Наряжала сегодня новогоднюю елку. Вон она, стоит в углу, моя красавица, и в комнате от нее тихая, таинственная нежность и легкий запах сосновой смолы. На крайней ветке мой самый любимый шар - большой, синий, тяжелый, с одной стороны просто матовый, а с другой весь переливчатый. А рядом с ним любимая игрушка моей бабки - яркий, розовый, краснощекий клоун в блестящем фиолетовом колпаке.
Бабка любила наряжать елку, уж в чем-в чем, а в этом она принимала самое деятельное участие. Стоило мне достать с антресолей две больших коробки с елочными игрушками и мешок с мишурой, как она тут же резво крутила колеса своей коляски, подъезжала к уже установленной елке и начинала руководить.
- Верка, тычка! Ты куда вон ту дидюльку-то прилепила? Ей внизу место, а ты ее чуть не на маковку всобачила!
- Левее рожу-то, левее! Эвон, зайса совсем закрыла! Не видно зайса, один хвост торчит.
- Ты, драбалызина, куда столь мишуры навешала на правой-то бок? На левой ничего не останется!
Пару раз в азарте бабка подъезжала поближе и давила колесами коляски разложенные на полу елочные шары. Я не мешала ей - достаточно было видеть этот совершенно детский азарт, горящие голубые глаза и ерзание, чтоб простить не только раздавленные шары, но и то, что она вчера не захотела есть пшенную кашу, спрятала ее под подушку, а мне сказала, что съела - ну, угадайте с трех раз, кто потом это все отстирывал и отскребал?
И потом, было еще кое-что. Прошлое, то прошлое, которое делает нас - мой единственный детский новогодний праздник.
Так получилось, что в детстве елки у меня не было. Никто не хотел с этим возиться, и Новый год ничем не отличался, скажем, от Дня Конституции. Думаете, мне не хотелось елки? Еще как - потому что в школе и на улице елки были у всех, и все хвастались, и рассказывали, и водили друг друга к себе домой - показать, какая она огромная и до неба, и даже с шишками.
Не знаю, как бабка догадалась, что мне хочется елку. Но один раз, перед новогодними каникулами, она принесла с почты, где работала, конверт из плотной бумаги и позвала меня. На конверте были красивые серебряные завитушки.
- Вот, Верка. Билет тебе, Сано Царев дал. На елку пойдешь, на праздник. В ДК "Юность", тридцатого числа. Завтра, значит.
Я онемела. Тихонько, как хрупкую драгоценность, взяла конверт. Не умела я тогда говорить ни "спасибо", ни "пожалуйста", поэтому просто молчала и смотрела.
Наверно, бабка поняла, как я ей благодарна, иначе чем объяснить ее дальнейший азарт? Она критически оглядела меня и буркнула:
- Там за костюмы подарки Дед Мороз давать будет. Надо тебе че-нить соорудить.
Легко сказать - соорудить, а что? Делать, как все девочки, костюм снежинки? А где взять столько марли? Ее у нас отродясь не водилось. Лиса или заяц? А деньги на картонную маску? Да и времени бежать ее покупать уже не было. Красная шапочка? А шапочку где взять? У меня была только черная шапка-ушанка. Короче, куда ни кинь - всюду клин.
Но уж если бабке что западало в голову, так нельзя было вышибить и обухом топора.
Она кинулась в сенки и притащила огромный крапивный мешок из-под картошки. Он был бурый, толстый и грубый. Бабка замотала меня в него, кое-где прихватила на живую нитку, прорвала на спине здоровую дыру и подпоясала все это сооружение бельевой веревкой. Потом она принесла большой зеленый платок - свой собственный, и обвязала вокруг меня крест-накрест. В завершение навертела мне на голову шаль и зачем-то провела рукой по лицу.
- Ну вот, готово. Бабой-Ягой будешь.
Я бросилась к зеркалу. Все правильно - на меня смотрела настоящая Баба-Яга с лицом в саже.
Умываться я в этот день не стала и раздеваться тоже. Мать, пришедшая с дядей Витей, посмотрев на меня, только покрутила у виска пальцем, а дяде Вите было все равно.
Зато сестра Ленка завидовала мне лютой завистью. Она ходила за мной весь вечер и нудила:
- Верка, если ты не пойдешь на елку, я тебе дам откусить от Мишки на севере. У меня еще больше полполовины осталось.
- Верк, я тебе дам на целых два дня свой поднос. Это тебе не фанерка, знаешь, как на нем классно с горок кататься.
- Ну Веееер...я на тебя не буду мамке говорить, что ты опять к Вильяму ходила в гости. Мамка говорит - он пропащий.
Может быть, Ленка и приняла бы какие-нибудь решительные меры, то бабка, почуявшая неладное, зорко следила за ее поползновениями. Так что к ночи она отстала.
Ночью я почти не спала. Утром встала первая и с трудом дождалась двенадцати часов. К часу надо было быть в ДК "Юность". Я не стала снимать свой чудесный костюм и даже не развязала платок и шаль, только накинула сверху пальто и влезла в валенки.
Я вышла за порог.
Не успела я пройти и пять метров, как бабка вылетела за мной с криком:
- Стой, Верка! Стой! Забыла! Само-то основно! Само-то основно!
В бабкиной руке победно торчала растрепанная огромная метла. Я взяла эту метлу и поцеловала бабку в щеку. Это был вообще первый раз, чтоб я целовала кого-то. Самый, самый первый.
Я шла по улице, потом по городу. Люди останавливались, смотрели вслед, какая-то старуха закрестилась, глядя на меня. Но мне было все равно.
Удивительно, но я не помню, что было на самой елке. Помню одно - как меня вывели в центр зала и как все - дети, взрослые, краснорожий Дед Мороз и бело-голубая, сильно наштукатуренная Снегурочка - хлопали мне. Самому лучшему новогоднему костюму.
Я шла домой и прижимала к груди полиэтиленовый пакет с карамелью, шоколадками и мандаринами. Он был теплый. Совсем как живой. За моей спиной победно торчала растрепанная метла, заткнутая за пояс.
Спасибо тебе, бабка.
А теперь - не будем отступать от традиции. Вон ту, черную...и открою поближе к концу, туда я еще не заглядывала.
Дааа...тематика отнюдь не новогодняя. Но интересно, черт возьми. Песня, однозначно.
Спустилась ночь над черным бурным морем, и за кормой бежит за валом вал.
С бывалым старым моряком в дозоре матрос на вахте молодой стоял.
-Скажи, отец, скажи мне, ради Бога, когда и как ты воевал с царем,
Скажи, отец, про свой корабль Потемкин, как красный флаг вы подняли на нем.
- Скажу я так, служил на нашем судне не капитан, а просто изувер,
Он избивал нас в праздники и в будни, не человек, а просто лютый зверь.
Команда вся построилась, сказала, что капитана требует народ,
И почему-то молча все стояли, один матрос лишь выступил вперед.
И в тишине, суровой, напряженной, вдруг одинокий выстрел прозвучал,
И прямо в сердце пулей пораженный, матрос, крича, на палубу упал.
Убийцу мы, матросы, раскачали, нашел он смерть в пучине, подлый враг,
И на могучем корабле подняли к восстанию зовущий красный флаг.
Покойника одели в белый саван, на волнорез мы на руках снесли,
И каждый шел проститься с мертвым телом, и каждый поклонился до земли.
Матрос лежал, лежала наша совесть, и надпись на груди была его,
Чтоб каждый был, как тот матрос убитый - один за всех, и все за одного.
Несмотря на мрачную и грустную песню - с Новым годом, друзья. Поверьте, у нас впереди еще много хорошего.
Ваша Баба Яга:)