18 Волнение среди офицеров

Все четыре лодки, низко сидевшие в воде, узкие, удлиненные, как ножи шли в кильватерной колонне, по пустынному сверкающему под солнечными лучами чёрному морю. Воздух был прозрачен и горяч. Раскалённая обшивка верхней палубы полыхала жаром, как нагретая сковорода. Чуриков поднялся на мостик, где находились Старовойтов и Клочковский. Медленно поводя тяжёлыми биноклями, они оглядывали горизонт. – Господа, я должен вам кое- что сообщить,  - произнёс Чуриков, раздумывая над тем, как рассказать о признании минёра.  Сейчас в ярком свете солнечного дня, исповедь Фёдорова казалась фантастической. Чуриков тоже связывал затею боцмана Дрейна с тем, что говорил ему Ковалёвич, и винил самого себя за то, что так легкомысленно отнёсся к словам журналиста.  – Говорите, - отозвался Клочковский, продолжая осматривать горизонт.  – Очень важное сообщение, Вячеслав Евгеньевич. На «Спруте», возможно предатель – сказал Чуриков. Старшие офицеры с удивлением уставились на него. Старовойтов оттопырил губы и поднял брови.  Опустив бинокль, он перевёл взгляд на Клочковского. – Ничего себе, новость! Тут же, на мостике, отослав вахтенного матроса, Чуриков передал им, что сообщил ему минёр. Клочковский поднял бинокль, ещё раз оглядел горизонт и только тогда спросил: - Какой же моряк согласится на такую, подлость? Сейчас надо действовать, - сказал Чуриков. – А как? – спросил Старовойтов, сердито глядя в обветренное лицо штабс-капитана.  – Кого он подозревает? – Не знаю. Может быть приказчик. Нужно допросить минёра, произвести обыск. Этот «карандаш» или зажигалку, можно обнаружить, но позорить корабль я не дам., - возразил он и пока. Похоже на то, что минёр хватил лишнего на берегу и вся история померещилась ему, с пьяных глаз. Чуриков сжал кулак и стукнул по поручням мостика.  – Да если бы было так! К сожалению, я сам имел такую возможность убедиться, что кое-кто заинтересован в гибели заградителя. В Одессе мне самому, было сделано подобное предложение. – Вам» - в один голос воскликнули Клочковский и Старовойтов. – Да, мне. Фантостично? Я тоже думал так. А теперь я вынужден переменить мнение. Об этом сожалею, что поздно это мнение переменил.  – Послушайте, Андрей Павлович, что же это заговор? – спросил Старовойтов.  – Это война, вот это что такое – мало у нас печали, ох служа чёртова! – со вздохом сказал Старовойтов. Мы везём два  торпедных аппаратов, мины, шестьдесят штук, пушку, несколько десятков человек команды. Лодку строили три года. Вы допросите минёра Фёдорова! – закончил Чуриков. – Хорошо матроса я допрошу, - сказал он. Через  минуту перед ним стоял Борис Фёдоров.  – Что за история, братец, которую ты рассказал штабс-капитану? – спросил Старовойтов, когда Фёдоров отрапортовал, что явился по его приказанию.  – Так точно, ваше высокородие, история, - ответил Борис. Всё боялся. Расписка осталась у той  сволочи. Он мне дал деньги, под видом помощи. Сто рублей.  Я их отослал больной матери. У нас дома беда.  – Докладывай по порядку, сукин сын – нахмурился Клочковский. С волнением, чувствуя, как спадает с души тяжесть, угнетающая его всё то время, и вместе с  тем. Нарастает стыд и страх, что он влопался в такое дело. Фёдоров ещё раз передал историю своей встречи с Дрейном. Офицеры слушали не перебивая. Когда он кончил, Клочковский спросил: - Какой же дурак, пойдёт на такую, пакость? Ведь он погибнет вместе со всеми. – Никак нет, господин капитан первого ранга. Расчёт хитрый: он подбросит «карандаш», когда лодка будет в виду у турецких берегов. Расчёт, что он выберемся из лодки  и доплывёт до берега.  – Ну, так кто же это? Может приказчик? Фёдоров покачал головой – Больно парень дрейфит. Старовойтов  отпустил минёра и когда он скрылся в люке спокойно заметил: - Что же, может, и так, но время терпит.  – Как терпит? Это невозможно; Константин Львович! Идти на операцию думать, что рядом притаился какой-то мерзавец, который только и ждёт удобного случая! – воскликнул Чуриков.  – А вы не думайте, - ответил Старовойтов.  – Благодарю за совет. К сожалению, не могу воспользоваться. Клочковский молчал, а Чуриков злился на себя за то, что он сам первый вёл себя беспечно: его теперь неотступно преследовал разговор с Ковалёвичем. Подобно Фёдорову, он перебирал в уме членов экипажа, в поисках способного на диверсионный акт. Об этом же думал и Старовойтов. Думал од этом и комбриг. Но никто не произносил ни слова Солнце опускалось за горизонт.  Тёмно- синие море было неподвижно. Внизу просвистела боцманская дудка. Команде пришло время ужинать. Клочковский вызвал сигнальщика и передал семафор сопровождающим разойтись; утром корабли должны были собраться , в заранее условленном месте.  Не выдавал своего волнения Чуриков и спустился вниз. Слышался равномерный такт двигателей, гудели вентиляторы.  Он поглядел на четыре распределительные доски, на циферблаты приборов. Каждый рычажок, переключатель – воё сложное нагромождение аппаратуры являлось результатом усилия многих людей, воплощало в себе их творческие способности, вдохновенные порывы, долгий, терпеливый труд.  Он терзался мыслей, кто согласился всё это уничтожить?. Чуриков тронул Фёдорова за плечо, вызвал в проход. – Послушай, братец, кого же ты всё-таки подозреваешь? – спросил он.  – Не бойся, скажи. Нужно найти злодея, иначе всем нам е сдобровать Может быть всё – таки приказчик?. Он чужой человек. – не знаю, - ответил Борис. Чуриков снова поднялся на мостик. Я жду вашего решения.  – Что же вы предлагаете? – спросил Клочковский.  Мы с Константином Львовичем обсуждали это дело и ни к чему не пришли. В рубку просунулась голова радиста. Сн протянул командиру листок бумаги и доложил: - Из штаба флота. Срочная.  Старовойтов взял  радиограмму и прочитал, сперва про себя, а потом вслух; «Изолировать команды заградителя матроса, со следующими приметами; рост высокий, лицо худощавое, удлиненное, волос русый, слегка прихрамывает, на левую ногу.» Старовойтов поглядел на Чурикова.  – Минёр Фёдоров? – вопросительно произнёс он. – Да, его приметы.  Итак, можно обойтись без обыска и приказчика можно не трогать. Он и так чуть жив от страха.