Встреча славянки, гл. 4

Владимир Колышкин
   Я пригласил Янту встретить со мной Новый год. Звездная девушка согласилась. Ей показался романтичным этот зимний обычай староземлян. У себя на родине они празднуют наступление нового года весной. Это веселый разудалый праздник, с блинами, песнями, плясками, кулачными боями, сжиганием чучела зимы, короче – масленица. Об этом и еще о многом другом из жизни Новороссии  поведала мне гостья из космоса, когда мы вместе с ней наряжали елку и готовили праздничный ужин.
   
   Янта была одета в новое черное, струящееся блестками платье, которое мы купили с ней в модном бутике женской одежды по дороге домой. Мой счет в банке изрядно просел после оплаты карточкой. Но мне не жаль было денег по многим очевидным причинам. Я принимал не только красивую девушку, но и посланницу дружественной страны, которая находится на далекой планете, где-то в созвездии Стрельца.

   Я, разумеется, знал, что Янту разыскивает спасательный отряд ее соотечественников, но оставаться на месте катастрофы было опасно. Так как инцидент был слишком заметным небесным явлением и, несомненно, привлек внимание наших военных. А попадать в руки военных, как уже сказала Янта, было категорически нежелательно. Поэтому мы сделали то, что на языке новороссов называется «гоньзнути» - спасаться бегством.

   Янта заверила меня, что ее найдут быстро, когда она включит маяк. А включит она его, когда сочтет нужным. Конечно, за это ей дадут хороший нагоняй с занесением в личную карточку пилота, но ради необычного приключения она готова пойти на такие жертвы.

   И вот мы сидим с ней напротив друг друга за праздничным столом при свечах, пьем шампанское. Телевизор с выключенным звуком показывает какое-то новогоднее шоу. Мама давно спит в своей комнате после знахарских оздоровительных процедур, которые с ней проделала Янта.

   У звездной девушки глаза черные, магические. Эта магия меня сводила с ума. Я включил проигрыватель, совсем негромко. Как-то само получилось, что зазвучала песня Демиса Руссоса "Гуд бай, май лаф...", как нельзя более подходящая в эту минуту.  И, с гулко бьющимся сердцем, пригласил Янту на танец.

Под такую умиротворяющую душу музыку хорошо плакаться в жилетку или объясняться в любви. Янта не отстранялась от меня, наоборот, ее гибкий стан был податлив. Сквозь тонкую ткань платья я чувствовал ладонью тепло ее тела. Взволнованная моя грудь встречала ответный упругий и нежный нажим. С каждым тактом музыки, плавно кружась в тесном объеме комнаты, мы становились все ближе друг другу. Нежные духи Янты кружили мне голову, и я снова почувствовал, что совершенно захмелел. Но это было приятное опьянение. Наши головы приблизились, наши ауры слились в одно восторженное сияние. Чувства, охватившее нас, можно было назвать одним словом: нежность.

   И тогда я не выдержал и коснулся щекой щеки Янты. И опять она не отстранилась. Прикосновение наше стало осмысленным. Я гладил, ласкал Янту щекой, и она отвечала тем же. Ее черные блестящие волосы пахли ароматными травами какого-то неведомого шампуня. И тогда я сделал решающий шаг – прикоснулся губами и поцеловал нежную мочку уха, что расплывчато белела у меня перед глазами. Назад пути уже не было, и я прошептал: «Я люблю тебя, Янта!»

   Я не требовал от нее немедленного ответа, это было бы глупо, по меньшей мере. Слишком многое нас разделяло. Не только холодная бездна космоса, но законы и предрассудки человеческие. Препятствия в любви только усиливают ее, но утешения это не приносило. Грудь сжимала боль. Но хоть поцеловать-то ее по-человечески я могу?! И когда песня кончилась, и Демис, проводив свою любовь, умолк, наши губы слились в долгом поцелуе.

   Мы стояли у окна, в комнате, освещенной только несколькими свечами, я видел ее закрытые глаза, длинные ресницы и тени под ресницами. За окном вихрилась метель, как бесцветное конфетти. В открытую форточку задувало ветром, и искристые звездочки, кружась, сыпались на подоконник. Но ничего этого мы уже не замечали: ни холода, ни сумрака. В объятиях любви нам было тепло и приятно. Мы целовались. Прислонившись к моему письменному столу, целовались мы. Бесконечно долго. С какой-то первобытной жадностью я не мог оторваться от ее нежных атласных губ.

   И в это время в дверь позвонили. Резко  и грубо реальность ворвалась в нашу идиллию.