Сказка о Джоне. Глава 1

Лукрита Лестон
Уильям прохаживался по оживающим от дробного постукивания его каблуков  маленьким комнатам уютного замка, купленного отцом ради титула, рассеянно рассматривал еще новую с обилием витиеватых украшений деревянную мебель холла и тщетно пытался понять, где именно Джон сделал ошибку. Из приоткрытых  французских окон гостиной лился прозрачный подобный водам горного ручья свет. Уильям подошел к окну и оперся рукой о ставню, погрузив в прохладный золотистый воздух кружевные манжеты, выглядывавшие из-под обшлага светло-лилового длинного приталенного камзола. Он услышал за собой шуршание юбки и обернулся. Его мать с высоко убранными и закрепленными ажурной заколкой каштановыми волосами вошла в комнату и, печально вздохнув, чопорно присела на низенький диван, обтянутый голубой с золотым набивным рисунком тканью. Ее глаза были заплаканы, а в уголках изящного рта залегла горестная складка. Женщина скорбно взглянула на сына.

- Знаешь, mon dieu, - сказала она глубоким грустным голосом, - я никогда не думала, что именно он так глупо и беспутно растранжирит свою жизнь, окончив ее на виселице.

Уильям не знал, что на это ответить. Он думал о том же, но не хотел огорчать мать признанием поражения ее первенца и ныне главы семьи, ожидающей в далеком надменном Лондони казни.

- Джона хранили духи, - негромко сказала женщина.

- Духи? - удивленно переспросил молодой человек, выныривая завитой каштановой головой из блекнувших к вечеру потоков света в полутьму со вкусом обставленной отцом-банкиром комнаты. - Матушка, о чем вы говорите?

Его охватило мимолетное беспокойство: не сошла ли его бедная мать, все еще сохранившая манеры великосветской леди, с ума.

Миссис Лоуренс печально улыбнулась.

- Да, Уилли, духи. Я никогда не рассказывала тебе эту историю - отец очень сердился, когда я упоминала тот случай.

Женщина замолчала, удивленно уставившись на свои тонкие белые руки, заметно подрагивавшие на изумрудном сатиновом подоле ее скромного, но изысканного платья.

- Матушка? - окликнул ее Уильям, подошел к ней, присел рядом и с нежной почтительностью сжал ее ледяные пальцы.

- Ты тогда еще совсем маленьким был и не помнишь, а наш Джон славился непоседливостью и чрезмерным любопытством. Вечно он ходил с ободранными коленями, потому что лазил по горам, ввязывался в драки с соседними мальчишками, и отец был вынужден его наказывать. Но в один день Джон изменился.

- Перестал драться? - удивился Уильям, подавляя невольную улыбку. Ему припомнился задиристый характер брата, да и случай, из-за которого тому в скором будущем предстояло примерить пеньковый галстук, противоречил такому предположению.

- Не совсем, - вздохнула женщина, - но все стало по-другому.

- Видишь ли, как-то бабушка рассказала ему сказку о двух принцах, переданных под опеку дяди, который пожелал их погубить, чтобы заполучить корону. Жестокий герцог уже все подготовил к тому, чтобы осуществить бессердечный замысел, в спальню к мальчикам прокрались слуги, чтобы задушить несчастных в постели, но тут преступникам преградила дорогу высокая фигура в темно-зеленом плаще. Это был странный мужчина, неуловимо, но безусловно отличавшийся от обычных людей. Глаза его были огромны, кожа прозрачно-белой, будто у привидения, а длинные волосы зелены, как водоросли. Это странное существо протянуло вперед руку, преграждая злодеям путь, и они так и замерли на месте, а мальчики проснулись. Принцы не испугались незнакомца, впрочем, тот был с ними нежен и заботлив и забрал с собой, ибо все принцы крови - родня дивного народа, живущего в горах с тех времен, как родилась земля. Так гласят старинные предания.

- Да, матушка. Я знаю эти... гммм... сказки.

- Это не сказки. Мой род также произошел от них.

- От дивного народа?

- Да. От тех принцев, которых не нашли умершими в кроватках, и герцогу пришлось изворачиваться, объясняя подданным, куда пропали мальчики.

Уильям сочувственно покачал головой. Он понимал, почему отцу, обычному сквайру до того, как он купил поместье и дворянский титул, не нравились матушкины истории. Достаточно того, что его жена действительно имела аристократическое происхождение и верила в то, что не все можно купить.

- Но при чем здесь Джон? - решил уточнить Уильям, готовый выслушать еще сказку, только бы матушке стало ненадолго легче, к тому же это могло отвлечь от невеселых мыслей его самого.

- Джон любил сказки о дивном народе и даже несколько раз уходил в горы, чтобы найти их. Как ни сердился отец, ничего не мог с ним поделать. И вот однажды наш мальчик пропал на неделю. Как мы его искали! Наши друзья и соседи помогали нам, как могли, и обшарили все окрестности на лошадях и пешком, но все было напрасно. Однако к концу недели воскресным утром я вышла из дома, чтобы снова пойти искать его, как вдруг вижу - по садовой дорожке к дому идет наш Джон и улыбается. Я ругала его, конечно же, и плакала, стала расспрашивать, когда смогла говорить. И он рассказал мне.

- Да, матушка?

- Рассказал, как нашел город в горах, точнее, под горами.

- Да, там живут горцы в их забавных клетчатых нарядах.

- Нет, он нашел не горцев, а дивный народ. Очень длинных худых людей с белой до прозрачности кожей и зелеными волосами.

И снова Уильям едва сдержал невольную улыбку, но тут из-за туч выглянул последний гаснувший к вечеру лучик и так странно осветил сидевшую рядом с ним мать, что ему показалось, будто бы в ее волосах он замечает зеленоватые прядки, а ее удивительно большие продолговатые глаза блеснули странным огоньком. Уильям почувствовал, как по его телу пробежал озноб и невольно отпрянул, но луч света погас. Перед молодым человеком вновь сидела его мать с очень прямой спиной и покрасневшими от слез веками.

- Город под горами был выстроен из изумрудов, с хрустальными колоннами и драгоценными каменьями, которыми были вымощены улицы. Всюду звучала прекрасная музыка, - именно по ее еле слышному звуку Джон и нашел город. Впрочем, обычным смертным казалось, что это не музыка, а пение птиц, да журчание ручьев. Мальчик подошел к водам, бежавшим с горы, увидел слабо мерцающий огонек и шагнул за влажную завесу. К его удивлению одежда его оказалась сухой, а из глубины горы струился манящий, чудесный свет. Наш мальчик шел и шел вперед, пока не вышел на одну из просторных улиц подземного города. Он поднял глаза и увидел высоко над головой мерцающие подобно звездам алмазы. Свет шел отовсюду и не имел источника, будто сам воздух сиял. Неосознанный страх охватил Джона, почувствовавшего, что светящийся воздух таит угрозу и звенит так, что мороз бежит по коже. Непреодолимое желание бежать затмевало разум, но наш мальчик с малолетства мечтал отыскать дивный народ. Справившись с приступом паники, он поклонился невидимым хозяевам, вспомнил самые вежливые слова и поприветствовал их. Ужас отступил, мальчику будто было позволено идти дальше. Джон продвигался осторожно и вел себя, как истинный джентльмен. Он говорил мне, что слышал подсказки, как следует себя вести. Так он понял, что нужно держать спину прямо, не унижать себя, но и сохранять скромность. "Но как же ты понимал это, милый?" - спрашивала я его потом. "Подсказки были в самом воздухе, матушка. Там был невидимый дух, который управлял мной, но нужно было делать только так, как он велит, ни на секунду не забываясь, ни на миг не теряя осторожности, потому что потеряв осторожность можно было прослушать, что тебе велит дух. Нужно было делать все так, чтобы быть достойным его внимания, чтобы он желал тобой управлять". Конечно же, толковое объяснение своего поведения в девять лет Джон смог дать лишь десять лет спустя. Сначала он ничего не мог объяснить, только говорил, что чувствовал, как его тело вибрировало, а голове становилось то тяжело, то легко. Я думаю, что к нему были милосердны только за его небывалую смелость - это отличает потомков дивного народа, потому что только смелый человек имеет силы вести себя достойно. Ведь бедный мальчик заблудился и оказался совершенно один, голодный, брошенный в безлюдном городе, но не позволил себе пролить и слезинки. "Я почувствовал, что когда слезы подступили к моим глазам, невидимый дух словно стал выпускать меня". "Как выпускать?" "Ну... как человек, наслаждавшийся ароматом розы, выпускает ее из рук, учуяв запах тления. Я понимал, что зашел уже слишком далеко и если хочу уцелеть должен слушаться дух, присутствие которого ощутил с самого начала.

"Этот дух был ласков с тобой?" "Нет, матушка. Он был строг и сразу дал понять, что я в его власти. Потом я нашел на одной из улиц человеческие кости в хорошо сохранившемся старомодном костюме джентльмена, а потом еще и еще. Не было крестьянских одежд на трупах... Впрочем, нет. Была там одна крестьянская девушка, должно быть прекрасная при жизни. Ее золотые косы разметались по драгоценным камням мостовой. Был мальчик-послушник и старец в одежде пилигрима. Меня охватывал все больший страх, к тому же я не пил и не ел очень долго. Судя по тому, сколько вы меня искали, думаю, прошло двое суток. Но я точно знал, что нельзя жаловать и плакать, а следует продолжать любоваться открывавшимися моему мутнеющему взору красотами. Это был инстинкт, не более того. Мне просто повезло, но я многому научился. Хотя бы тому, что везение нужно заработать. Нужно подчиняться незримому духу, иначе ты погиб. А дух этот везде, даже здесь, в этой комнате, матушка". Итак, измученный жаждой Джон продолжал следовать вперед, хвалил дома, подбирая самые красивые на его вкус слова. Дух же иногда издевался над ним, выбрасывая под ноги мальчика камни, устраивая ловушки, чтобы его жертва спотыкалась, падала и ранилась. Но Джон всякий раз поднимался и продолжал идти вперед и ровно держать спину, да хвалить дивные каменные цветы, росшие по краям мостовой. Наконец он понял, что сейчас упадет и что ему пришел конец, но и тогда он не издал и звука протеста, а только провалился в темноту. Когда же он очнулся, то понял, что находится в самом настоящем дворце. Небывало красивая девушка протягивала ему, лежавшему на мягкой кровати, кубок, наполненный золотистой и сладкой как мед водой. Напиток вернул Джону силы, а прекрасная незнакомка так ласково улыбалась ему, что он едва не дал волю слезам, но, почувствовав в голове особую едва ощутимую вибрацию, взял себя в руки, и тогда он заметил, что на миг лицо девы сделалось холодным. Когда же он вместо рыданий благодарно ей улыбнулся, девушка снова стала мила с ним. Джон видел там еще много других необычных существ, которые иногда бывали испорчены каким-нибудь изъяном - у кого-то не хватало глаза, у кого-то росли рожки, вместо ног были копыта или острые ушки бывали явно великоваты, но все они даже в безобразии поражали волшебной красотой. Большинство словно не замечало мальчика, но некоторые хвастались перед ним изделиями своих рук или предлагали послушать, как они играют на невиданных музыкальных инструментах. Джон уверяет, что общаясь с ними, не забывал прислушиваться к таинственному духу, но тот управлял им, когда мальчик был весел и легок. Сравнение с розой, которую любят, пока она благоухает, вряд ли уже тогда оформилось в его голове, но инстинктивно он чувствовал, чего ждет от него дух. "Но это было жестоко и несправедливо", - сказала ему я. "В том то и дело матушка, что меня спасло то, что я забыл слово "справедливость". Я бы погиб, начни я требовать, даже ожидать справедливости. Требовать от духа справедливости, то же, что требовать справедливости от жизни или от того, в чьей ты власти. Ты можешь быть справедливым с тем, кто слабее тебя и от тебя зависит. Но не надейся этим смягчить духа, который будет хорош с тобой, пока ты свеж, полон сил и, подобно розе, прекрасен и благоухаешь". Джона вывела из пещеры та девушка, которая поила его из кубка.

- Значит, этим существам все же не чуждо сострадание и какое-то понятие справедливости у них есть, - задумчиво заметил Уильям, который к концу истории слушал со всем вниманием.

Мать кивнула и невидяще уставилась в темноту. Джон встал, зажег свечи на изящном низеньком столике с изогнутыми ножками. Рассказ матери произвел на него сильное впечатление, но только делал еще более неразрешимым вопрос: как взрослый, двадцатитрехлетний Джон мог наделать столько глупостей? Негромко вошла служанка, растопила камин, стараясь не нарушать печальную тишину.

Уильям углубился в воспоминания и не заметил, что матушка вышла из комнаты.
Он вспомнил, как вернулся из университета брат, вызванный письмом дяди, усердно помогавшим матушке вести дела покойного супруга. Тогда у Уильяма начались серьезные проблемы. В старших классах школы появился один несносный задира.