14 Испытание верности матросов и офицеров в пути

Известие о том, что заградитель идёт не на торпедные стрельбы, а на боевую операцию, мгновенно разнеслось по отсекам. Люди знали, что «Краб»  не закончил испытания, были встревожены.  Одно дело – выйти в лиман на торпедное учение, где не грозит опасность со стороны неприятеля, где в случае аварии могут выслать помощь; другое дело – боевой поход. Как будет лодка вести себя, если разыграется непогода? Выдержит ли её корпус давление воды, если придётся ложиться на дно, на большой глубине? Всего было одно погружение. Даже скорость заградителя не была точно установлена.Во время испытаний обнаружился ряд недостатков. Управление и маневренные качества лодки были неудовлетворительные. Процесс погружения оказался сложным, что вместо четырёх минут, занимал двадцать. Условия плавания для личного состава были очень тяжёлые. В кормовых отсеках от работы двигателя поднималась большая температура, а в носовых при погружении становилось холодно. Вентиляция была несовершенна, отсеки заполнялись газами отработанного керосина. Однажды «Краб» проводил пятичасовое погружение, и люди едва выдержали; они угорели, так как перед погружением воздух внутри лодки не успел проветриться,  от газов отработанного керосина. И то, что лодка шла под коммерческим флагом, так как её не приняло ещё  морское ведомство, усугубляло беспокойство.  В составе все были военными моряками. Их глаза привыкли к боевому флагу. Он радовал сердце, внушал бодрость, уверенность, отвагу. Под этим флагом не так страшно было и на смерть идти. А тут на флагштоке болталось бело-сине-красное полотнище, которое мало что говорило душе военного моряка. Вскоре, после того, как «Краб» миновал Спасский канал и вышел на рейд Очакова, к нему подошёл катер, с представителями морского ведомства, и заградитель был принят в строй действующего флота. Осторожно ворочая руками, словно он боялся оборвать флаг, Илья Жуков спустил заводской флаг и поднял на флагштоке Андреевский, привычный  матросскому сердцу. Команда лодки выстроилась на верхней палубе и прокричала « ура». Это событие немного успокоило и воодушевило людей. Когда «Краб» миновал Тендоровскую косу, на зюйд – осте показалось неизвестное судно. Вахтенный начальник объявил боевую тревогу. – Господи Иисусе! -  прошептал Илья Жуков, оглядываясь на Бориса Фёдорова. Борис промолчал и пошёл на своё место к торпедному аппарату.  Из центрального поста прозвучала команда: - Приготовиться к погружению! Судно, из-за которого была поднята тревога, отвернуло в сторону, но не успел командир дать отбой, как на горизонте, левее курса, показался другой корабль. Он шёл прямым ходом прямо на лодку, и Старовойтов скомандовал погружение. Зашумела вода, вращающаяся в балластные цистерны. , по трапу с грохотом спустились вахтенные Лодка погрузилась. В тишине слышался характерный мягкий шум электромоторов. Лодка шла под перископом. В мутный зрачок его била синяя волна. Старовойтов и вахтенный начальник держали рукоятки своих перископов. Снова изготовили к стрельбе торпедные аппараты. Чуриков, Клочковский и штурман молча сидели в кают-компании. Минут через десять стало  возможно разглядеть силуэт парохода.  За ним прыгали по волнам чёрные шаланды. Наш угольщик! Старовойтов с облегчением  оторвался от окулятора.  – Отбой! – скомандовал он. Когда всплыли на поверхность, в двигателях замечены были пепебои: перегревались упорные подшипники валов. Пришлось три часа болтаться на одном месте, пока мотористы под руководством инженера-механика прочищали маслопроводы, исправляли повреждения. Затем лодка легла на прежний курс. Не прошло и часа, как опять показался подозрительный  дым. Неизвестное судно быстро приближалось, следуя прямо на лодку. «Краб» принял балласт в концевые цистерны и погрузился. Через перископ Старовойтов следил за судном, которое всё ближе приближалось к лодке.  Командир приказал уменьшить ход, чтобы след от перископа не выдал присутствие заградителя. Судно приближалось, а Старовойтов не мог его опознать. Он опустил перископ. То же сделал вахтенный начальник. В глухо задраенных отсеках лодки послышался шум винтов незнакомого судна. Шум нарастал, резонировал в отсеках и вдруг пропал. Люди, закованные в стальном корпусе заградителя, прислушались. Тишина. Только слышно было, как падают капли, собирающиеся от испарений на краях шпангоутов. Старовойтов приказал увеличить глубину, чтобы продолжать свой путь под водой.  Шумопеленгаторов в то время не существовало, поэтому на неизвестном судне не могли обнаружить присутствие подводной лодки. Люди всё же испытывали неприятное ощущение. Враг над самой головой! Все поглядывали на подволок лодки, точно сквозь обшивку верхней палубы, сквозь толщу воды можно было разглядеть киль противника. Мичман Глушков и теперь попытался шутить. Поглядев на офицеров, сидящих за столом в кают- компании, он вздохнул с грустным видом и проговорил: - Всё против нас, но мы не дрейфим. Глушков встал и пошёл в жилой отсек. Но матросы не оживились, как обычно, когда он зашёл. Мичман делал вид, что не обращает внимания на их хмурые лица. Он бал полон деятельности, как всегда. Как всегда он  ненавидел скуку, ожидание и страх. Глушков прошёлся по отсеку, пританцовывая и поглядывая по сторонам,   вдруг, остановившись перед Ильёй Жуковым, резко спросил: - Как  фамилия? – Илья Жуков, ваше благородие, - с недоумением ответил матрос. – Так это про тебя писали в газетах, что ты самый смелый человек на флоте, герой? – Ни, ваше благородие, який я герой. Я – Илья.  – Илья? – вопросительно протянул мичман. – Ты мокрая курица, а не Илья, теперь я сам вижу. Выше нос, Илья! Вид у Ильи Жукова был такой растерянный, что матросы  заулыбались, повеселели.  – Вот так бы давно, - сказал мичман и с довольным видом направился к центральному посту. И в это время произошло то, что иногда случалось в те времена с несовершенными механизмами подводных лодок.  Горизонтальные рули заклинило, и «Краб», несмотря на усилия боцмана выровнять лодку, уходил всё глубже в воду.  Люди почувствовали толчок и поняли, что лодка легла на грунт.  И тогда кто-то в носовом отсёке произнёс: - Вода! Из центрального поста в носовой отсек скользнул неслышными шагами инженер-механик. За ним  прошли Чириков, боцман и старший офицер. Матросы с опаской поглядывали на борт лодки. Борис Фёдоров, стоявший на своём посту у торпедного аппарата, с тоской  подумал: «Австралиец» не сумел погубить, так погибнем от аварии…Заградитель неподвижно лежал на морском дне.  Неожиданно Фёдоров почувствовал, что у него щекочет в горле. Он откашлялся, но это ощущение не исчезло, напротив усилилось, сделалось нестерпимым.  Он услышал, как пытается откашляться его товарищ, минёр второго аппарата, потом начали кашлять инженер-механик, боцман. Кашляли в кубрике, кашляли в центральном посту. Дыхание Фёдорова стеснило, неудержимо слезились глаза.  – Это хлор, -  пересиливая кашель, проговорил инженер-механик. Об этом Борису рассказывали раньше. При глубоком погружении давление настолько возрастает, что иногда вода начинает просачиваться между швами в обшивке корпуса. Попадая в аккумуляторы, наполненные серной кислотой, морская вода вызывает химическую реакцию, в результате которой выделяется хлорный газ.  «Краб» выдержал давление воды, но хлористый газ угрожал задушить людей. Он всё больше заполнял отсеки лодки. Час десять, час двадцать, полтора часа! Всё сильнее першило в горле, всё сильнее слезились глаза, голова  разболелась, и всё же спокойствие не покидало Бориса. Он понимал, что ничего сделать нельзя, пока не исправят какие-то повреждения, и лодка сможет двигаться. А здесь подниматься нельзя, на поверхности лодки мог подстерегать враг. Фёдоров продолжал стоять возле своего аппарата, у правого аппарата стоял его товарищ. Электрики сидели у распределительных досок; мотористы возились у замолкших  моторов – каждый оставался на месте и делал своё дело. Воля победила страх. Вскоре послышался над головой шум винтов, неизвестное судно продолжало плавание.  Когда шум винтов удалился, командир подал команду: - «Стоять к всплытию»! Механизмы лодки действовали исправно. Все  вздохнули с облегчением. Старовойтов осторожно приподнял перископ. В туманных стёклах приборов, он увидел двухтрубный пассажирский пароход. На корме унего бился трёхцветный флаг с короной на белом поле и почтовым рожком на синем – знаками, отмечающими суда русского добровольного флота. Как только «Краб» всплыл, люки немедленно отдраили и все свободные от вахты внутри лодки поднялись на верхнюю палубу. Отравлённых, хлором вынесли на руках. Солнце склонялось к западу.  В его  красноватых лучах блестела, точно обтянутая начищенной кожей, успокоившаяся поверхность моря. – И кто-то выдумал нырять в глубину, когда такая чудесная погода! – проговорил Николай Морозов.  Фёдоров не отвечал. Ему не хотелось ни говорить, ни думать. Механик со своими людьми устранили помеху в горизонтальных рулях, и лодка продолжала поход. В тихом воздухе с пронзительными криками падали за кормой бакланы. С левого борта показался низкий беловатый  берег Тарханкута. Белая башня Тарханкутского маяка поднималась словно из воды. Вахтенный начальник приказал переложить лево руля, и берег стал уплывать, проваливаясь в Каламитский залив, в глубине которого находилась Евпатория. Вскоре открылся Херсонесский мыс, каменистый и низменный, как Тарханкут, а впереди него сторожевым постом выдавался в море риф, опущенный белыми гребешками слабого прибоя, как бритва – мыльной пеной. Морякам «Краба» был хорошо знаком этот мыс и белая башня маяка с сигнальными реями по бокам. Но при подходе к маяку, несмотря на кормовой флаг и поднятые позывные, береговая батарея номер восемнадцать открыла  по «Крабу» стрельбу. Чувство покинутых, отверженных людей закралось в сердца  матросов. Неужели береговым фортам нельзя было разъяснить, что предстоит переход подводной лодки? Сообщить её опознавательные знаки? Свой флот обстреливает лодку! Плохое предзнаменование! Что ждёт их впереди? Командир приказал передать батарее семафор, но форт не прекратил обстрела. Снаряды стали ложиться ближе, пенистые фонтаны поднимались по обе стороны форштевня.  Старовойтов скомандовал погружение. Когда лодка уходила в глубину, снаряды уже падали в двух саженях от неё.