Эмигранты. Анжелика

Шульман Илья
  Мой друг и сосед Дэвид, человек учёный и странноватый, однажды снова надумал жениться, и непременно на русской. У него и так уже накопилось три бывших жены и четыре сына. Кажется, куда уж больше? Ан нет, еще давай. Я, говорит, искал счастья, а получил опыт.
 
  И опыты у него все такие удачные. Мне лично его третья жена особенно нравится, журналистка нашей городской газеты: шикарную статью про меня написала, с фотографией! Я сразу прославился. Очень хорошая жена.
 
  Но ведь Дэвида не переубедить. Он завел интернетовскую картотеку, с настырностью арифмометра перебирая варианты суженых. На все мои научные и ненаучные аргументы отвечал полным бредом про высокую душу Анны Карениной. Начитался, блин. У нас и паровозов-то нету. Пришлось волей-неволей стать сердечным доверенным и переводить туда-сюда любовные писульки. Каюсь, немножко редактировал. Виртуальный Дэйв в результате моей обработки вышел скорбным главою истеричным дебилом с признаками манечки величия. Если бы я был трепетной русской девушкой, а не пожившим мужчиной, вступившим в период полураспада, то бежал бы прочь, в ужасе заламывая тонкие руки.

  К моему удивлению, количество претендеток выросло в шесть раз. Мой монстр явно пользовался бешеным успехом. Дэвид буквально купался в волнах нежности. Загадочная женская душа сравнялась для меня с китайской грамотой – изящно, но непонятно.

  И Дэвид после мучительных калькуляций наконец сделал свой выбор.  Русской девушкой стала татарка из Эстонии. Когда я впервые, уже в доме Дэйва, увидел их вместе, то его круглое лицо сияло от гордости. Высоченная блондинка наклонилась, чмокнула Дэвида в лысинку и радостно сообщила:
  - Ути-пути хрен в мазуте!

  Всегда улыбаться Анжелику научили в Таллиннском казино, где она служила дилером и лихо раскидывала игральные карты на зеленом сукне.  Вообще-то, она была родом из Сибири. Там, в морозном прошлом, остались убогие панельные пятиэтажки, случайный отец дочки, разноцветные дымы из заводских труб, вечные нефтяные факелы, Ленин с протянутой рукой, мама и мечты о карьере модели. Анжелика так и писала в школьном сочинении: «люблю Ленина, маму, Родину и хомяка».

  - Нога должна идти от бедра! – объясняла мой жене Наташе Анжелика. – Ступня в развороте на пятнадцать градусов. Спина прямая. Взгляд королевский, равнодушный. Королевский, я сказала, а не шмары плечевой!
 
  Дэвид, с маленькой Кристиной на коленях, благосклонно наблюдал за уроком. Он хотел, чтобы Анжелика была счастлива. Семейной гармонии весьма способствовал языковой барьер. Я и сам не ангел. В свое время, будучи юными студентами, мы с другом Мишкой перевели на великий матерный язык целую страницу романа Льва Толстого. Ну, вы помните: «Все счастливые семьи счастливы одинаково...» Сами попробуйте. Совсем не так просто. Не зря Мишка теперь профессор. Но в сибирское наследство Анжелики входили столь изысканные словесные пируэты, что в Наташином огороде незрелые помидоры краснели до срока. Только иногда Дэвид осторожно спрашивал меня, что означает «татар» или «балбеса». Непереводимая игра слов, уверял я его, и идиллия продолжалась.

  С Анжеликой мы подружились. Бабой она оказалась незлобивой и на диво самоироничной:
  - Иду я такая после тенниса по улице Аптееги и рукой повторяю удар справа. И тут вдруг какая-то тетка мне вслед жалостливо причитает: горе,мол, горькое, молодая, а уже инвалид. На хер мне этот теннис сдался! Бросила сразу, конечно.

  По городской жизни поначалу сильно скучала - чтоб толпы людей, огни, смех, вечный праздник. В нашей-то деревне и пешехода не встретишь, одни автомобили. К сельским радостям относилась свысока. Если мы предлагали отправиться в парк на шашлыки, Анжелика скучнела:
  - Знаю я эту природу. Лютик-е*анутик и ё*ушки-воробушки, а потом муравьи в трусах.

  Вот кошек любила всем сердцем. На участке Дэвида испокон веку стоял огромный сарай, забитый всякой рухлядью, и котеек в нем расплодилось под руководством Анжелики непредставимое количество. Они и в дом пробрались.
  Дэйв стоически терпел. Лишь иногда, помогая Кристинке найти в  хитросплетениях рисуночных линий таинственного мальчика Уолдо, он незаметно отпихивал ногой особо наглые морды.

  Бесхозных кошачьих детей Анжелика оттаскивала через дорогу в румынскую церковь Святого Димитриуса. Из тяги к общению завела себе там приятелей, ходила на службы. То, что она вроде бы мусульманка, Анжелику не волновало. В вопросах веры она придерживалась чрезвычайно широкой свободы:
  - Батюшка у них милый, чисто боровичок, так бы и съела. Даже пукает бабочками!

  Еще подружилась с черными соседями. Не совсем черными, а, как они сами говорят, «Орио». Есть такая печенька – два темных кружочка и белая начинка посерёдке. Словом, помесь.  И они Анжелику здорово надули. Однажды она отправилась в магазин с самочкой-орио, ну и той приглянулась дорогущая стиральная машина. Дай, говорит, твою кредитку, а то я деньги дома забыла. Мы же друзья. Анжелика и дала по наивности. Соседи денег так и не вернули. Вертели-крутили, оттягивали и вообще переехали в другой штат. Анжелика в суд подала, выиграла, да что толку? Поди с них возьми.

  И что-то разладилось у них с Дэйвом. Он как раз начал писать книгу про инопланетян, шум его раздражал, бродил по своему нелепому дому в огромных красных наушниках лесорубов, резко хлопая многочисленными дверями, из-за которых когда-то я думал, что Дэвид – тайный поклонник древнеримского бога дверей Януса. Анжелика уже получила билет в независимость - водительские права, устроилась кассиром в банк, открыла для себя русские рестораны в соседнем Кливленде и нашла там всё, чего так жаждала её душа, – и огни, и вечный праздник.
 
  - Не ссорьтесь, пожайлуста, - просил я Анжелику. – Притрётесь, стерпится-слюбится.
  - Он со мной не спит! – трагически шептала она. – А в банке старые грымзы мне завидуют, потому что я каждый вечер гулять могу, а утром как огурчик. Видишь, как на мне джинсы правильно сидят? На косточках, чтобы живот был голенький. Тут и тут.

  Они развелись. На память об Анжелике остался  одинокий унитаз на высоком постаменте в центре просторного, пустого подвала. В эйфории медового месяца Дэвид задумал грандиозную перестройку, начал с главного, по его разумению, да так и забросил в делах и заботах.
  Был я у него в гостях на днях. Памятный унитаз Дэвид прикрыл коричневым пледом с оленями, вскоре собирается жениться – теперь на трепетной филиппинке.