном беге находится – ведать невозможно. Есть такой принцип неопределённости – или знаешь, где он, электрон, но не знаешь, сколь краток этот миг, то есть, какова скорость бега. Или ты знаешь скорость, но не знаешь, где он находится. Принцип Гейзенберга.
Один из вариантов – представить молекулу в виде ряда предельных, не существующих стабильно структур, а потом рассчитывать вклад каждой такой структуры.
Для примера – в виде электрона представьте своего начальника, старающегося за всем успеть. Получается: структура “шеф сидит за столом в кабинете” - вклад 25 %, “шеф обходит производство” - вклад 5 %, “шеф на совещании раздаёт финтилей” - вклад 10 %, “шеф в исполкоме получает финтилей” - вклад 3 %, “шеф с Наташкой-секретаршей в сауне” - вклад 2 % , и так далее. Всего должно быть сто процентов! И вот в зависимости от того, какая из структур по расчёту имеет вклада в данных условиях (то ли начало дня, то ли конец, то ли обеденный перерыв), можно прогнозировать реакционную способность, строить уравнения, рассчитывать процент выхода целевого вещества и побочных продуктов.
Вроде бы и просто для понимания. Но это мы с вами такие умные, Воркута по нам рыдает. Народ присосавшийся другие мозги имел. Несколько другие. Им всё казалось, что теория утверждает реальность стабильного существования всех условно нарисованных структур.
Кроме того – реалии жизни.
Только-только генетиков зашугали, зад чешется ещё кого-нибудь вздрабануть. Ну, зощенки-пастернаки там – это всё мелочёвка, на них старики уже карьеры поделали, будущие аксёновы с бродскими ещё при титьке. Надо себя проявить. А на ком?!!
Есть у Шолом Алейхема рассказик “Два антисемита”. Про то, как бедный еврей, чтобы никто его за оного не принял, садясь в поезд, запасся черносотенской газеткой, и что из этого дальше получилось.
Точно таким же было и ближайшее окружение у Тараканища. Вроде бы подыгрывали ему, кампании заказные разыгрывали, а на деле – исподтишка кидали яичко-другое и в иную корзинку. Мало ли как повернётся?!!
Так вот, сынуля послекировского ленинградца, уроженца Мариуполя, тоже решил проявить себя в числе разоблачителей. Сам-то послекировский ленинградец засветился на том, что, громя ахматовщину, в блокаду разрешил издать её стихи. На него тогда за это не то, чтобы посмотрели (когда там смотреть – немец под Курском!), но покосились.
И вот, чтобы не приняли за не своего, сынуля и решил. Разоблачить кого поближе. Как еврей на ж.д вокзале.
Понеслась кампания. Нет смысла пересказывать – в журналах Академии Наук СССР стенограммы имеются (рукописи не горят!) И, как и у биологов, одни карьеры стремительно рушились, а другие, наоборот… А за что ещё бороться?!!
Не успели как следует развернуть: то ли Тараканище вовремя помер, то ли так дурь прошла – поняли, что без крепкой химии в номерных челябинсках окромя аварий ничего не сотворишь. Сынка заткнули. Стремительной карьеры он на этом не сделал. Так, на уровне других детишек, не более. Просто подписант под чужими мыслями. Если сам написал ту книжечку, по которой мы в первом семестре к сессии готовились – и то дай Бог! Готов был бы зауважать.
А теория резонанса с её искусством расписывать предельные структуры – отошла в историю химии.
Потому что появились более удобные способы расчёта. Понятные для дураков.
P.S. Неужели и впрямь “Розповіді про неспокій немає кінця”?