На Земле
Два пациента, сидя на мягком подоконнике, играли в шахматы.
– Нет тебя в улётном списке, – сказал щуплый мужчина с остатками рыжих волос на голове и ударил пальцем по прозрачному дисплею, который незаметной пластиной лежал на шахматной доске под фигурами.
Его противник, лысый тип с печальными глазами, растерянно спросил:
– Я больше никогда её... вас не увижу? Как же так? Я должен быть первым в списке убывающих социопатов. Пойду к Ромуальдычу, и посмотрим, кто тут самый психованный.
Рыжий двинул вперёд коня и грустно заметил:
– Эх, симулянт, ты так и не понял, что социопаты – не психи, а всего лишь по-честному, от души затраханные люди.
– И чем я хуже? Прямо сейчас пойду и... – лысый засопел, прикидывая, что бы ему отчудить.
Рыжий передвинул за противника пешку и напомнил:
– Не торопись, наше психическое светило до вечера будет заряжаться позитивом в кружке стоматологов-любителей.
В «Игровую» вошли два санитара. Вид их, как обычно, не сулил приятных мгновений. Рыжий вытянул из-под шахматных фигур дисплей, сунул его противнику и без интонации тихо сказал:
– На всякий случай, прощай.
Лысый отвернулся к зарешеченному окну и с комом в горле продекламировал:
Мы сидим вдвоём на подоконнике:
Я и рядом кто-то из покойников.
И пускай присутствуют сомнения,
Мы друг друга понимаем, тем не менее.
***
Ромуальд Ромуальдович сидел за столом бодрящего жёлтого цвета и смотрел на большой экран, наблюдая, как несколько десятков пациентов готовились в своих палатах ко сну. Кого из них послать на безвозвратный эксперимент? Кто из пациентов справится с немыслимыми проблемами? Скрип двери вывел психопатолога из глубокой задумчивости.
– Симулянт? Почему не спим?
Лысый решительно подошёл к столу и взвизгнул:
– Внесите меня в список убывающих!
Психопатолог удивлённо посмотрел на пациента, заметил в его руках прозрачный дисплей и с пониманием хмыкнул:
– Шахматист хакнул папку с приказами? Ох уж эти прощальные послабления... Увы, голубчик, симулянтов у нас не… – Ромуальд Ромуальдович словно спохватился и заверил: – Тебя-то мы быстро вылечим.
Пациент не обрадовался. Напротив, его глаза стали мокрыми от слёз.
– Удачную тебе кличку дали санитары – Рыдающий Клоун, – заметил Ромуальд Ромуальдович и поёжился. – Закрой-ка, братец, балкон. Вечерняя прохлада опасна для докторов.
Пациент подошёл к витражной двери и обернулся:
– Вы же знаете, что я тут из-за Розы. Вернее, она тут из-за меня. Как же она улетит без меня?
– Улетит? – опешил психопатолог и тут же отшутился: – Что ж, милейший, нет человека – нет и страданий из-за него. Готовься к исцелению, дружок.
– Нет человека? – испуганно пробормотал пациент.
Страшная догадка мелькнула в его голове. Он распахнул балконную дверь и с мужеством обречённого вскочил на широкие перила. Внизу в вечерних сумерках маршировали в разные стороны счастливые люди. Бодрая музыка и голос диктора помогали им идти в ногу.
– Ненавижу! Всех ненавижу! – мужчина пошатнулся и от бессилия и отчаяния отключился прежде, чем оторвался от опоры.
Ромуальд Ромуальдович видел, как пациент качнулся и начал медленно заваливаться с перил. Судя по движениям Клоуна, мгновения для психопатолога растянулись в долгие эпизоды. Но припев из студенческой песни промчался сквозь его сознание в обычном ритме:
Не убивайте себя, люди!
Красивее вы не будете...
На Отшельнике
КОЛОНИЗАЦИЯ
Весь день колонисты строили на Большой поляне хижины. Это было так непривычно – работать вместе, работать на благо всех. Глядя в сияющие глаза друг друга, люди почти не чувствовали усталости. Только когда позеленевшее перед закатом светило скрылось за вершинами высоких деревьев, все разбрелись по недостроенным жилищам.
Рыдающий Клоун, единственный бобыль на Отшельнике, устроился у порога своей хибарки и развернул прозрачный дисплей. КЭП (компьютер эмпатический прозрачный) отозвался довольным урчанием и приветственной подсветкой. Клоун заблокировал эмоции КЭПа и от избытка собственной радости, смешанной с печалью, начал диктовать земные приключения своих друзей, бывших пациентов Центра психокоррекции. Сначала КЭП обработал историю шахматного партнёра Клоуна:
«Он избегал людей всеми частями души и тела. В эпоху развитого оптимизма такая странность означала патологию самого печального свойства. К радости чудака, на последнем медосмотре ему запретили надрываться в офисах и посещать другие места скопления здорового населения.
– Психические отклонения коварны. Их навязчивость, порой, неодолима, – тяжело вздохнул участковый психиатр и на всякий случай оскалился. – Запишу вас в группу любителей Безвозмездности.
– Безвозмездности чего?
– Труда. Группа борется за равную с робоперсоналом зарплату.
– У меня идиосинкразия на безмозглых, – признался чудак и с таким страданием во взоре осмотрел присутствующих, что даже робосанитаров едва не стошнило при виде его мук.
Так парой гримас он обеспечил себе прописку в изоляторе Центра психокоррекции. Санитары, а вслед за ними и остальные медики, включая робоперсонал, стали называть его Тошнотворцем».
– На друзей клевещешь? – возмутился шахматист, едва различимый в густых сумерках.
Рыдающий Клоун включил акустику и позволил КЭПу отразить обвинение:
– Мы потеем над историческими портретами первых колонистов Отшельника. Это для будущих потомков, – противным менторским голосом заявил КЭП. – Иди, потей над потомками, дабы труды наши не пропали втуне.
Тошнотворец хмыкнул и удалился, а Рыдающий Клоун зашептал историю о социопате-приколисте:
«Однажды Неприход (такой никнейм подарил ему лечащий врач) решил плюнуть на цивилизацию и перестал пользоваться некоторыми её благами. Начал он с неприхода на службу, которую считал самым отвратительным из благ. В то же утро отказался от чистки организма, чем привёл дежурного робокота в состояние робоступора. Почему служба психоконтроля не откликнулась на этот гигиенический саботаж? Потому что Неприход эксплуатировал СтерВоКамеру (так он называл стерилизационную водо-камеру) более обычного – дежурный робокот, не выходя из ступора, очистился в ней даже от драгоценных родимых пятен.
Чуткие робомыши, убедившись в безвредности бедолаги, вызвали помощь. Специалисты психокоррекции оценили их бдительность и вместе с Неприходом прихватили для опытов и облондиненного робокота...»
Следующим вечером, сидя на новом крыльце, Рыдающий Клоун в соавторстве с чутким и преданным КЭПом составил ещё два исторических портрета на соседей справа:
«...За пару часов до работы он уходил в парк и лежал там на траве, разглядывая облака. Однажды инспектор из отдела «Интимной задушевности», проходя мимо, пригласил его на курсы повышения задушевности. Глядя на розовеющий небосвод, бездельник проворчал:
– Как же я скучаю…
– По кому? – насторожился специалист интимной задушевности.
– По человеческим жертвоприношениям.
– Дикарь! – возмутился инспектор и стукнул по кнопке экстренной психологической помощи, вживлённой в его нижнюю челюсть с левой стороны. – Тебе никогда не дорасти до курсов повышения интимности!
– Фиолетово и по барабану.
Прикрыл глаза панамой и до приезда психоэвакуаторов в контакт с окружающей средой не вступал. В Центре психокоррекции у него было яркое имя – Фиолет. Подвергаясь антисоциопатным процедурам, он, в итоге, достиг высшего уровня фиолетовости».
Историю подруги Фиолета КЭП самовольно украсил лёгким канцеляритом:
«Она была старожилом в Центре психокоррекции, поэтому выяснить, почему её звали Мазайкой, было не у кого. По легенде её поймали с поличным. За три года до этого она утопила всех домашних робоживотных, включая робоклопов, и на освободившиеся места поставила горшки с проросшими косточками апельсина. Всю информацию, которую передавало о ней робозверьё, Мазайка заранее записала на болванку и транслировала в Центр устаревшие данные о себе. Со временем апельсиновые ростки сильно вытянулись. Их-то и заметили бдительные жильцы из дома напротив.
В Центре психокоррекции Мазайку поместили в блок повышенного досмотра. Спустя неделю всё уцелевшее робозверьё из её палаты было эвакуировано в ближайший Дом инвалидов»
Только когда у Рыдающего Клоуна появилась собственная крыша над головой, он решился на воспоминания о Розе. Из-за неё он когда-то внедрился в Центр психокоррекции, из-за неё вскочил на перила балкона, из-за неё попал-таки на Отшельник...
Клоун улыбнулся, но самой грустной из своих улыбок. КЭП просканировал его отражение и, наполненный квантовым сочувствием, приготовился к потоку слёз и соплей. Но на этот раз Клоун был непривычно сдержан:
«Однажды Роза зарумянилась в присутствии нового сотрудника. Этот вопиющий факт сексуального домогательства был немедленно пресечён. Публично пристыдив, её отправили в исправительное учреждение. И хотя она быстро избавилась от странных фантазий, скрип её зубов при виде медперсонала не позволял вернуть болезную в рабочую среду заводского здравпункта...»
Вспомнив, как очаровательна была Роза с румянцем на пухлых в ту пору щёчках, Клоун усмехнулся и надолго замолчал. КЭП из терапевтических соображений мигнул успокоительным цветозарядом и приготовился конвертировать новые мифы в квантовые скрижали Истории. Клоун покорился ожиданиям КЭПа и неторопливо надиктовал:
«Из-за строгого оздоровительно-камерного режима будущие колонисты в Центре психокоррекции встречались редко. Хуже того, они едва не встретились в крайне прискорбном месте, ибо на юбилейном симпозиуме психопатологи решили впредь не наращивать койко-места для мизантропов и социопатов:
– Мы не можем поощрять нездоровые тенденции, – решили специалисты и проголосовали за выбытие убогих через утилизацию.
В тот же день Мазайку, Фиолета, Тошнотворца, Розу и Неприхода занесли в чёрный список. Им оставалось мыкаться неделю... Спасение пришло из логова «инженеров человечьей психики», то есть от астропсихологов. С их подачи Ромуальд Ромуальдович предложил:
– Драгоценные коллеги, вместо утилизации безнадёжных давайте отправим их на одну из далёких планет. Отберём у бездельников роскошно-никчемную жизнь и подарим новую, полную трудов и невыносимых страданий.
Грязные языки могли бы наврать, что гуманизм Ромуальдыча был порождён карьерными интересами его зятя-астронавта. Мол, для очередного звания ему нужен дальний вояж... Но в Центре психокоррекции все грязные языки давно простерилизовали.
Вскоре Правительство, прикрываясь пожеланиями психо-специалистов, выделило для несчастных бесхозную планету с подходящим названием Отшельник. Согласно техпаспорту, её поверхность была усыпана полянами посреди бесконечного густого леса. Атмосфера и биосреда соответствовали нормативам. Сутки, правда, были немного короче земных, но медики и в этом нашли благоприятный аспект:
– Меньше времени на ненависть – больше шансов на исцеление.
Отправлять в такую даль пятерых было накладно. В список срочно добавили пациентов из периферийных здравниц: Оса, Душегнобка, Вундергад, Феня, Утомлённая Злом, Рикошет и ещё полсотни человек в том же состоянии, включая меня. Несмотря на насильственность перелёта, мы отнеслись к выдворению с родной планеты спокойно. Своим отъездом мы решили отомстить неблагодарному человечеству за всё.
Все тяготы полёта отверженные перенесли в спящем состоянии. Беспомощными и беспробудными нас выгрузили на чужую планету, раскидав тела вокруг выделенных колонистам инвентаря и материалов. Чтобы не нарушать «Конвенцию о правах колонизированных экосистем», неподалёку от спящих заякорили устаревший катер для экстренной эвакуации.
Перед возвращением директорский зять контрастным выхлопом написал в чужом небе: «Спите спокойно, дорогие товарищи!» и с чистой совестью помчался к Земле за очередным званием».
Проверив запись, Рыдающий Клоун уронил слезу на прозрачный экран. КЭП проанализировал жидкость и выдал рекомендации для коррекции самочувствия. Клоун закрыл глаза. КЭП квантовым чутьём уловил, что биопитомец склонен предаться безмолвным думам, и деликатно отключился.
И действительно, на Клоуна, скованного неземной грустью, навалились воспоминания о жизни на Отшельнике. Он увидел события как бы со стороны. Картинки шли яркие, насыщенные мыслями, чувствами, ощущениями и строго последовательно, начиная с первого мгновения в новом мире.
***
Отшельник встретил гостей щедрыми реанимационными процедурами: на колонистов обрушился горячий водяной поток вперемешку с ледяными массажными градинами. Первым очнулся Вундергад. Едва взглянув на валяющиеся кругом отбросы человечества, он выбрал из причитающегося группе скарба самые многофункциональные приспособления и скрылся с ними в лесу. Его пример оказался заразительным.
Позже колонисты удивлялись своей бесшабашности – на ночь глядя разбрестись по лесу чужой планеты... Фиолет решил, что воздух новой родины одурманил их, а хмельному пришельцу всё фиолетово. Тошнотворец предложил другую версию:
– Нам закупорила мозги горькая пилюля от землян. Без единого возражения нас выгнали в дикий космос. Отсюда и чувство дикого космического унижения. А душа, как и тело, чувствует только одну, самую сильную боль. Обида вытеснила все страхи.
Вероятно, он был прав, ибо местная фауна, почуяв негодование пришельцев, старалась не попадаться под горячую руку. Новый мир, казалось, откликнулся на их настроение, и по ночам остужал гнев непрошенных гостей ливнями, а по утрам пытался взбодрить сиянием спелых плодов под лучами золотого светила.
Тем не менее, за пару месяцев история покорения Отшельника обросла сотней-другой некрасивых скандалов, связанных с передележом имущества и расселением. Самые сильные мужчины выбили себе почти гектарные пространства и многофакторные устройства. Слабакам и женщинам достались лужайки и примитивный инвентарь. Не чуя беды, все счастливо погрузились в глубокую ненависть к соседям и новому миру.
Напасть заползала в покорёженные судьбы колонистов незаметно, мелкими ненавязчивыми порциями. Первой её почуяла Мазайка. Проверяя по вечерам силки на границах своей полянки, она с каждым разом ощущала всё большее томление и даже нежность. И хорошо бы к себе, а то ведь непонятно к кому.
– Это шелест листвы модулируется в задушевный напев, который бередит мне душу, – успокаивала себя Мазайка, вслушиваясь в таинственные звуки порой до утра.
Вскоре к ночным бдениям присоединились все женщины. Сказочный мир незаметно разрушал в душе колонисток баррикады вокруг высоких чувств. Даже Утомлённая Злом впитывала музыку волшебных ночей всей своей утомлённой сущностью.
– Это самое загадочное место, – вздыхала Роза.
– Лес наполнен таинственными существами, – замирала в предвкушении открытий Оса.
По утрам Феня интриговала Душегнобку:
– В натуре, скоро по лесу будут шнырять рыцари-ушлёпки в поисках сама знаешь кого...
– ...и парафинить всё подряд, – мечтательно улыбалась подруга.
Феня оказалась провидицей: на мужчин бедствие навалилось хоть и позже, зато стремительней и результативней. К тому времени их тела, благодаря охоте на деликатесных сусликов, обзавелись мускулами, в которых и проявилось непривычное возбуждение. Мужчин потянуло к чему-то неведомому. Далёкому и близкому одновременно.
Первым на тропу любви ступил Вундергад. «Жирный Ос», как прежде называл он Осу, вдруг превратилась для него в Прекрасное Полнышко. Три дня спустя история покорения Отшельника пополнилась первым романтическим, а главное, плодотворным приключением.
Следующей жертвой новых чувств стал Тошнотворец. Он выбросил из имени Фени лишнюю по законам любви букву «н» и начал склонять свою Фею к нежным отношениям. Его подташнивало от её жаргона и собственного упрямства, но сила чудодейственного желания пересилила все взаимные сомнения и Феины причуды.
От великого нетерпения Неприход переименовался в Полного Прихода. Под его влиянием Душегнобка велела называть себя Душелюбкой. К тому времени все колонисты уже покорились новым желаниям. Не сдалась только Роза. Заполированная психопатологами до состояния безупречной непорочности, она не решилась ответить на чувства Рыдающего Клоуна.
Объединившись в пары, изгои сделали маленький шаг в истории колонизации нового мира и гигантский – для своего обустройства. Ко второй годовщине покорения Отшельника появились дети. Забота о них заставила сплотиться, и колонисты переселились на Большую поляну, посреди которой стоял никому не нужный катер для коротких межпланетных перелётов. Только Роза осталась на крошечной, слишком далёкой от нового общества лужайке.
***
С трудом очнувшись от воспоминаний, Клоун скрутил КЭПа в трубочку и вышел из хижины. Ночной Отшельник был прекрасен: лёгкие порывы тёплого ветерка шевелили листву высоких деревьев, в тёмно-зелёном небе сияла яркая радуга, напевающая с Феей старинный романс:
Душа унеслась, поскитавшись немного
В немых лабиринтах небес...
ПОТОМСТВО
Всё почти наладилось: малыши подрастали, взрослые проникались высокими стремлениями. Никто уже не помнил, какая неодолимая ненависть к роду людскому опустошала их на родной планете.
– Здесь даже воздух наполнен любовью! О, эти чудесные звуки: гул сезонных ветров, шум тёплых дождей с разноцветными снежинками, сферические радуги, поющие с Феей в унисон блатные песни... – восклицали колонисты, не ведая, каким кошмаром это обрушится на них через несколько лет.
Первой в лес ушла пятилетняя Эва. Её искали всей колонией.
– Это моё наказание за утопленное робозверьё! – выла безутешная Мазайка.
Фиолет с надорванным серцем утешал любимую:
– Здесь некому карать тебя за паразитов.
Через год пропал другой малыш. Бедствие стало регулярным. Взрослые окружили поляну изгородью, выставили круглосуточные дозоры, отлупили для профилактики всех ребятишек старше трёх лет. Бесполезно...
– Они слышат песню-призыв и уходят за ней, – сказала на очередном стихийном митинге Прекрасное Полнышко. – Я полчаса шлепала свою крошку, чтобы выпытать эту тайну.
Вспомнив свои ночные бдения в первый год колонизации, ей поверили. В тот же день Вундерgod (так, вслед за Прекрасным Полнышком, теперь называли Вундергада) предложил провести звукоизоляцию жилищ и возглавил работу. Это немного снизило потери, но дети продолжали исчезать.
Всё прояснилось, когда подросло первое прореженное поколение.
– Мы не такие, как вы, мы особенные! – заявили отроки на весь некогда социопатный мир. – Мы дети Отшельника. Нас зачали в гуще его леса. Он наш естественный родитель. Шелестом листвы, пением птиц, звоном насекомых Отец зовёт нас, и мы не в силах предать его.
– А как же ваши пропавшие братья и сёстры – Отшельник сгубил их!
– Вы ничего не понимаете.
Сначала взрослые решили, что им удалось вырастить стаю качественных олигофренов, но жизнь показала, что отроки, аки младенцы, глаголили истину. Оказалось, что колонисты предавались утехам исключительно под сенью тенистых дерев. Лес непостижимым образом участвовал в зачатии нового поколения.
– Сжечь! Сжечь проклятый лес до корней! – потребовали несчастные родители.
– Мы сгорим вместе с ним, – пригрозили дети.
– Бежать! Бежать отсюда немедленно! – предложили самые осторожные, кивая на остов старого катера. – Давайте починим эту развалину и...
– Никуда мы отсюда не улетим! – перебили юные дендромутанты. – Отшельник просит нас остаться.
– Ничего, и вас вылечим, и Отшельнику гостинец оставим, – заворчали отцы, задумчиво глядя на пряжки своих ремней.
После долгих споров пришли к отчаянному решению:
– Нам не победить Отшельника, – признали взрослые. – Или потеряем всех детей, или вместе с оставшимися найдём новую планету.
Поднятые при голосовании руки словно отгородили колонию от сомнений. Стихли последние споры. Несколько минут над поляной стояла мёртвая тишина. И вдруг зазвучал дивный напев. Казалось, он доносился со всех сторон.
– Это Эва, – зашептали подростки, радостно улыбаясь.
– Эва? Моя Эва? – боясь поверить в невозможное, прошептала Мазайка и упала в обморок.
Фиолет склонился над ней, приложил ухо к сердцу, но ничего не расслышал – другим ухом он жадно прислушивался к необычным звукам.
Эва пела завораживающе красиво. Она начала мягко, с низкого звукового ряда. Ажурными переливами её напев неспешно устремился ввысь, увлекая за собой в мир грёз... Озираясь в поисках певуньи, колонисты обратились в слух. В каждом звуке они надеялись расслышать ответ на главный вопрос: «Если Эва жива, значит, и наши дети выжили?»
Словно по команде, малыши медленно, как сомнамбулы, засеменили к лесу. Кто ещё не ходили, поползли, смешно перекатываясь через брошенные игрушки. Под их весом пищалки и скрипелки зубодробительным диссонансом втиснулись в дивный напев Эвы. Женщины очнулись от морока и бросились к своим крохам. Не обращая внимания на вопли, потащили их в звуконепроницаемые хижины. Мужчины, превозмогая зов чужого мира, разогнали по домам подростков. Через пять минут все жилища были замкнуты.
Фиолет затолкал своих девчонок в кухню и, пригрозив страшными карами для их же блага, запер на засов. Закрыв для спокойствия и входную дверь, он помчался к жене.
Едва очнувшись, сквозь туман мутного сознания Мазайка увидела глаза Фиолета. Они были необычного изумрудного цвета.
– Бред, – прошептала она приподнимаясь.
Помотав головой, Мазайка посмотрела на странное создание. Перед ней на коленях сидела девочка с зелёными глазами, длинными косами с вплетёнными в них травами и коричневым телом, прикрытым большими листьями.
– Мама, – раздалось в голове Мазайки.
Фиолет тоже услышал эти слова. Присев рядом с женой, он с неодолимым волнением всматривался в родные и одновременно чужие черты.
– Эва?
– Да, папа.
Пока они разглядывали друг друга, их окружили колонисты. С возродившимися надеждами им было легко признать в странном существе когда-то человеческое дитя по имени Эва. Сначала робко, потом всё с большим накалом родители потребовали ответов:
– Лесик! Эва, ты знаешь, где наш Лесик?
– Алерия! Где наша Алерия?
В общем крике уже невозможно было разобрать слов.
– Полегче! Вы пугаете её, – заступился за дочь Фиолет. – Эва, дети живы?
Девочка кивнула.
– Где они? Идёмте к ним! Немедленно, – потребовали колонисты, глядя на Эву с мольбой и угрозой.
О спешном бегстве с Отшельника не могло быть и речи. Дети живы – это главное. Осталось их отмыть, перемутировать и привить дюжину хороших манер. Чтобы обсудить план действий, все согласились немного потерпеть с поиском пропавших. Вундерgod оглядел колонистов, суровым взглядом призывая к дисциплине, и приступил к дознанию:
– Эва, кто твои родители? – спросил он для порядка.
– Отшельник и Фиолет с Мазайкой, – раздалось у всех в головах.
Ошарашенная телепатическим эффектом, Душелюбка восторженно воскликнула:
– О, милое дитя, как внятен голос твой!
На неё зашикали. Выдержав дисциплинарную паузу, Вундерgod продолжил:
– Где дети?
– Отшельник вернёт их. Но прежде вы должны стать такими же, как мы.
С полчаса на площади стоял страшный гвалт. Кто-то успел охрипнуть, кто-то решил поберечь голос для новых споров. Вундерgod молча смотрел то на бушующих колонистов, то на невозмутимую Эву, защищённую родителями с обеих сторон. Когда шум толпы стих, он задал ей странный вопрос:
– Мы нужны Отшельнику?
– Отшельник нужен вам, – безмолвно ответила Эва.
Вундерgod, чувствуя, что нетерпение колонистов вот-вот прорвётся общей истерикой, снова обратился к Эве:
– Пусть вернёт детей, и мы простим ему наши страдания.
Все закивали, боясь любых задержек. Вместо ответа Эва снова запела. Раздался стук дверей, и из всех домов вышли дети.
– Мы запирали засовы... – с нарастающим недоумением перешёптывались родители.
И вдруг к напеву Эвы присоединились подростки, но их песня была со словами.
– Мы – дети Отшельника, – пели они. – Торопитесь в лес! Станьте такими, как мы, и Отшельник поможет вам...
– Улетаем немедленно, – сначала зашептали, а потом закричали взрослые. – Пока мозги не закипели, пока сердца не надорвались...
Все бросились к одурманенным ребятишкам, но в тот же миг тягучий напев Эвы сделался заклинательным. Из неё вдруг изошла такая волна сковывающего внушения, что взрослые застыли на месте, не в силах шелохнуться. На их наполненных ужасом глазах дети вышли через калитку и скрылись в лесу.
Мазайка и Фиолет, как и остальные, были убиты потерей младших дочерей. Они смотрели на поющую Эву то с ужасом, то с состраданием. Когда девочка замолчала, кто-то крикнул:
– Держите её! Пусть ведёт нас к детям!
Но родители закрыли дочь от разъярённой толпы и быстро увели в хижину. Успокаивать отчаявшихся отцов и матерей пришлось Вундерgodу и Рыдающему Клоуну.
– Мазайка и Фиолет разберутся с Эвой, – уговаривали они колонистов. – Их дочери тоже ушли. Они сделают всё, что возможно. Не будем им мешать.
Крики постепенно стихли, но колонисты не спешили расходиться. Страшно было возвращаться в опустевшие хижины. Мужчины и женщины, не скрывая слёз, впервые вместе истово молились неведомому прежде Богу:
– Господи, убереги детей наших. Пусть Отшельник лукавый не затмит им разум, не искорёжит их тела. Дай сил не отступить в битве за детей, что Ты нам дал.
На восходе светила, озарившего поляну золотистым светом, Фиолет вышел из хижины и бесцветно сказал:
– Эва умерла.
– Нет!!! – откликнулись отчаянным воплем колонисты.
Казалось, что вместе с Эвой умерли не только надежды на спасение детей – в полумёртвом состоянии были все. Только Вундерgod обиженно сопел и ломал голову над вопросом – где и как хоронить Эву.
До вечера колонисты в скорбном молчании сидели у своих хижин.
– Кто это? – вдруг спросил Тошнотворец, весь день наблюдавший за лесом, в котором пропали его сыновья.
Пройдя через внезапно открывшуюся калитку, на Большую поляну ступила женщина. Молодая, стройная, с заплетёнными в длинную косу каштановыми волосами, в длинном зелёном платье из необычной материи.
– Красавица, – прошептал Рыдающий Клоун и ринулся навстречу гостье.
С неуместно счастливой улыбкой он подвёл её к страдальцам.
– Роза? – с недоверием спросил Вундерgod.
Женщины смотрели на «задубелую скромницу» с изумлением. Её преображение потрясло их женское самолюбие, которое даже в самые тяжёлые моменты не исчезает совсем.
– Зачем пришла? – строго спросила Душелюбка.
– Забрать Эву, – с почтением ответила Роза.
В наступившей тишине раздался лязг запираемой на засов двери. Не сговариваясь, несколько колонистов стали стеной перед хижиной Мазайки и Фиолета.
– Опоздала. Господь забрал, – отрезала Душелюбка, вновь почувствовав тягу к душегнобству.
– Знаю. Её надо вернуть Отшельнику.
И тут вся ярость отчаяния вскипела в колонистах диким припадком:
– Ведьма! – взвыли они. – Сжечь её! Сжечь вместе с проклятым лесом!!!
Рыдающий Клоун и Вундерgod стали на защиту женщины. В пылу жестокой свалки колонисты не заметили, как Роза пассами притянула сферическую радугу. На поляну стремительно опустился прозрачный разноцветный купол. Словно зчарованные, все побежали щупать радугу.
Вымазав руки разноцветным туманом, колонисты успокоенными вернулись к площадке, на которой Роза и два её защитника приводили друг друга в порядок.
– Роза, расскажи нам об Отшельнике, – попросил Тошнотворец.
– Зачем Отшельнику мёртвая девочка? Он может её оживить? – с верой во что угодно спросила Фея.
Роза дождалась тишины и поведала колонистам невероятное:
– Эва не умерла. Напротив, она только что вернулась в наш прежний мир. Когда-нибудь и вы, если захотите, снова воплотитесь на Земле. Отшельник поможет вам.
Огорошенные несуразицей, колонисты решили, что Роза свихнулась в лесу от одиночества. Только Вундерgod поддержал её:
– Психопаты нас таки укокошили.
Его заявление было ещё более диким. Чтобы погасить массовый психоз, Рыдающий Клоун сбегал в хижину за КЭПом и включил нужный эпизод. Колонисты с молчаливым одобрением слушали его отчёт о переселении на Отшельник.
История про астро-зятя рассмешила Розу.
– Кто-нибудь видел этого героя, читал его выхлопное сообщение? – спросила она и тут же объяснила, в чём дело: – Эти фантазии из сострадания подарил вам Отшельник.
– Глянь на катер, который нам оставили для экстренного свалинга, – съехидничал Полный Приход.
– Вы были внутри него? – спросила Роза.
Оказалось, что за все прожитые в новом мире годы никто не интересовался транспортным средством. Даже вездесущие дети будто не замечали его. Роза подошла к древней конструкции, ухватила какой-то выступ и без труда оторвала. Из отверстия посыпалась зелёная пыль. Она сыпалась долго. Так долго, что даже самые стойкие оптимисты поняли, что их мир – мираж. Вернее, тленный мираж.
– Нет, – всколыхнул сомнения Тошнотворец. – На Земле социопаты никогда не переведутся. Кабы всех утилизировали, мы бы тут уже по головам ходили.
Душелюбка громко вздохнула и мрачно процитировала классика:
На кладбищах брошенных нет пополненья,
Закончился жизней запас.
Весь мир стал загробным большим поселеньем –
Ну, что же, вперед! В добрый час!
Фея посмотрела на подругу, потом на недоверчивого мужа и воскликнула:
– К чёрту кипиш! Мы наметали тут пропасть дремучих зомби. Не гоните беса – никто нас не урыл.
С жестокостью пророка Роза объяснила:
– Откуда у вас дети? Вы правы – на Земле социопаты не переводятся. Отшельник учёл навыки земных социальных отшельников и вручил вам на попечение души новых утилизированных, как ваших детей.
– Бред, вздор, абсурд... – вскипели колонисты.
Роза задумалась, подыскивая наиболее убедительные доводы. Увидела в стороне беременную и, кивнув на неё, сказала:
– Вы беспечно относитесь к родам, а ведь среди вас нет ни акушеров, ни врачей. За долгие годы никто не поранился, никто не заболел. Напротив, все помолодели.
– Неужели? – хмыкнула Душелюбка, впрочем, без сарказма.
– Кто при жизни был краше, чем ныне?
Глядя на Розу, женщины готовы были согласиться с ней, но Прекрасное Полнышко из вредности заявила:
– Свежий воздух и здоровая пища творят чудеса!
– Вот именно, даже суслики здесь деликатесные, – кивнула Роза. – Мех слаще сахарной ваты, коготки как карамель...
С запинками и извинениями Рыжий Клоун внёс свою лепту в общие сомнения:
– А как же КЭП? Он был со мной в газенЦентре.
– Сотворить для нас деликатесных сусликов Отшельнику было сложнее, – сказала Роза. – И привычная плотность, в которую укутаны наши души, и дети, и механизмы, и десертно-диетическая дичь, и хороводы поющих радуг, и бабочки-великаны... Отшельник балует нас, как любящий отец. Так он лечит наши души.
Почему-то именно деликатесным сусликам удалось убедить колонистов в том, что они в лучшем мире. По другую сторону Добра и Зла.
– А как же дети? – спросила Мазайка. – Как бы там ни было, но мы уже не можем без них.
Роза кивнула ей с сочувствием и утешила, как смогла:
– Отшельник готовит взлелеяных вами детей к новым воплощениям, но хочет, чтобы после жизни они вернулись сюда. Вы можете присоединиться к ним, и Отшельник постарается воплотить вас рядом с ними.
– Стать братьями и сёстрами своих детей? – оторопел Полный Приход.
Все споры закончились глубокой ночью. Прежде чем разойтись, колонисты встали цепочкой от хижины Мазайки и Фиолета до калитки. В скорбном молчании тело Эвы передали Рыдающему Клоуну, который взялся проводить Розу. Впервые покойники торжественно провожали кого-то в мир живых.
– Она вернётся, – утешила родителей Роза.
– Жизнь на Земле коротка, – вздохнул Тошнотворец.
Выразив сочувствие Мазайке и Фиолету, колонисты разошлись по хижинам. К утру всем надо было выбрать или вечную многодетную жизнь в райских кущах, или новое воплощение на Земле для поддержки своих братьев и сестёр во всех человеческих затруднениях.
Роза едва различимой тенью скользила по ночному лесу. За ней с Эвой на руках шёл Клоун. У Отрадного дерева Роза остановилась.
– Дальше я сама.
– Зорька ты моя потусторонняя, – вздохнул Клоун и грустно спросил: – Тоже воплотишься на Земле?
– Здесь столько дел, я совсем закрутилась. Помогай мне иногда.
– Лучше всегда.
Роза чмокнула своего вечного поклонника в щеку, взяла Эву и скрылась за могучими деревьями.
Рыдающий Клоун непроизвольно всхлипнул. Прислонился спиной к стволу и долго стоял, прислушиваясь к звукам зачарованного леса. Думать не хотелось. В голове глюком завис любимый романс Феи:
На мёртвой планете, не знавшей раскаянья,
Промысел Божий угас.
Лишь сонмы покойников кружат отчаянно
Свой восхитительный вальс.
На Земле
Ромуальд Ромуальдович в который раз просматривал голограмму презентации квантовой вселенной «Отшельник-I». Оптимизм на лицах приглашённых казался ему впечатляющим. Их вопросы были в целом разумными. Он отобрал наиболее интресные и подозвал своего заместителя, ведущего специалиста проекта, чтобы обсудить их.
Вопрос: Время в том мире плотнее земного?
Ответ: Примерно в четыреста раз. Вы оплачиваете земные сутки и за это время проживаете год в мире Отшельника.
Вопрос: Оплатив земной год, получаешь четыреста лет полноценной жизни в квантовой вселенной?
Ответ: Да, но вряд ли кто-нибудь сможет оплатить годовой билет.
Вопрос: Попасть в тот мир можно только через эмбрионы?
Ответ: Увы, да. В этом есть и положительный аспект – вас ждёт счастливое детство. Хотя за него придётся выложить крупную сумму.
Вопрос: Почему проводниками-родителями в тот мир стали социопаты?
Ответ: Во-первых, испытания на гражданах Земли запрещены, а психические патологии исключают гражданство; во-вторых, социопаты удивительно упёртые и бесстрашные создания; в-третьих, в мире Отшельника они давно выздоровели и стали заботливыми приемниками наших клиентов. Любого из вас они будут считать своим ребёнком. Впрочем, все подробности лучше выспросить у первых туристов. Сегодня вам ответит Эва, но завтра мы возвращаем ещё несколько человек.
Вопрос: Эти приемники-социопаты когда-нибудь вернутся из квантовой вселенной?
Ответ: Зачем? Социопатия у приемников, конечно, снизилась до приемлемых значений, однако показатели чувствительности, привязанности, сочувствия и преданности зашкаливают. Может ли общество развитого оптимизма позволить им смущать граждан своими заскоками? К тому же им внушили, что они живут в лучшем из миров. По ту сторону Добра и Зла. Так что ответ отрицательный.
Вопрос: Но Роза предложила им выбор...
Ответ: Пустяки. Квантовый мир Отшельника решит эту проблему.
Вопрос: Если приемники выздоровели, у них должен быть выбор. Это вопрос этики.
Ответ: Как неизлечимым в нашей реальности социопатам, им грозила утилизация. Квантовый мир Отшельника позволил утилизировать пациентов с пользой для всего человечества. Этично ли это? Этично ли дарить социопатам бессмертие в обмен на естественные для них родительские обязанности? Несомненно. На этой оптимистической ноте мы закончим нашу встречу.
Ромуальд Ромуальдович прокрутил последний вопрос дважды и обратился к заместителю:
– Роза, найди этого этического умника. Нам пора готовить аборигенов для «Отшельника-II».
_______________________
Стихи Константина Пескова