В тамбуре вагона электрички было набито под завязку. Когда двери закрылись и поезд тронулся, июльская жара дала о себе немедленно знать. Пот сначала тонкими струйками, а потом ручейками устремился сверху вниз за пазуху и дальше… Взмокшие люди были так прижаты друг к другу, что не могли пошевелить руками, чтобы вытереть его хотя бы с лица. В тамбуре постепенно нарастала напряженная тишина, готовая разразиться скандалом. И в этот момент в дверь перехода из соседнего вагона стали давить люди.
- Не пускать! –первым закричал взмокший мужчина, стоящий рядом с дверью с набитыми пакетами.
Его сразу поддержали другие, но дверь уже приоткрылась и оттуда звонко послышалось:
- Как не пускать? Люди добрые! Что вы говорите?! – и, подпираемая сзади сопевшими мужчинами, в тамбур каким-то чудом протиснулась старуха, а за ней еще два-три человека.
- Кто это говорит такое? –продолжала она.
- Вошла и закрой свой рот! – заорал здоровенный амбал, весь залитый потом. –Дышать нечем!
- Как закрой рот?! Надо же такое сказать! Женщине! И совести хватило?! А я спеть вам хочу! И тут же запела:
- Мы на лодочке катались…
Голос ее был настолько звонким, напевным и удалым, что все в тамбуре засмеялись, а потом, прислушиваясь, притихли.
Теперь, при свете, на виду, она оказалась вовсе не старухой и выглядела лет на пятьдесят. Волосы, светлые, без седины, обрамляли доброе и улыбчивое лицо. Озорные голубые глаза смотрели прямо, не моргая. Не закончив петь первую песню, она перешла на другую:
- Распрягайте, хлопцы, кони…
- Та лягайтэ спочивать! - вдруг хватил кто-то из стоящих мужиков, а затем и другие.
И как-то сразу настроение людей в тамбуре сменилось. Они пели, не замечая ни пота, ни остановок электрички, ни толкавших их немилосердно сходивших на остановках пассажиров. Эта ставшая мгновенно для всех своей милая женщина, а вернее, ее песни объединили всех. Дверь в вагон была распахнута, и люди оттуда тоже потянулись к ней.
- Артистка, - отчетливо сказал кто-то в наступившей паузе.
- Да нет! Какая артистка! Просто пою, дорогие мои. Всю жизнь пою. Вот еще такой крохотулечкой была, а уже пела.… А в Москву ездила вот по какому делу…хотите, расскажу?
- Давай, давай, - зашумели вокруг.
Письмо написала Ельцину о нашем житье. Не ответил. Сама поехала.… Так близко не пустили! Хотела напомнить ему про рельсы, на которые он обещался лечь, да предложить, чтоб не весь ложился, а пущай один свой инструмент…
Взрыв смеха чуть не развалил тамбур. Кто-то вставил:
- А ему его не жалко! На что он ему? Все равно не действует.
Последовал новый взрыв гомерического хохота и другие выступления, но тут она своим необыкновенно звонким голосом опять прервала всех:
- А сейчас, мои дорогие, я приехала! Кто хочет еще попеть со мной, приглашаю к себе… И борщом украинским накормлю. Оксана меня зовут. Пошли… Недалеко тут от станции.
- А что, мужики? – крикнул кто-то. - Пойдем!
Все одобрительно зашумели, и некоторые сошли с нею.