При царизме были разные шпионские, осведомительные и сыскные органы. Сыскные органы занимались уголовными делами и вели их агенты полиции. Ходили больше в штатской одежде. По домовым кражам редко находили преступника, а если находили, то судили слабо. Три месяца сидки в тюрьме. Так что некоторые бездомные воры умышленно попадались в краже с наступлением зимы, чтобы идти отдыхать в тепле квартиры три зимних месяца. Крупные дела, как например, дело Гилевича в Лештуковом переулке, или багаж - корзина, отправленный по железной дороге и не полученный. В котором оказался мужской труп, разрубленный на части. Раскрывались долго, тщательно, но раскрывались. Причем, в газете «Петербургский листок» ежедневно публиковалось движение розыска. Гилевич застраховал свою жизнь на крупную сумму, подобрал похожего на себя, убил его, одел в свои личные вещи, обезобразил лицо, отрезал нос, а сам скрылся. Страховую сумму завещал жене. Дело было раскрыто. Но, в общем, слабо было поставлено розыскное дело. В притонах среди воров были легавые, которые состояли на службе у полиции. Они же сидели и в тюрьмах, с уголовным миром в общих камерах, человек по 20, где все время шли рассказы, кто какое «дело» сделал на воле. Все это так же передавалось в уголовку.
Шпионаж, как таковой велся в открытую, свободно. Т.к. граница, хотя охранялась пограничниками, но слабо. Вблизи граничных поселков проживали специальные проводники (больше евреи, по западной границе), которые знали слабо охраняемые места границы, имели связи, даже с пограничниками, и за плату проводили желающих людей. И даже на лошадях перевозили груз туда, и обратно. Но в большинстве случаев эти переходы делались не с целью шпионажа, а контрабанды. Возили наши товары туда, заграничные - сюда, без оплаты госпошлины. Шпионы же ездили открыто в поездах. Всякому, как нашему, так же и заграничному, не запрещалось ехать за границу. Для этого в Питере на Дворцовой площади было специальное бюро, где любой гражданин мог сдать свой паспорт и получить на другой день заграничный. Ни спросов, ни расспросов, к кому едешь, зачем и т.п., не было. У меня был знакомый бухгалтер с торгового дома Рябушинского, Миша Корольков, так он каждое лето ездил за границу отдыхать. Хоть и не далеко, в Финляндию и Выборг, но ездил. Без всяких хлопот. Как ему отпуск давали, не интересовался. Может фабрика Рябушинского ставилась на ремонт, и сотрудники отдыхали за свой счет. Сестра моя ездила в Выборг, где работала летом на дому у барона Гинзбурга, портнихой. В общем границы, как у нас теперь, не было. Сейчас у нас именно - «железный занавес». Раньше шпионы свободно проживали и чем - либо занимались, меж шпионской работы. Например - все хорошие кондитерские-булочные были немецкие. Хозяева немцы. На юге булочные были турецкие. Хозяева турки. Столовые в Питере (как называли их Кухмистерские), были греческие. Военщина высшая и при царском дворе были немцы, вместе с женой Царя, Николая II-го, Алисой Гессен (Александрой). Наших шпионов Россия тоже засылала в другие страны. Где они так же годами проживали оседло и шпионили. Одно время наши направили в западные страны массу шпионов бродячих, под видом точильщиков, «точить ножи, ножницы, бритвы править!». Они ходили из страны в страну со своим немудрененьким станком на плече, до тех пор, пока не обратили на них внимание, и не попросили удалиться восвояси.
Осведомление тоже было прежде. Оно имело место, в основном, в политических делах, которым ведало жандармское отделение. Большую работу вели дворники домов, которым поручалось вести наблюдение за жильцами дома и доносить. Сходки ли на дому, или ночные возвращения со сходок, обо всем этом сообщалось. Имели у себя на службе постоянных сотрудников, и в то же время считающихся активными политическими работниками среди кружков, собраний, сходок и политических деятелей. Причем их было очень мало. Была у нас в кружке печатников такая, Коган, что упоминал ранее. Обыски у обнаруженного политического деятеля делались как-то небрежно, с шутками, со смехом. Когда я был школьник, то таких обысков у нас было не менее 10-12-ти. Нашли, не нашли что, а квартиранта уводили, сажали, т.к. у них данные уже наверно были. Мать моя хохлушка,а жандармов много было хохлов, или поляков, шутят, по - хохлятски болтают, просят пришить оборванную пуговицу. Сожженные бумаги с печи (пепел), осторожно вынут, что можно прочитают, а по небрежности, оставленную на этажерке важную бумажку не проверят. Такой был случай. В общем, так, поверхностно делали. Вот такова была секретно-оперативная работа в старое время.
При советской власти дело вовсе изменилось. По всему этому мы действительно обогнали всех, в т.ч. Англию и США. Работа уголовного розыска в данное время, ведется не лучше прежнего. Кражу в квартире или ограбление магазина редко когда раскроют, а больше просто это дело «пришьют» какому-нибудь вору - рецидивисту, хотя он его и не совершал. Хотят свой престиж не ронять вот и идут на это. Едет работник в трамвае, видит едет рецидивист «Колька-щука» «шермач», карманник. Он его берет на первой остановке и сажает, пришивая ему кражу бумажника вчера в трамвае, хотя и не он украл. Вор обижается «без дела взяли».
Шпионаж в данное время у нас поставлен хорошо и успешно. Главным образом, потому что на это денег не жалеется, а в капиталистических странах есть охотники хорошо заработать. Допуск за границу имеют лишь особо проверенные и прошедшие спецподготовку люди. Причем едут не индивидуально, а коллективно. Группой. Делается это для того, чтобы каждый находился на глазах у всей группы. Чтобы видели, и слышали, что говорит и с кем говорит. В общем, своего рода надзор. Ездят за границу под самыми безобидными видами: спортсмены, артисты, научные сотрудники и др. Эти «артисты» большей частью занимаются пропагандой, описывая иностранцам нашу счастливую жизнь и доказывая пользу от демократического строя. Занимаются собиранием разных стратегических и политических сведений, а так же финансированием профсоюзов, партий и стачек. Сотрудники наших посольств, тайно завязывают связи с разными лицами, в том числе и с редакторами газет, с писателями малого полета, врачами, профессорами-неудачниками и другими. Знакомство с ними и финансирование крупными суммами делается для того, чтобы они в печати, или литературе высказывались в пользу Соввласти. Даже и наметку им дают, что писать. Вот таким путем и созданы за рубежом всякие «общества дружбы с Советским Союзом», «Сторонники мира» и всякие партии. Способствует всему этому то, что за рубежом не такая слежка идет за Совпосольством, как у нас за иностранцами. У меня были товарищи моряки дальнего плавания, бывавшие много раз в Лондоне, Гамбурге и других странах. Они говорили: «Сойдя на берег, мы поодиночке, парами, или группами шли, кто куда хотел. Надзора не было». Это было в 1930 годы. Ходили по русским эмигрантским кабачкам, где играли и пели русские песни «Вниз по матушке Волге», «Пусть ямщик свою песню затянет» и др. Вся прислуга русская (белогвардейцы). Хотя морякам запрещалось посещать эти кабачки, беседовать с официантами и прочими, но грешки такие бывали, наверно под хмельком. Один даже проспал в каком-то вертепе и опоздал на пароход. Платил валютой за английский катер, который доставил его на отчалившее судно. Другой моряк в Аргентине отстал. Прибыл после, на попутном иностранном судне, а товарищ его вовсе остался там.
Собственно говоря, шпионажем, как у них, так и у нас, занимаются очень тонко. Главную роль в этом играют деньги, которые на эту отрасль не жалеют. Хоть в Госбюджете эти суммы затуманены и завуалированы, но они есть. Большие сказочные суммы тратятся нами на фестивали. Это конечно для пропаганды, агитации, а так же для вербовки и показа нашей жизни. Такой счастливой! Сказочной! Смотрите! Говорите у себя дома, как мы живем! У хохлов есть поговорка: «Сяк бачит, як сирота скачит. А никто не бачит, як сирота плачит». Так и тут. Проехались бы по деревням, хотя бы Горьковской области, да посмотрели бы, что там за счастливая культурная жизнь. Вот это фестиваль!!! Кто был участником фестиваля в Москве, тот знает, что там делалось и каких затрат стоило. Я беседовал с геологом, участником.
Работая в Мурманской гостинице, где останавливалось много иностранцев, я знал и видел, как велась слежка за всеми ими. Днем и ночью, по пятам скрытно ходили наши сотрудники ГПУ. В жизни своей я видел одного англичанина шпиона (иначе быть не могло), было это в ардоме «Казаки», где я сидел по воле ЧК. Сидел там англичанин, хорошо (как русский) говорящий по-русски. Много мне рассказывал про Лондон, где он жил. Имел при себе Николаевские золотые монеты, которые время от времени расходовал на свое питание, через надзирателя. Чтобы скрыть свою шпионскую деятельность, он умышленно «засыпался» на каком-то уголовном деле и сидел вместе со мной в общей камере уголовников. Уголовники не интересовались им, верили. А я, как не уголовник, то интересовался им. Причем уличил его в беседе. Но сказал, что меня это не касается. Я не «легавый». Было это в 1919-1920 году, когда наши еще не насобачились в этих делах. В общем, со шпионажем я мало знаком. Дело тонкое.
Есть у нас осведомители и «стукачи», которых при Царизме, можно твердо сказать не было! В мастерской работал, в старой армии служил. Всюду видел только два лагеря, т.е. с одной стороны хозяин, с другой рабочие, или с одной стороны офицеры и взводные, с другой рядовые солдаты. Что бы мы ни говорили про хозяина, или про командный состав - свято! Никто не доносил! А теперь, с приходом Соввласти? Попробуй где-либо в курилке скажи о своем недовольстве современными порядками, сразу донесут. Кто продал? Не знаешь! Были только свои. Так и стало, свой проходит за «легавого», а «легавый» - за своего. Эту работу вели осведомители, которых особо много было в дни Ежова и в династию Сталина. Куда не повернись - «легавый», или стукач! Органы НКВД и ГПУ набирали их просто. Вызовут к себе и говорят, вот там у вас работает такой-то и такой-то, присмотрись к нему, хорошо бы завязать с ним дружбу. Все его настроение и недовольства сообщите мне. Пиши на бумажке, подписывай не фамилию, а псевдоним. Твой псевдоним будет - «зрячий». И вот вьется этот легавый перед своим товарищем, завязывает разговор, ругает советскую власть и ее порядки. Тот, в свою очередь, высказывает свои взгляды. Если, осторожный парень, «стреляный воробей», то он выскажет свои симпатии, а если простак, то наговорит всякой всячины. Осведомитель доносит, и парня берут, или ждут более веских улик, после чего, берут. Для того чтобы осведомителя не разоблачили, то явка, и сдача материала делается скрытно. Если назначается явка в органы ГПУ, то в точное время, в темное, и с особого для этого хода, минуя главный вход и других сотрудников ГПУ. Встречи назначаются на улице, в парке и т.п., где и передается материал незаметно в парадном, на скамье, на траве и т.д. Много их развели в одно время, доходило до того, что осведомитель, на осведомителя пишет донос, слыша его недовольства властью.
Когда я работал в гостинице, мне необходимы были три норвежские кроны (инвалюта), моряк мне хотел за них привезти из Норвегии, г. Выборга, чудные брюки. Ездил он туда каждую неделю, на пароходе «Уна», отвозя почту. Одна крона у меня была (стоила она на наши деньги копеек 50), а две надо было найти. Я спросил у своего товарища, Алеева (татарин), спустя неделю ко мне на квартиру пришел незнакомец и передает повестку, явиться в областное ГПУ, в комнату номер такую-то. В областном ГПУ я не бывал и струсил. Все передумал. Зачем? За что? Принял меня молодой сотрудник, лет 25, произвел приятное впечатление, вежлив и прост. Задает вопросы: «Давно ли в Мурманске? Много ли у меня друзей, моряков дальнего плавания». Я говорю: «Есть, порядочно». Кто, фамилии, не интересуется. «Я, - говорит, - знаю, что у тебя есть купленные заграничные вещи, пальто, брюки, будильник и чулки, но меня это не интересует. Валюта меня интересует (а за инвалюту, тогда строго давали, если кто скупкой занимался). Ты искал кроны норвежские?» Я говорю: «Да, две штуки искал». «Зачем?» Я сказал, как было: «Шаров, с парохода «Уна» брюки хотел привезти». Дело мелкое ему показалось, и просит указать на человека, кто вообще занимается скупкой инвалюты. Я говорю: «Не знаю». И верно не знал. На этом моя явка закончилась, и меня любезно проводили. Прося сообщить, если кто будет скупать. Моряка Шарова, вскоре списали с судна, за то, что возил в Норвегию контрабанду, арбузы, которые там дорого ценятся, как у нас ананасы. В общем, нельзя с кем-либо поговорить откровенно, чтобы не навлечь на себя беду. Так как я работал в гостинице, где проживали видные иностранцы, консулы, атташе по морским делам, торгпреды и т.п. и соприкасался с ними, принимая для прописки их дипломатические паспорта, и отвечал на интересующие их вопросы (невинного содержания), то меня завербовали в транспортное ГПУ, осведомителем (наша гостиница была от железной дороги). Мне пришлось все время держать связь с ГПУ. Хочешь, не хочешь, а интересуйся иностранцами, о чем спрашивают, как ведут себя, не ходит ли к ним кто из местных жителей. И даже что у него в номере, что читает, а если чемодан не под замком, то, что в чемодане. Все это делать приходилось крайне осторожно и конспиративно. Дабы не было позорных осложнений. На улице они переходили под наблюдение сотрудников ГПУ, переодетых вплоть до пропойц.
Однажды, меня послали домой вписывать инвентарь в книгу. Писал и сидел дома дней пять. На моем месте портье, работал сотрудник ГПУ, ведя оперативную работу по разработке одного иностранца. Этого сотрудника выгнали из ГПУ после моей информации, о том, как он себя разоблачил. Дело было так: я стою в вестибюле у конторки (больше никого), бежит юркий человечек ко мне и спрашивает тихо: «Вы - заведующий гостиницы?». Я говорю: «Да!» Он мне в руку пихнул записку и ушел в сторону входа, в ресторан. Я читаю: «Предъявитель сего, тов. такой-то, направляется к Вам на временную работу, в гостиницу. Начальник транспортного ГПУ - Волков». Я прочитал, вижу, идет заведующий наш, Миша, я ему передаю эту записку и говорю: «Вот тот гражданин передал для тебя какую-то записку». И они ушли в кабинет вместе с этим «Шерлок Холмсом», а меня с этот дня послали отдохнуть дней на пять. Интересовались иностранцы - кто чем: японский атташе - глубиной залива и девочками, англичанин - читал журналы «Соловки» (наши лагеря на Соловецких островах), поляк из г. Данциг (вольный город, близь Гдыни) - ругался, что нечего есть, яиц и масла нет в продаже. Обо всей этой дребедени надо было сообщать, до мелочи. Вспоминаю, как неприятно ходить было на эти явки, и нет ничего, а иди в непогоду. Народу много было недовольного, особенно когда проходит подписка на заем и т.п. Не будешь же писать о чьем - нибудь недовольстве, когда и сам недоволен. Иной раз напишу о каком-либо недовольном, но коммунисте. Красные корочки имеет, а скулит. А может легавый, ищет сочувствующих? Одно спасение от этой низкой профессии, куда уехать. Уехал в Кировск, работать в Торгсине. Вызвал начальник ГПУ Малахов: «Давай пиши, кто получает из заграницы переводы, кто много золота сдает». Золота много никто не сдавал, а о переводах сообщал, т.к. в ГПУ и иным путем узнали бы об этом. Переводы шли спецпоселенцам: латышам, эстонцам, полякам и даже из США. Когда установилась граница, то многие родственники, жившие в соседних деревнях, с деревнями отошли на ту сторону. Этим родственникам, в ту пору, многие, оказавшиеся на нашей стороне перегнали свой скот, коров и лошадей, зная, что у нас товарищи «огладят». Вот за это хозяйство им и слали переводы, пока наши не подгребли под себя эти страны. Уехал я вовсе в сельскую местность и здесь давай пиши, что делается у тебя на работе. Ну, здесь пришлось писать только о ворах с партбилетами. Одному дали пять лет.
Наконец отстали от меня, т.к. ушел на пенсию, а главное то, что осведомителей не вовлекали как, хотя бы, при Сталине. Вовлекли меня здесь под натиском страха, отчасти. Дело в том, что я попался в одном письме, которое писал своей сестре, мужа которой посадили в Ежовщину, за политическое дело, увезли куда-то, и он там умер. Я написал ей, соболезновал о смерти и наверно враждебно высказался против Соввласти. Где это письмо засекли, здесь ли? Там ли, куда писал? Но когда меня вызвали по телефону в ГПУ, то начальник Матяж, предъявил мне для обозрения, фотоснимок моего письма. «Ты писал?» «Я!» Не успел я прочитать, что писал, он его убрал в сейф и начал меня шантажировать, для работы у него, по выявлению недовольных Соввластью лиц. Я, надо сказать, перепугался, ужасно. Ну, думаю, все! Пойду в лагеря. Как и муж сестры. Но, обошлось благополучно. Составил опрос и оформил меня на работу осведомителя. Существенного, я им ничего не мог дать по госбезопасности, воров, правда, не щадил, тем более коммунистов, т.к. «большому кораблю, большое и плавание», а коммунисту большое доверие и после деятельности. Их обличал, когда злоупотребляли доверием партии и воровали. А мелкая сошка, беспартийный, что украдет? Ведро овса, или килограмм гвоздей? Вот как значит у нас!
Не только при Царе был, так называемый, «черный кабинет», который занимался проверкой писем («перлюстрацией»), но теперь у нас, в демократической стране, при наличии конституции, с пунктом о неприкосновенности личности, занимаются этим грязным делом. Берегитесь ребята всего этого, не забывайте и помните ежедневно. В школе, на курсах, на работе. Всюду могут продать Вас.
Был такой случай: одну мою хорошую знакомую, проживающую в одном большом городе, вызывают в ГПУ. Она, барышня, учится в институте. Напугалась! Было это как будто в эпоху Берии. И что же ей предлагают? Быть осведомителем в институте, среди студентов. Писать на студентов все, что узнает, и передавать эти доносы. Кому бы вы думали? Одному ихнему преподавателю, видному профессору. Не знаю, согласилась, нет ли? Но говорит, что отказалась. Так вот, откуда корни идут. Профессор-легавый! Сознаю, что и профессор, в чем - либо попался, и вынужден был согласиться работать на ГПУ и собирать в институте доносы от осведомителей, которых было, человек 50-100. После сдавал их в ГПУ, чтобы вся сотня (ни черная, а красная) не шлялись по ГПУ.