Рыжий

Олег Бунтарев
Как родился, я, конечно, не помню. Давно это было. Хорошо запомнил вкус молока матери. Она была трехцветной здоровенной кошкой. Люди говорят, трехцветкам везет и они приносят удачу. Кто бы сомневался! Насчет приносят удачу не знаю, но сама была счастливой. Жила на первом этаже пятиэтажного дома, ходила на прогулки на улицу и делала там, что хотела. Вот от того, что она делала, и я появился. Отца я, конечно, никогда не знал и не видел.
 
О том, что я рыжий и полосатый, я узнал тогда, когда глаза мои открылись и я довольно-таки резво стал бегать по комнате. Однажды, сидя на полу, я увидел перед собой что-то длинное, полосатое, ярко-рыжего цвета и захотел это поймать. Долго крутился на одном месте и, только поймав и укусив, я понял, что это мой собственный хвост. Вот тогда я и узнал, что я рыжий и полосатый. Ну, раз хвост такой, значит, и я весь такой!
 
К сожалению, беззаботное детство длилось недолго. Однажды меня взяли на руки и куда-то понесли. Я мурчал, терся, думал, произойдет что-нибудь хорошее. Увы, меня подбросили к подъезду многоэтажного дома и оставили совершенно одного. Конечно, я хотя и охотник, как и все нормальные коты, но, кроме своего хвоста, я до этого ничего не ловил. И охотиться меня научить было некому.
 
Сижу у подъезда, гляжу на проходящих людей и мяукаю как можно жалобнее, ну вдруг кто-нибудь что-нибудь даст? Я ведь кушать хочу. А они проходят и не замечают меня. Некоторые погладят, я уж за ними готов бежать, а они мимо проходят, дверь за ними захлопывается, а я как сидел, так и сижу. Вот мужик один, такой, чуть ниже среднего, животик похож на пивной, на голове залысина, взял меня на руки, погладил. Я мурчу, ну все, думаю, пристроился. А он – нет, отпускает меня, еще раз погладил и тоже в подъезд.
 
Ну, этот, который гладил, вернулся через какое-то время. Снова погладил, рыбки дал. Я жую, пытаюсь одновременно мурчать. А он меня гладит и приговаривает: «Вот поздновато ты появился, есть у меня кот. Ну, ничего, с голоду не помрешь!» С тех пор каждое утро, когда он выходил на работу, а я почему-то чувствовал, что он вот-вот должен выйти, я встречал его возле дверей подъезда, и он обязательно выносил что-нибудь вкусненькое.
 
Наступила осень, дни становятся холоднее. Полуодичавшие собаки по ночам прибегают с пляжа, и мне приходится прятаться или в подвале, или под лестницей, куда они не пролазят: проход слишком маленький. В подвале теплее, но там еще целая куча котов, они больше и старше, поэтому долго я там пробыть не мог. Чаще всего оставался под лестницей на улице. Холодно, конечно. Но, по крайней мере, ветер не дует.
 
В общем-то, это, наверное, все, что я помню из своей молодости. Каждое утро Володя, а так звали этого человека, выносил мне что-нибудь покушать, никогда не забывал, а иногда и вечером приносил.
 
Уж сколько лет я здесь живу. Все так быстро летит, меняется. Подбрасывают новых котов. Я помню свою голодную жизнь и не гоню их, всегда поделюсь. Себя, конечно, тоже не обижаю.
 
Тут как-то в конце весны нового жильца нам подкинули. Белый, в черных пятнах, а пушистый! Мне он сразу понравился. И людским детишкам тоже, те его с рук его целое лето не спускали и все время таскали по всему двору, прижимая к груди. Не знаю, что произошло, но в конце августа он почему-то ползал только на передних лапках. Шерсть слиплась, и из красивого котенка он превратился в несчастного калеку. Когда по ночам стало холодать, какая-то добрая женщина запустила его в подъезд погреться. Меня тоже иногда запускали. Какое-то время он лежал возле лифта, а потом куда-то пропал. Больше я его не видел.
 
А в этом году была очень суровая зима. Такие жуткие морозы. Те несколько котов, которых подбросили возле моего подъезда, предпочитали компанию со мной под холодной лестницей, чем идти в теплый подвал, где их могли обидеть в любой момент. Морозными ночами мы прижимались друг к другу – и нам становилось теплее.
 
Однажды к подъезду подъехала какая-то машина. Я не человек, в марках не разбираюсь. Выбросили белую молодую кошечку с перебитым носиком, и, несмотря на то, что мы ей предлагали поесть, она совершенно не двигалась с места. Несколько дней сидела на одном месте. Только потом, когда вышел какой-то человек и попытался взять ее на руки, стало понятно, что она просто примерзла. Он очень аккуратно освободил ее ото льда и унес с собой в подъезд. Повезло! Я вот сколько лет здесь, но меня никто не берет, а ее вон как быстро взяли. Ничего, дядя Володя меня подкармливает, к зиме я становлюсь толстым и пушистым. А тут и другие соседи тоже про нас не забывают. Прям кошкин дом получается.
 
Сегодня полдня пытался поймать наглого мышонка. Вы можете себе представить, какая наглость, когда он, несмотря ни на что, у четырех жующих из миски котов пытается утащить кусок рыбы? Ну, я озверел! Я за ним – он в маленькую щелку возле подвала. Головой треснулся – мне мало не показалось. Такое ощущение, что вокруг головы целая стая мышат летает. Вы думаете, его это чему-нибудь научило? Меня, правда, тоже ничему. Но вечером, когда нам в миски добрые люди положили еду, он снова появился рядом. Вот хам! Я за ним – он по крыльцу подъезда в уже почти закрывшуюся дверь. Я за ним. Дверью чуть хвост не прищемило. А этот за трубой спрятался и потом куда-то наверх полез. Не видел я его больше, надеюсь, где-нибудь застрял.
 
А потом дядя Володя пропал… Чувствую, от некоторых женщин, которые выносят еду, запах, похожий на его, но ведь это не он. Нету его. Куда делся? Такой добрый.
 
Недавно новый подкидыш появился. Черный, как уголек. Вот только кто-то передние лапы ему подрезал. Ни пальцев, ни коготков, так, жалкие обрубки. Ну, мы по вечерам всей нашей компанией под лестницей давай его вылизывать и еду в миске оставлять. Сам-то он явно не прокормится. Но недолго он с нами был. Лапки чуть поджили, он давай на улице на птичек охотиться. А как он их без когтей поймает? Вот в момент такой ловли его самого и поймали. Глупый, куда делся? Никто теперь не знает.
 
А недавно я по дурости в переплет попал. Зовут меня мальчишки: «Кис-кис! Кис-кис!» Ну, я к ним иду, думаю, что вкусненькое дадут. А они мне металлическую петлю на шею и тащат куда-то. Я вырываюсь, сопротивляюсь, кто-то из них ногой мне нос разбил. Вырвался, правда, всю шею ободрал. Больно!
 
Сижу у подъезда. Вроде и доверия к людям нет, а есть-то хочется, жду, когда вынесут. Вот только отбегаю, когда выходят, и возвращаюсь лишь тогда, когда еду положат. И тут попался. Прямо у миски сцапала. Женщина такая пожилая, вроде еду всегда выносила. Погладила. Вижу, что не обидит, даже муркнул пару раз. А она меня к себе домой и давай мне чем-то шею мазать, больно, щиплет, а она меня гладит и приговаривает: «Терпи, заживет!» А потом снова на улицу вынесла. Жаль, я бы у нее остался, она добрая.
 
Сижу у подъезда. Нос уже почти прошел. Раны на шее заживают. И жду, когда выйдут мои друзья и принесут мне что-нибудь вкусненькое. Я так давно здесь живу. Своим доверять можно. А вот когда появляются чужие, я прячусь под холодную лестницу и жду, когда они исчезнут.