"Пока Херувим спит, маленькие девочки играют семенами, раскиданными у древа жизни."
Любовник М
Чёрное крошево сна заполняет сознание. Кажется, окончательно проваливаюсь, но ещё чувствую неудобство руки. Надо повернуться... нет сил...
Облака, перхоть богова, скользят снизу вверх. Падаю спиной вперёд, но знаю, что не разобьюсь, меня поддерживают воронённые крылья, с отблеском, невесомые и послушные.
Я снова девочка. Не такая маленькая, чтобы не понимать, и не настолько взрослая, чтобы окончательно разочаровываться. Мои грудки едва обозначены, скромны, непонимаемы. Гибкое тело с белыми каучуковыми косточками.
Облака закрываются сгущающейся синевой, в которую я быстро и мягко падаю. Уже слышен запах увядших цветов, густой, поминальный. Странный запах, но совсем не отталкивающий. Здесь вечер, вечерние голоса. Девчонки шушукаются и брызги хохотков катятся с простыней на дощатый пол.
Маленькие ангелы со скинутыми и повешенными на спинки кроватей чёрными и серыми крылышками.
Они входят бесцеремонно, эти ангелицы с угадывающимися рожками. Весёлые другим весельем, заражённые другими, уже полуночными запахами. Растаптывают остатки смешков и перешёпотов.
Не развратные, но бесстыдные, со звериным разрезом зрачков. Здесь в предгорьях, в диаволовых лесах, в лагерях для заблудших городских девочек преподают первые уроки совращения, показывают колбочки с суррогатами плотской любви, из разбитой пробирки выползает и прячется в самой глубине юного сердца первый случайный оргазм.
Элоиза, не самая красивая, зато самая рыжая и уверенная, выбирает моё тонкое тело для лабораторной работы; домашние задания в таких заповедниках принято выполнять ближе к полуночи, ближе к распластанному свету луны.
- Я тебя ещё на подлёте заприметила, - говорит Эло. Её ноги в грязны в ступнях, белы у обреза юбки. Она страшит, она ведёт меня во влагу испарений ночного ручья, где вьются прохлада, плески и глумливые разговоры.
Она прижимает меня к себе, но я ничего не чувствую. Помню, помню то бесчувствие. Ни страха, ни стыда. Ничего. Мою душу уже изъяли и просвечивают сквозь адово пламя. Помню торчащие соски в моём онемевшем рту, чужую руку там, где должно было родиться моё желание. Я была бесплотна, бесчувственна, без мыслей. Тёмный сгусток пустоты в нетерпеливых руках.
- Поцелуй меня в другой сосок... не так... возьми губами, покусывай... полижи, - слышу я медленно возвращающимся слухом, теплеющие губы ощущают упругость жаждущей плоти Эло, её рука заставляет осознать происходящее как первобытный искус.
Нет, тогда я не знала таких слов, тех чувств, которые дарят ласки другой девушки.
Ангелы в акте измены. Хочу написать картину с таким названием.